— Чушь, Тиен, мы оба знаем это. Боль притупится, после и вовсе пройдет. Время лечит даже самые страшные раны, высокородный, уж кому, как не мне знать это? Однажды ты проснешься и обнаружишь, что на улице светит солнце, и птичий щебет так громок, что заставляет сердце биться быстрей и радостней. Если бы я не приблизила тебя, ты бы уже был женат, и, скорей всего, твое сердце принадлежало бы супруге.
— Али…
— Я все сказала, риор, вы можете вернуться к вашему делу. Мне не нужна ваша жертва и ваша жизнь. Да и не поможет это, вы сами знаете. Пройдет немного времени, и меня обвинят в том, что я предала память отца и своего избранника, который оставался мне верен даже тогда, когда все считали меня погибшей. «Такова награда за преданность в Эли-Борге», — скажут соседи, и воспользуются нашей нынешней слабостью, чтобы напасть.
— И все-таки подумайте, госпожа…
— Найдите необходимый мне ответ, риор, — произнесла лиори и отвернулась от адера. — У нас есть только такой выход.
— Мы продолжим поиски, Перворожденная, — услышала Альвия и кивнула, не оборачиваясь…
Не нашли. Лиори знала, что они не пропускают ничего, придирчиво вчитываются в каждую строчку и покидают архив только тогда, когда появляется смена. В последние дни даже литы засели за документами, оставив для охраны госпожи только одного телохранителя, но предки не оставили ни единой лазейки. А потом пришло письмо от одного из соседних лиоров. Альвия прочла его и разразилась площадной бранью. Перворожденный восторгался силой и упорством соседки, поздравлял с победой и со свершившейся местью. «Ваши враги пали под тяжестью справедливого гнева, лиори Альвия. Я рад, что клятва ваша свершилась, и ее гнет больше не тяготеет над вами. Теперь вы сумеете вдохнуть полной грудью. Даже негодяй, так долго скрывавшийся под крылом своего хозяина, наконец, попал вам в руки…».
— Чтоб ты сдох, Энрик! — в ярости закричала Альвия, комкая послание. — Катись в Архон со своим длинным носом!
Она знала, что скрыто под этим письмом. Лиор хотел одним из первых показать свою дружбу госпоже Эли-Борга, потому что впереди была дележка бывшего риората Эли-Харт, отошедшего победителю, и Перворожденный желал получить свой кусок этого пирога. Но чтобы ни желал сосед, ударил он в самое сердце. Они помнили о клятве, ждали ее исполнения, и стребовали ответ за слабость.
— Боги, — всхлипнула Альвия, опускаясь на пол, — мне не оставляют выхода…
Просидев так более часа, Перворожденная поднялась на ноги, села за стол и велела литу, явившемуся на зов:
— Дин-Вара.
Лит исчез, а вскоре появился глава Тайной службы. Он застыл перед лиори, но она не заметила советника. Вар постоял, ожидая, когда госпожа заговорит и, наконец, первым нарушил молчание, потому что Перворожденная так и не подала признаков жизнь. Сидела, подобно каменному истукану и смотрела в пустоту.
— Вы призывали меня, госпожа.
— Я? — удивилась Альвия, очнувшись от своего забытья. — Призывала? — она мучительно поморщилась, вспоминая. — Да… и вправду. Я хочу, чтобы вы…
И лиори опять замолчала.
— Что угодно моей госпоже? — снова напомнил о себе Дин-Вар.
— Угодно, — прошелестела она, вдруг лишившись всяких сил. — Мне угодно, чтобы вы передали…
— Что передал?
— Передали мое повеление…
Советник поджал губы, ожидая приказа, но его так и не последовало, и тогда он произнес это сам, поняв, на что не хватает решимости железной лиори:
— Вы хотите, чтобы я передал повеление о подготовке казни риора Дин-Кейра?
Альвия опять вздрогнула. Она закрыла лицо руками, и до советника донеслось едва слышное:
— Да… Я не… могу.
— Я исполню, госпожа, — тихо ответил Вар.
— Не могу, — повторила Перворожденная, и плечи ее вздрогнули от беззвучных рыданий.
Дин-Вар бесшумно покинул кабинет, не желая быть свидетелем вынужденной слабости сильной женщины. Нет, это не колебало его уверенности в ней, но риору не хотелось смущать лиори своим присутствием. Ее горю соглядатаи были не нужны. Советник вышел за дверь, осторожно притворил ее за собой и привалился плечом к стене.
— Архон, — тихо произнес он и поймал потемневший взгляд лита.
Говорили, что телохранители чувствуют то же, что и она, но так ли это, никто точно не знал. Но сейчас Дин-Вар был склонен в это верить, потому что в глазах лита застыла тоска. Уголки его губ скорбно опустились, и даже вечно развернутые плечи ссутулились, словно под непомерной тяжестью. Впрочем, ощущал ли лит чувства лиори, или просто так давило на ее окружение внутреннее состояние госпожи, советник не взялся бы ответить. Ему и самому было тошно, уж больно непривычно было видеть несгибаемую Альвию такой…
Перворожденная просидела в своем оцепенении, пока за окном не стемнело. Лит тихо вошел в кабинет, приблизился к столу и спросил:
— Зажечь свечи, госпожа?
— Что? — она подняла на него покрасневшие глаза.
— Свечи, — повторил телохранитель, и лиори отрицательно покачала головой.
Альвия поднялась из-за стола и направилась к дверям. Ей не нужны были свечи. Она поднялась в свои покои, остановилась на входе, но вдруг развернулась и устремилась прочь, все более прибавляя шаг. Вскоре лиори уже бежала по коридорам, и за ней молчаливой тенью скользил верный лит. Они спускались все ниже и ниже, пока перед лицом Перворожденной не появилась решетчатая дверь.
— Открыть, — велела она страже. Обернулась к телохранителю и велела: — Останься здесь. Дальше я одна.
Лит послушно остался перед входом в подземелье. Он смотрел вслед госпоже, уже спускавшейся по лестнице, и душа верного воина разрывалась от жалости и сочувствия. Но лиори не видела взгляда телохранителя, она спешила туда, где был скрыт от всех тот, кто владел сердцем и помыслами Перворожденной. За все это время она ни разу не была здесь. Не хотела сорваться и наделать глупостей. Держалась, как бы душа ни просила свидания, а сейчас сдерживаться не стала.
Альвия остановилась перед дверью, ощутив, как гулко бьется в груди сердце. Он взглянула на руки и увидела, как они подрагивают. Лиори прижалась лбом к холодной железной двери, зажмурилась, что есть сил, и протяжно вздохнула. Но уже через мгновение заставила себя отпрянуть и потянуть засов. После открыла дверь и застыла на пороге, вглядываясь в сумрак темницы, подсвеченной факелом. Об узнике хорошо заботились…
Он лежал на узкой лежанке, которая сменила старый тюфяк, но, услышав звук открываемого засова, привстал и замер, увидев, кто пришел к нему. После порывисто встал и произнес краткое:
— Али.
И она сорвалась с места, стремительно приблизилась к нему, но вновь остановилась, на краткое мгновение, чтобы с жадностью вглядеться в дорогое лицо, а после бросилась на шею. Прижалась всем телом и тихо вздохнула, прислушиваясь к взволнованному стуку его сердца, пока живого и горячего…
