— Ублюдок возвращается, — вдруг охрипшим голосом произнесла лиори.
Высокородный на мгновение замер, ему не нужно было объяснять, кого имеет в виду госпожа.
— Кейр, — сказал Дин-Таль. — Значит, осмелился.
— Он едет во главе посольства, Тиен, — ответила лиори.
— Я заставлю его затеять ссору, — мрачно усмехнулся риор. — Если зачинщиком станет он, я буду иметь полное право убить его на поединке…
— Нет, — Перворожденная мотнула головой. — Эта тварь моя и только моя.
— Моя госпожа отнимет у меня честь преподнести ей голову предателя?
— Он мой!
Альвия стремительно развернулась и обхватила подбородок высокородного в жесткий захват пальцев, вынудив мужчину склонить голову.
— Он мой, — повторила она, твердо глядя в глаза Дин-Таля. — И я всё равно пока не могу добраться до гадины. Но он сдохнет, клянусь кровью Боргов, предатель сдохнет в муках. Пока он счастливо избежал всех покушений, но бегать вечно не сможет. Я приговорила его, и я же заберу его жизнь. Она принадлежит мне по праву. Ты услышал меня, Тиен Дин-Таль?
— Услышал, лиори, — ровно ответил высокородный.
Они еще некоторое время мерились взглядами, и Перворожденная вдруг прижалась к мужским устам в злом остервенелом поцелуе. Она выплескивала свою ярость через это короткое соприкосновение, прикусила губу любовнику и отпрянула, ощутив на языке вкус его крови. Риор не поморщился, лишь утер рот тыльной стороной ладони.
— Тебе нужно успокоиться, Альвия, — сказал Дин-Таль, наблюдая за тем, как Перворожденная облизывает губы.
— К его появлению я буду холодна, как первый снег, — криво усмехнулась лиори.
— Я чем-то могу помочь Первородной? — тон риора был ровным, но Альвия уловила знакомую нотку. Смысл вопроса не укрылся от женщины, но она лишь отмахнулась:
— Нет, ты расслабишь меня, а я хочу быть твердой, как сталь.
— Ты всегда тверда, сердце мое, — Тиен все-таки позволил себе вольность, однако Перворожденная не обратила на это внимания.
Она вновь посмотрела на высокородного, протянула руку и провела ладонью по его щеке. И вопрос, вдруг сорвавшийся с ее языка, оказался неожиданным:
— За что ты любишь меня, Тиен?
— Мне сложно дать ответ, — ответил он. — В тебе нет изъяна, сердце мое. Ты — совершенна.
— Ты слеп, риор, — усмехнулась Альвия, отступая от Тиена.
— Иной слепец видит больше зрячих.
— Но я не люблю тебя, — она обернулась, на лице риора не отразилось никаких чувств. Он смотрел выше головы лиори. Наконец опустил на нее взгляд, и в глазах высокородного мелькнула затаенная боль.
— Я готов довольствоваться только своей любовью, Перворожденная, главное, что ты засыпаешь в моих объятьях.
— Что будет, когда двери моей опочивальни закроются для тебя?
Их взгляды скрестились, и Дин-Талю показалось, что он услышал лязг стали.
— Моя душа принадлежит моей госпоже, — вдруг севшим голосом ответил Тиен. — Она принимает решение, казнить или миловать своего пса. Но, даже подыхая, пес остается верен своему хозяину. Моя преданность неоспорима.
Альвия вернулась к риору, вновь ухватила его за подбородок и заставила склониться к себе. Ее пытливый взор некоторое время изучал глаза высокородного. Он молчал и ждал, что скажет лиори. Но она промолчала. Выпустила лицо мужчины из захвата и вернулась к столу. Присела на его край и поманила риора. Высокородный приблизился, однако новых попыток обнять лиори не предпринял, понимая, что минуты откровений закончены.
— Ты старший над моей ратью, Тиен, — Альвия провела ладонью по поверхности стола, затем сжала его край и подняла взгляд на Дин-Таля. — О чем говорят мои воины, каковы их помыслы? Ходят ли опасные разговоры? Не обленились ли они за время мира и покоя, царящих в Эли-Борге?
Высокородный склонил голову.
— Ваши воины всегда готовы к войне, лиори, — ответил он.
— Меня волнуют пограничные крепости. Давно ли ты проверял их?
— Мою госпожу что-то тревожит? Слухи, донесения? По моим сведениям, которые я получаю два раза в месяц, нареканий нет. Дозоры исправно объезжаю границу, воины не разнежены, их дух силен. Стычек с горцами не происходило уже давно…
— Это-то и смущает, — задумчиво произнесла Альвия. — Еще и это посольство. И его глава, — последнее слово вышло резким, и чело лиори опять помрачнело. — Разошли по крепостям гонцов, Тиен, пусть будут внимательней.
— Да, лиори, — риор прижал ладонь к груди и поклонился. — Я могу быть свободен, или есть еще повеления?
— Пока всё, — ответила Перворожденная. — Ты можешь идти.
Бросив на госпожу последний взгляд, высокородный удалился, и Альвия вновь осталась одна. Сейчас, когда никого рядом не было, она позволила себе ссутулиться, опустила голову и закрыла глаза. Перед внутренним взором Перворожденной встала арена, где всегда тренировались воины. В Борге арен было несколько, и одна из них была отдана юнцам, за которыми смотрели наставники…
— Али! Али уходи! Али, не поддавайся, он заманивает, Али!
Юная Альвия вскрикнула и упала на спину. Над ней склонился риор, превосходивший ее возрастом всего на пару лет. Его темно-медные волосы были собраны в хвост, на раскрасневшемся лице выступили капли пота, и глаза лихорадочно сияли азартом схватки. Губы риора кривились в ухмылке. Острие меча юноши упиралось в грудь Перворожденной, клинок девушки, выбитый из ее рук противником, лежал на расстоянии вытянутой руки.
Альвия скосила глаза на узкий меч, после вновь посмотрела на риора. Он протянул руку дочери лиора, чтобы помочь встать, и девушка улыбнулась ему… А в следующее мгновение оттолкнула рукой его меч, порезав ладонь, сбила юношу на землю сильным ударом ноги под колени, и перекатилась к своему оружию. Тут же схватила его и вскочила на ноги, опять готовая к схватке.
— Загляделся на красивые глазки, Райв? Умница, дочь!
Лиор смеялся, не скрывая издевки над незадачливым юнцом. Альвия приподняла уголки рта, обозначив улыбку, и риор, сжав губы, бросился на нее, не желая сдаваться. Мечи скрестились, оповестив всех, кто находился на арене, что схватка возобновилась. И вновь зазвучал голос лиора. Его указания были сухими и четкими, словно удары хлыста. Наставник юного риора вторил Перворожденному, направляя подопечного. На арене не было поблажек, никому и никогда. Всегда равное отношение, всегда жестко, порой жестоко, но из юнцов отковывали воинов, которые шли до конца, забыв о ранах и боли.
И лиор так воспитывал дочь. В учебных схватках для нее не доставали деревянных мечей, чтобы не поранить девочку, палки были забыты с десяти лет. Альвия была на равных с мальчиками, теперь юношами, и когда острая грань скользила по ее телу, Перворожденная лишь сильней стискивала зубы.
