— Ненавиж-ш-шу, — прошипел Тайрад, стискивая кулаки.
Смерть лиори? Какая мелочь! Ее жизнь всего лишь досадное недоразумение, которое легко устранить, если больше никого не подпускать к боржской суке. Смерть ублюдка — вот истинное удовольствие, вот наивысшее блаженство. Стоны его непрекращающейся боли могут стать слаще стонов самой искушенной любовницы. О, да-а-а! Этим можно будет насладиться по-настоящему. Любовная услада? Постельные игрища? Сундуки с золотыми слитками? Новый риорат? Всё за жизнь твари Райверна! Всего лишь день его мучений, и больше ничего не надо… ничего!
Тайрад сорвался с места и помчался по собственному замку. Он не замечал поклонов, не слушал приветствий, кажется, кого-то сбил по пути. Плевать! Пусть катятся в Архон, их господину не до такой мелочи, как здоровье его подданных. Необузданное слепое бешенство вело лиора в подвал Харта, потому что именно там обитал тот, кто мог утолить бушевавшую злость.
Лиор сбежал с лестницы, свернул в узкий коридор, даже не заметив, как миновал его, и свернул на другую лестницу, скрытую от чужих глаз. Прогрохотал по ней, стремительно спускаясь под землю, и заорал:
— Грэйд!
Дверь в конце короткого коридора открылась, и на лиора взглянули белесые глаза слепца. Бескровные тонкие губы растянулись в улыбке, превратив рот в узкую щель, и чародей склонился перед господином. Но Тайраду было не до любезностей, он ворвался в обиталище Грэйда, оттолкнув того с пути, и только тут шумно выдохнул, пытаясь привести мысли в порядок.
— Что угодно моему господину? — без долгих предисловий спросил хозяин подземных покоев.
Перворожденный обернулся к нему и окинул неприязненным взглядом.
— Мне нужна твоя помощь, — произнес лиор, продолжая рассматривать иссохшую фигуру в мешковатом балахоне грязно-белого цвета.
Грэйд и сам был такой же, как его одеяние: блеклый, неопрятный и неприятный. Он почти никогда не покидал своего логова, скрываясь от света солнца и ясного дня. Даже по ночам он редко выходил из подземелья, если только нужда гнала его куда-то. Тайрад знал лишь, что чародей иногда наведывается на погост, об остальном Грэйд умалчивал, а его господин не спешил узнать. Порой Эли-Харту казалось, что в его замке обитает живой мертвец, но чародей был живым, и это могли доказать слуги, приносившие в подземелье целые подносы снеди, а спустя некоторое время забирали посуду, на которой не оставалось ни крошки. Грэйд поглощал еду в невероятных количествах, но даже не прибавил в весе.
— Куда всё девается? — как-то полюбопытствовал лиор.
— Уходит в силу, — ответил чародей.
Он и вправду был силен. Могущественный черный колдун, способный управлять тварями из иного мира. Наверное, они и высасывали Грэйда досуха. Когда Тайрад пришел к такой мысли, он задумался — а действительно его чародей может кем-то управлять, или же мерзкие создания позволяют повелевать им, забирая за это саму жизнь колдуна? После этого страх, который в тайне испытывал лиор, пошел на убыль. Теперь Грэйд не казался ему таким уж великим, но он был способен исполнять желания, и это было то, в чем Перворожденный нуждался.
А сейчас он более всего нуждался в том, чтобы избавиться от душившего его бешенства. Оно мешало думать, мешало вдохнуть полной грудью.
— Что угодно моему господину? — снова спросил Грэйд, заметив, что лиор замолчал.
— Мне нужна жизнь Райверна Одела, — ответил Эли-Харт. — Немедленно! Я хочу, чтобы он прямо сейчас сдох, корчась в муках!
— Это невозможно, — со скорбной улыбкой ответил колдун. — Мой господин знает об этом. Я отдал много сил для того, чтобы пробудить злобу в душах нужных вам людей.
— Тот, кто склонен к предательству, предаст и без излишних усилий, — отмахнулся Тайрад.
И все-таки это была правда. Лиор знал, что добьется от заговорщиков того, что ему нужно, но Грэйд помог подтолкнуть их к принятию нужного решения, усилив чарами затаенную ненависть, зависть, обиду — всё, что скрывали человеческие души. Однако это был не тот ответ, на который рассчитывал Перворожденный.
— Прокляни! — воскликнул он. — Сглазь, нашли порчу! Ну, хоть что-нибудь!
— Чары не причинят этому риору вреда, — мягко ответил колдун. — Дайры позаботились о своем друге. И его кровь. Кому, как не вам, господин, знать о том, что высокородная знать почти невосприимчива к волшбе. Клинком их сразить проще, чем заклинанием.
— Но боржская гадина опоила его, и чары ее чародея подействовали, Райв сам мне рассказывал об этом…
— Всего лишь зелье, — улыбка Грэйда снова была мягкой, почти добродушной.
— Зачарованное! Хотя он говорил, что на ее вопросы не ответил…
— Стало быть, он скрывал не то, о чем его спрашивала лиори, — Грэйд приблизился к Перворожденному, и тому показалось, что он почувствовал запах тлена. — В любом случае, это всего лишь верно составленный сбор из трав. Вы похожим опаиваете своих гостей. В нем нет ни черной, ни белой волшбы, оттого риоры оказываются беззащитны.
Эли-Харт некоторое время сверлил чародея взглядом исподлобья, наконец, вскинул руки и вскрикнул в ярости:
— А! Как же ты меня сейчас бесишь, Грэйд!
Он сорвался с места и сделал несколько быстрых шагов прочь от колдуна. Это было продиктовано не столько злостью, сколько желанием не вдыхать отвратительный запах гниения. Впрочем, лиор не мог поклясться в том, что тошнотворный смрад и вправду исходит от его чародея, но воображение уже соткало его, и теперь Перворожденный задыхался.
— Почему я не могу получить того, чего так страстно желаю?! — воскликнул Тайрад. — Мне нужна была жизнь Альвии, но она всё еще топчет землю… Мою землю! Я хочу извести предателя, но не могу добраться до него! Я хочу, чтобы мой колдун исполнял мои приказы, но слышу от него — нет! В Архон!
Грэйд склонил голову к плечу и некоторое время всматривался в лиора. Эли-Харт бросил ответный взгляд на колдуна и снова передернул плечами. Отвратительные глаза, жуткие, затянутые бельмами, но не слепые. Грэйд видел, и видел намного больше своего господина. Он легко читал душу Перворожденного, видел все его помыслы, мог предугадать очередную просьбу. И в Харт он пришел сам. Тайрад не выбирал колдуна, колдун выбрал Тайрада. Он пришел и остался, пообещав стать лиору первым помощником. Сам определил себе место будущего логова и засел в нем, творя свою черную волшбу. Извел прежнего чародея, который пытался избавиться от неожиданного соперника, заставил замолчать недоброжелателей и начал служить Перворожденному.
Грэйд действительно оказался полезен, лиор быстро оценил его могущество, возраставшее день ото дня. И чем сильней становился колдун, тем больше выцветал его облик, тем реже он поднимался из подземелья, и тем обильней становился его стол. Под Хартом засел паук, пугая обитателей замка своим видом и возможностями. Люди придумали себе Грэйда, наделили силами, которых у него не было, раскрасили бесцветный образ черными и красными тонами. Они боялись колдуна, и господина это устраивало. Так было проще держать в повиновении и знать, и челядь. Еще одна плеть в руке Перворожденного. Да, колдун и правитель поладили.
