— Доброго утра, лейра Дорин, — произнес страж.
Узница закрыла глаза и облегченно выдохнула — смотритель не пришел. Вчера, притащив лейру в ее темницу, риор Дин-Шамис оставил ее почти сразу, лишь одарив пристальным взглядом. Желваки его ожесточенно двигались на скулах, выдавая ярость мужчины, но он так больше ничего и не сказал, просто втолкнул ее в открытую дверь, после запер и ушел. Но через четверть часа явились стражи и забрали все: и то, что дал узнице смотритель, и то, что велела выдать кузине лиори. О том, что лейра голодала целый день, кажется, даже не вспомнили, потому что она не получила и куска черствого хлеба.
На эти лишения Ирэйн ответила равнодушием. Она свернулась в клубок под колючим одеялом, которое бросили на тюфяк, закрыла глаза и так пролежала около часа. Слезы беспрестанно катились из глаз, и вскоре от них начало щипать кожу. Узница не обратила внимания и на это. Она старалась вообще ни о чем не думать, чтобы дать себе хоть какое-то отдохновение, но мысли все равно прорывались сквозь вязкий заслон безразличия. И как бы ни сопротивлялась им, но через какое-то время рваные клочья размышлений собрались воедино. Перед внутренним взором Ирэйн появился мужчина, подарившей ей ни одну грезу, но не давший и малой толики надежды на их воплощение…
— Тиен, — прошептала она, но еще сильней сожмурила глаза и мотнула головой.
Нельзя! Лейра Дорин уже шла этой дорогой и знает, что на ней нет жизни, одни лишь камни и пыль лживых грез. Она слишком долго забивалась в глаза, мешая увидеть действительность. Теперь Ирэйн прозрела и точно знала, что в ее жизни нет места риору Дин-Таля. Она всегда была для него лишь сгустком воздуха, через который он смотрел, не замечая ни влюбленного взгляда, ни восхищения, ни затаенной надежды. Теперь же и вовсе превратилась в призрак…
— Ирэйн, что вы скажите? — прошептала женщина, вспоминая их последнюю встречу.
Не отмахнулся, не удовлетворился ответом Шамиса. Он хотел услышать ее, ненавистную изменницу…
— Зачем? Ему ведь безразлична моя участь. Ему всегда была безразлична моя участь. Я ему безразлична, — закончила узница и плотину равнодушия прорвало.
Женщина перевернулась на живот, уткнулась лицом в сложенные руки и разрыдалась. Совсем по-детски, со всхлипами и подвыванием. Ей было жалко себя, невозможно жаль. И обидно, что смогла привлечь внимание любимого мужчины лишь своим несчастьем. А еще горько, что из всех мужчин, которые увлекались ей по зову сердца или по чужому наущению, не оказалось одного-единственного, которого так хотелось увидеть рядом. И было невозможно стыдно перед Лоттом за эти слезы и мысли.
— Прости меня, — надрывно всхлипывая, произнесла лейра. — Я опять изменяю тебе. Прости меня, Лотт. — Со злостью ударила кулаком по тюфяку и сварливо проворчала: — Проклятые мысли… Прочь!
Но мысли не исчезли, и она вновь и вновь вспоминала взгляд советника, направленный на нее. В нем было участие, оно точно было, ей не показалось. «Вы сейчас лжете. Зачем?».
— Затем, что у меня осталась гордость, риор Дин-Таль, и я не буду жаловаться вам, прошептала женщина. — Да и что вы сможете сделать? Даже если расскажите лиори, когда вернетесь в Борг, что станется со мной за это время? Нет, риор советник, в моих жалобах нет смысла. Лучше уж считайте, что я сама во всем виновата, чем вы ощутите ответственность за мою судьбу, а после вину, что не сумели мне помочь. А впрочем… вам будет не в чем винить себя. Все лишь кара настигла преступницу, как вы того хотели.
