— Не выдам, — с готовностью кивал Дин-Таль.
— Вот и славно, — заметно расслаблялся Стин. — А то ж совестно. Клятву дал, а сам сразу и выдал. Совсем дурной я стал. Старость, видать, пришла. Вот раньше, хоть режь, а слова из меня лишнего не вытащишь. Парни в моей сотне так говорили: Стин, мол, как крепость, приступом не возьмешь. А сейчас, вон, рот не закрывается. А когда-то рохты меня взяли, так ножом резали и огнем жгли, а я им ни словечка, только бранил и высмеивал. За то меня хозяин и приветил. Стойкий я.
— Это всё одиночество, — покивал Тиен.
Стин усаживал пленника за стол, привязывал его к стулу, но руки оставлял свободными, чтобы риор мог сам пользоваться ложкой во время еды, да и опасаться великану было нечего. Он не видел угрозы в своем подопечном. На этом стуле Дин-Таль и проводил свой день. Страж отвязывал его, чтобы сопроводить по нужде, или же для того, чтобы пленник лег спать. Но на кровати его вновь ожидали путы.
Адер быстро нашел слабые места Стина и начал ими беззастенчиво пользоваться, всё больше завоевывая доверие бесхитростного мужчины. За неимением собственной семьи, бывший ратник Эли-Борга любил семейство своих хозяев, воспринимая их почти, как родных. Дядя покойного лиора был для Стина хозяином, а вот сын его уже не имел того ореола власти и почитания, которым был окружен старший риор Дин-Борг. Для телохранителя он стал, скорей, любимым племянником, а вот Ирэйн, родившаяся и росшая на его глазах, явно воспринималась, как внучка. О ней Стин мог говорить часами, вспоминая совсем несмышленую малышку, ковылявшую по замковому двору, и юркую девчушку, которую порой искали всем замком, и подрастающую девицу с любопытным взором.
— А забавная какая! — хохотал Стин, утирая слезы. — Малявка еще, а нос задерет, подол платьишка пальчиками прихватит и за матушкой следом, такая важная, куда там лиори. А глазенки хитрые-хитрые. Ох, и посмеивались мы украдкой, чтобы не увидала. А как обидится, так ножкой и топнет.
— Дети прелестны, — соглашался Дин-Таль.
— А выросла-то какая…
— Настоящая красавица, — кивал адер, надеясь избежать новой волны воспевания маленькой дряни.
Однако Тиен быстро справился с неприязнью, и даже начал сам восхвалять Ирэйн, чем окончательно расположил к себе стража. Риор даже готов был поклясться жениться на ней, если только это принесет ему желаемую свободу передвижений. И все-таки Стин продолжал держать пленника на привязи, даже привязывал к себе, когда выводил по надобности. Дин-Таль тихо скрежетал зубами, но пока удерживался от просьбы дать ему свободу хотя бы в такие минуты. На все нарочитые вздохи адера его страж отвечал:
— Вот вы, высокородный риор, сразу видать, что знатный. Уж больно нежный, а мне так и плевать, что вы там делаете, я всякого навидался.
— Дери тебя твари Архона, — ругался себе под нос Дин-Таль и вновь покорялся, не рушить укрепить еще хрупкую связь между собой и своим охранником.
Так они прожили четыре дня после того, как Тиен вернулся в сознание. Похлебка Стина и вправду была питательной, риор быстро восстанавливал силы. Впрочем, высокородные всегда отличались особой выносливостью, доставшейся им от предков и закаленной обучением. Как бы ни усмехался страж, но неженками риоры не были. И если на второй день Дин-Таль усидел на стуле только благодаря веревкам, то на третий он уже почувствовал, что способен к самостоятельному передвижению, и тогда впервые попросился в уборную, которую Стину заменяла отхожая яма за домом.
