Альвия невесело усмехнулась, вспомнив в эту минуту слова Кейра, сказанные о лжи, и отрицательно покачала головой. Он был прав, и теперь, когда горячка оставила ее разум, лиори ясно понимала это.
— Ториан покровительствуют чародеям, — произнесла она. — Чары Ферима легко развеют, и тогда вскроется наша ложь. Цена за нее будет слишком велика. Нам нужен был истинный случай с отменой непреложной клятвы. Иного пути нет. Или изменить условия законным путем, или… исполнить обета. И раз выхода не было найдено… — Альвия не договорила. Она судорожно вздохнула и развернулась к дверям своих покоев: — Идите, высокородные риоры, мне нужно подготовиться.
— Моя госпожа, — лиори обернулась к Дин-Талю. — Я предложил вам исход.
— И я его не приняла, адер, — ответила Перворожденная.
Она вошла в покои, и литы, вернувшиеся на свой пост, заступили дорогу советникам и чародею. Перворожденная не желала сейчас никого видеть, и ее телохранители знали об этом лучше, чем кто бы то ни было.
— Но ведь так не должно все это закончиться! — воскликнул Тиен. — Должен же быть какой-то выход!
— Опасаюсь, что мы бессильны, — вздохнул Дин-Бьен.
— Если хотим иметь госпожу, а не каменную глыбу без сердца, мы должны что-то придумать, — упрямо мотнул головой Дин-Таль.
— Согласен, — задумчиво откликнулся Дин-Вар, Дин-Солт просто кивнул.
— Только времени на раздумья не осталось, — удрученно покачал головой Ферим.
— Тогда не будем терять последние минуты, — решительно ответил Бьен, и риоры с чародеем поспешили покинуть пределы покоев лиори…
Площадь была переполнена народом. Многие хотели взглянуть на того, чье имя так долго проклинали в своих молитвах. Эта казнь была самой ожидаемой из всех, что были ранее. Кто-то ожидал в предвкушении, приготовив гнилые овощи, чтобы кинуть их в поганого предателя. Для кого-то это было развлечением, и хотелось выкрикнуть вслед изгнаннику проклятье, пожелать ему муки Архона, или попросту плюнуть ему в лицо. Но были и те, кто взирал на помост, так еще и не убранный после предыдущей расправы над предателями, с мрачностью и даже неодобрением. Их было немного, но они все-таки были. Те, кто уже знал настоящую историю нападения на господина. И те, кто знал Райверна Дин-Кейра.
Одним из них был Лийен Дин-Итель, бывший помощник Тайрада Эли-Харта и шпион Альвии Эли-Борг. Рядом с ним стояли его люди, выжившие после сечи на Порубежной равнине. Здесь же застыли в хмуром молчании отец и младший брат Райверна — риоры рода Кейр. Советники лиори и их помощники, чародеи, ратники, на глазах которых изгнанник снес голову Эли-Харта, остановив этим беспощадную бойню. И всем было мерзко слушать веселье толпы, но остановить его было невозможно, да и не кидаться же на боржцев за то, что их неведение. Люди продолжали радоваться вернувшемуся миру и порядку на их родные земли. В душах боржцев царило согласие, и им не было дело до того, что кто-то рыдает по скорой утрате.
И уж тем более не могли понять одинокого мужчину — смерда, не скрывавшего своих слез. Он стоял у края площади и не сводил слезившихся глаз с помоста. На него поглядывали, но проходили мимо, впереди ждало более интересное зрелище. И мужчине не было дела до зевак. Его губы шевелились, но с кем невидимым вел беседу смерд, понять было невозможно.
Савер перевел взгляд возвышение, еще так же пустовавшее, как и помост с плахой. Там был установлен трон. Прислужник поджал губы и утер рукавом слезы. Нет, он не злился на Альвию, понимал, что ей не оставили выхода. А вот на хозяина злился. И сейчас мужчина отчаянно бранил своего неугомонного риора, сетовал на его нетерпение и упрямство. Он ругал Райверна и плакал, потому что терял много больше, чем работу.
— Как же так, хозяин? — с тоской прошептал прислужник. — Как же так? Только о себе и думаете, а как же я? О ком теперь буду думать я, о ком заботиться? Как мне жить без вас? — Он вновь стер набежавшие слезы и продолжил ждать, когда появится узник, чтобы в последний раз посмотреть на него и попрощаться…
Первой появилась лиори. Она взошла на возвышение с троном, и площадь взорвалась ликующим ревом. Боржцы любили свою госпожу и приветствовали ее со всем пылом и искренностью, жившими в их сердцах. Перворожденная подняла руку, отвечая своему народу. После села на трон и застыла каменным изваянием, бледным и неподвижным. Это было так странно и даже жутко, что люби в это мгновение были готовы поверить, что их лиори и не человек вовсе. И огонь, пылавший на ее челе, добавлял мистичности облику повелительнице Эли-Борга.
А потом раздался крик:
— Везут! — и площадь ненадолго стихла.
Но когда появилась черная карета, окруженная конной стражей, люди вновь взорвались, но уже не криками восторга, они улюлюкали. Альвия болезненно покривилась. Ей отчаянно захотелось встать и закричать, чтоб все убирались прочь, но она осталась так же неподвижна и молчалива, как и раньше, заставив себя не прислушиваться к крикам черни.
Взгляд Перворожденной следил за приближением приговоренного. Наконец, карета остановилась, стражи спешились и обступили ее. И когда дверца открылась, и узник вышел из нее, взметнулись щиты, укрывая риора от унизительных плевков и прочих гадостей, которые могли кинуть в него — Альвия продолжала заботиться о своем возлюбленного до конца. Ей было лишь жаль, что не может отгородить его слух от тех проклятий и оскорблений, которыми люди поливали изгнанника.
Скорбная процессия добралась до помоста по коридору, освобожденному заранее присланными воинами и зашагала по деревянным ступеням. Но охрана осталась на ступенях, и на помост Райверн встал один. Здесь его встретили подручные палача, но не стали скручивать руки — узник не сопротивлялся. Его взгляд нашел возвышение, на котором находилась Перворожденная, и на губах появилась теплая улыбка.
Альвия стиснула подлокотники трона и подалась вперед, произнеся одними губами:
— Райв…
— Али, — ответили его губы, и лиори застонала, более не в силах выдерживать жуткого зрелища.
Глашатай развернул свой свиток. Он посмотрел на госпожу, но та не спешила позволить говорить, она вообще не смотрела на вестника своего самого худшего из деяний. Глаза лиори не отрывались от приговоренного риора, и он смотрел только на нее, не замечая ни воцарившейся тишина, ни палача, ни плаху, ни топора, воткнутого в нее.
— Народ Эли-Борга, — зычно выкрикнул глашатай.
Он зачитывал обвинение и приговор, а Альвии казалось, что она слышит хохот тварей Архона из пропасти, разросшейся в ее груди.
— Боги, остановите это, — прошептала она, продолжая стискивать подлокотники.
— Имеет ли кто-то возражения против приговора? — произнес глашатай вопрос, положенный процедурой обвинения, и, словно в ответ на молитвы Перворожденной, раздался громкий уверенный голос:
— Я, риор Тиен, потомок высокого рода Таль, возражаю!
— Я, риор Олафир, потомок высокого рода Бьен, возражаю!