Она промучилась до рассвета. Тряслась от холода и вела свой диалог с призраками. Это было столь привычным, что даже не казалось неправильным. И лишь под утро, когда пальцы заледенели и не гнулись, когда ноги отказывались держать ее, охваченные крупной дрожью, Ирэйн перестала отворачиваться от плаща смотрителя. Накинула его, после замоталась в одеяло и, наконец, немного согревшись, провалилась в тяжелый сон.
И проснулась, спустя три часа, от грохота отодвигаемого засова.
— Идемте, лейра Дорина, — сказал страж, глядя на дрожащую женщину.
— Н-не х-хоч-чу г-гул… гуля-ть, — выбивая зубную дробь, ответила Ирэйн.
— Идемте, — повторил страж гораздо тверже.
— В-бог-ги, — выдохнула узница и попыталась подняться с тюфяка.
Вышло это не с первого раза, ноги не слушались. Слабость была неимоверной.
Ее колотил озноб, першило в горле, и глаза самой лейре казались забитыми пылью. Страж все это время стоял у дверей и ждал. Он не спешил помочь, но за это Ирэйн не обиделась. В конце концов, его заботой было следить, чтобы узники не совершили новых преступлений, но не нянчиться с ними.
Наконец, женщина утвердилась в вертикальном положении и, покачиваясь, побрела к двери. Страж пропустил узницу вперед. Они спустились в замковый дверь, и на выходе, когда в лицо ударили брызги дождя, воину все-таки пришлось придержать пошатнувшуюся лейру.
— Туда, — указал страж.
Они не пошли на стену. Ирэйн стало совсем нехорошо. Она уже не обращала внимания, куда ее ведут, лишь мечтала, чтобы бесконечная дорога наконец закончилась. Узница и надзиратель вошли в очередные двери, снова ступили на лестницу, и женщина привалилась плечом к стене:
— Н-не м-мог-гу б-боль… ше… — прошелестела женщина и сползла на ступени.
— Архон! Ирэйн!
Она услышала, как по ступеням застучали каблуки сапог, подняла голову и скривилась. Шамис спешил к ней. Ирэйн вяло оттолкнула его руки, но риор все равно сжал ее плечи и поставил на ноги.
— Да вы вся горите! — воскликнул он. После поднял руки и направился снова вверх по лестнице. — Простите меня, Ирэйн, простите, — мужчина был взволнован. — Это моя вина. Вы так разозлила меня своей выходкой. Я совсем не подумал, что лейры слишком хрупкие, это все проклятый холод…
Узница не слушала. Она пребывала в странном забытьи, словно все, что происходило сейчас, было сном. Нужно только проснуться, и тогда Шамис исчезнет, и его причитания тоже. Она откроет глаза и увидит свое обиталище, в котором царили уединение, тишина и ледяной покой…
— Я больше не причиню вам зла, обещаю. Я буду лелеять вас, будто вы нежнейший цветок… Ирэйн, вы мой цветок, мой нежный цветок, слышите? Я позову чародея, и он исцелит вас. К вечеру вас станет лучше, обещаю. А после мы вновь поговорим, и я докажу вам, что я не чудовище. Ирэйн…
— К… кукла, — прошептала узница.
— Что? Что вы сказали, Ирэйн?
— Я — кукла, — ответила она и провалилась в темноту, разом избавляясь от смотрителя, его голоса и его заботы…
Глава 8
Светлые ресницы дрогнули, и ясные голубые глаза открылись. Действие зелья почти прошло, но разум пока оставался в плену дымки, притупившей сознание и чувства. Лейра села на широкой кровати и оглядела опочивальню, в которой провела вчерашний день и сегодняшнюю ночь. Она не ощутила любопытства, потому убранство комнаты осталось без внимания. Впрочем, опочивальня смотрителя Тангорской крепости была простой, и из всех роскошеств имелась лишь эта широкая кровать. Остальная мебель оказалась простой, даже безыскусной. Однако в этом не было ничего удивительного, все-таки тюрьма не родовой замок. Место службы не требовало излишеств. К тому же семьи оставались дома, и обустраивать для них служебные покои было не нужно.