Оказавшись на улице, адер огляделся. Вдали виднелись крыши какой-то деревеньки, вокруг дома шумел лес, большего Тиен не рассмотрел. И все-таки он уже знал из болтовни своего охранника, что где-то рядом Борг, и это не могло не радовать. Однако покладистость пленника, хоть и радовала стража, но доверия, конечно, не было. Четвертый день ничего не изменил, путы не исчезли, хотя Стин уже воспринимал риора, как своего жильца, а не узника.
— Вот приедет лейра Ирэйн, тогда и развяжу, терпите, — наставительно говорил великан, заметив, как Дин-Таль кривится от натиравших веревок.
— Мне не терпится отблагодарить прекрасную Ирэйн за ее доброту, — уверял Тиен, глядя на Стина честными глазами. — Хотя, нет. Так я выдам тебя, поэтому я ни слова ей не скажу о своей благодарности.
— Правильно, — важно соглашался страж. — Хотя ведь спасла, но уж такая скромная она, не сознается. Да и дама теперь замужняя… Да, нельзя ее выдавать.
— Ну, что ты, Стин, лейра Ирэйн вызывает во мне такие чувства, что я, скорей, задушу ее в дружеских объятьях, чем выдам мужу, — искренне отвечал Дин-Таль.
— Ой, и не хорошо это, конечно, — качал головой великан. — Мужняя ведь жена. Я вот думаю, как она своему хартию-то объяснять будет? Она хоть и добрая женщина выросла, а ведь супруг-то не поймет. Как быть, ума не приложу.
— Нельзя, чтобы он узнал о том, что его жена проявила заботу о чужом мужчине, — согласился адер. — Зачем им ссориться вскоре после свадьбы?
— И вовсе не за чем. Только ведь не по любви за него пошла. Чую, сердечком она вас любит. Но раз уж Боги соединили мою лейру с хартием, стало быть, так угодно покровителям нашим. — Мужчины дружно вздохнули, правда, каждый о своем. Стин вдруг вскинул голову и внимательно посмотрел на адера: — А вы, высокородный риор? По сердцу ли вам хозяйка моя?
Дин-Таль прикрыл глаза, скрывая истинные чувства, и ответил:
— Ирэйн всегда была для меня милой девочкой, я совсем не знал ее. Теперь всё иначе.
— Как это?
— Ну… — адер открыл глаза и посмотрел на стража. — Она спасла меня.
— Да и лиори больше нет, чего уж теперь, — пожал плечами Стин. — Раньше-то вас она подле себя держала, а теперь вы свободны. А лейра моя такая уж хорошая, такая ладная, и вы ей по сердцу, только вот муж ее, пропади он пропадом. А так бы у вас и всё сладиться могло. Вишь как, она была свободна, так вас Перворожденная не отпускала от себя, а теперь наша девочка еще пуще вас повязана.
Тиен поперхнулся, слушая стража. Лиори держала подле себя? Не отпускала? Не удержавшись, риор коротко хохотнул. Да будь его воля, он бы сам себя привязал в Альвии, только бы не вздумала прогнать!
— Чего смеетесь? — обижено засопел великан. — Или над госпожой моей потешаетесь? Так ведь я за нее…
— Успокойся, — резко приказал адер, и Стина притих. — Я не высмеиваю Ирэйн. Меньше всего мне хочется над ней смеяться.
— Тогда чего…
— Превратности судьбы, — солгал риор. — Ты прав. Когда она была свободна, несвободен был я. Теперь я лишился моей госпожи, но лейра связана браком. И все-таки она приказала вытащить меня из свары, и поэтому я всё еще существую.
Тиен замолчал. Он отвернулся в сторону мутного окна и некоторое время рассматривал качающуюся ветки, свисавшую почти до земли.
— Так по сердцу… — начал было Стин, но адер прервал его неожиданным своим вопросом:
— Скажи мне, верный воин Эли-Борга, а по сердцу ли тебе то, что случилось с лиори? Ее ведь предали. По сердцу ли тебе предательство, Стин?
