— Боги, — прошептала Ирэйн и закрыла глаза. — Зачем? Не надо, прошу…
Но душа не желала слушать разум. Она страдала и плакала, восторгалась и летела вслед дымке воспоминаний, заставляя сердце биться чаще от одной мысли — он был здесь…
— Довольно, — простонала Ирэйн, пряча лицо в подушке. — Я не могу до сих пор любить его, не могу…
Но, кажется, любила, если так и не смогла остаться равнодушной к его появлению. Протяжно вздохнув, женщина опять перевернулась на спину и уставилась незрячим взглядом в потолок. Она вспоминала вчерашний день и те несколько минут нежданной встречи, что судьба подарила узнице, словно решив посмеяться над сонным покоем в ее душе.
Он совсем не изменился. Был по-прежнему красив настолько, что казалось, равных ему не сыщется во всем свете. Время не оставило в облике высокородного риора своего следа, впрочем, и прошло-то всего несколько лет…
— Целая вечность, — возразила сама себе Ирэйн. — Это все было в другой жизни, тысячу лет назад.
Она усмехнулась, откинула одеяло и села на своем жестком ложе. Зябко поежилась и побрела к тазу с ледяной водой. Жаровня давно остыла, за всю ночь лейра не подбросила в угли ни единого полена. Холод полз по полу, обжигал босые ноги, но лейра заставила себя дойти до таза, погрузила ладони в воду, подернувшуюся тонкой корочкой льда, и, фыркнув, умыла лицо. Ледяная вода придала бодрости, изгнав из головы ночной дурман.
Когда явился смотритель, узница успела заправить постель, одеться и собрать волосы в пучок. После разожгла жаровню и, сев рядом с ней, протянула руки к огню. Она не повернула головы, когда послышался звук отодвигаемого засова, уже знала, кого увидит.
Смотритель приходил к ней и вчера вечером, сам принес ужин и сидел рядом до тех пор, пока ни понял, что узнице не лезет кусок в горло под его пристальным взглядом.
— Что вы хотите увидеть, риор Дин-Шамис? — спросила его Ирэйн.
— Я пытаюсь разгадать вашу тайну, лейра Дорин, — ответил он.
— У меня не осталось тайн, — сказала она, отщипывая хлебный мякиш.
— Вас смущает мой взгляд?
— Да, — кивнула Ирэйн, и он отошел от стола, но темницы не покинул. Когда узница все-таки втолкнула в себя часть принесенной еды и отодвинула тарелку, смотритель вернулся. Он снова сел напротив и, скользнув взглядом по тарелке, повторил вопрос:
— Что вы таите, лейра Дорин?
— Я не понимаю вашего любопытства, — ответила она. — Все мои тайны имеются у вас в документах и в указаниях госпожи. Иных тайн нет.
— Отчего встреча с советником привела вас в сильное волнение?
Узница ответила раздраженным взглядом и поднялась из-за стола. Она отошла к окошку и устремила взгляд в темнеющее небо, маленький лоскут которого могла видеть в крошечный прямоугольник с решеткой. Шаги Шамиса женщина услышала, но оборачиваться не стала, надеясь, что он не тронет ее. Не тронул. Встал за спиной и некоторое время хранил молчание.
— Почему вы не отвечаете? — наконец спросил он.
— А что отвечать? — спросила в ответ лейра. — Риор Дин-Таль напомнил мне об утраченной жизни. Я не ожидала этой встречи, потому она заставила меня вспомнить прошлое. Теперь я успокоилась, надеюсь, успокоитесь и вы. Мне не хочется говорить об этом.
— Он хорош собой, — после короткого молчания вновь заговорил смотритель. — Уверен, вы, как женщина, не могли этого не отметить.
— Да, риор Дин-Таль красив, — Ирэйн обернулась и посмотрела в глаза Шамиса. — К чему эти вопросы?
— Он не должен встать между нами, — ответил риор. — Вы слышите меня?
— Да о чем вы?! — в недоумении воскликнула узница.
— Вы назвали его по имени, — произнес Дин-Шамис. — Слишком личное обращение для простого знакомца. А после бились в истерике. У вас есть тайна, Ирэйн, но я согласен оставить ее вам, если вы будете благоразумны.
Затем развернулся, забрал поднос со стола и ушел, больше ни разу не обернувшись к узнице. Она еще некоторое время смотрела вслед смотрителю, силясь понять смысл его слов, а после горько рассмеялась, осознав, что риор Дин-Шамис ревнует ее к мимолетному видению.
— Боги! — воскликнула лейра. — Какая чушь!
И вправду чушь! К Дин-Талю ее ревновал муж, ревновал любовник, о котором Ирэйн сожалела столь же сильно, как и о том, что ввязалась в грязную интригу Лирна, теперь еще ревновал и вовсе ненужный ей мужчина. И только Тиену Дин-Талю не было до лейры никакого дела, хотя его единственного она любила со всем неистовством, на какое была способна.
— Это просто издевательство какое-то, — всхлипнула сквозь смех узница, но оборвала саму себя, покачала головой и повторила: — Чушь.
И вот ее тюремщик явился вновь. Он поставил на стол поднос с завтраком, и лейра не удержалась от шпильки:
— Вы решили стать моим прислужником, риор Дин-Шамис?
— Я готов стать для вас многим, Ирэйн, — ровно ответил он. — Скажите, да, и вы убедитесь в этом.
Узница промолчала, не спеша откликнуться на чаяния тюремщика.
— К чему это упорство, когда я могу дать вам многое? — спросил Шамис, не сводя с нее взгляда.
— Вы обещали дать мне время, — напомнила женщина, снова отворачиваясь к маленьким язычкам пламени.
— И я держу свое слово, хоть и не вижу в этом смысла, — ответил мужчина, подходя ближе. — Вы — бесправная узница, отверженная и оставленная в этой крепости до конца ваших дней. Что ожидает вас? Ничего. Тихое помешательство от бесконечной череды повторяющихся дней. Ни радости, ни счастья — ничего, что сопровождает жизнь лейры за стенами темницы. Вы еще молоды и привлекательны, ваше тело жаждет мужских ласк. И не вздумайте говорить, что это не так. Вчера вы дали мне возможность убедиться, что вовсе не холодны. В вас сокрыт огонь, Ирэйн, но он угасает, я же хочу вновь раздуть его…
— Довольно, риор Дин-Шамис, — произнесла узница, поднимаясь на ноги.
Затем ухватила стул на спинку и отнесла к столу, где ее ожидал завтрак.
Женщина рассмотрела то, что принес ей смотритель, и усмехнулась — завтрак был изыскан.
— Вы балуете меня, — сказала она.
— И готов много сделать для вас, Ирэйн, — ответил он и сел напротив, как и за день до этого.
Узница мазнула по смотрителю взглядом и покачала головой.
— Чем вы недовольны, Ирэйн?
Женщина не ответила, она глядела на поднос и думала, что стоит отказаться от очередного подношения, что это станет новым витком пут, которые накидывает на нее риор, но тюремная пища приелась настолько, что сейчас вдруг вспомнились булочки, которые пек кухарь в ее родовом замке. Ребенком Ирэйн отказывалась от них, не любила и даже плакала, когда нянька или матушка настаивали. А теперь ее рот наполнился слюной при одном воспоминании.
Лейра гулко сглотнула и отщипнула кусочек от похожей круглой булочки, лежавшей на серебряной тарелочке. Она отправила кусочек румяной корочки с чуть сероватым мякишем в рот, закрыла глаза и тихо вздохнула, наслаждаясь вкусом. Почти как дома, как в далеком и безоблачном детстве…
