Без криков и оскорблений она могла заставить краснеть седоусых риоров, как сопливых мальчишек. Могучие исполины превращались во вздрагивающих щенков, если им не посчастливилось вызвать неудовольствие Альвии.
Так что выходили ратники от своего хозяина с красными взмыленными лицами, ссутулившиеся и полные желания служить до изнеможения. Только вот время было уже упущено, и узнать что-то не удалось ни им, ни тем, кто вернулся вместе с Дин-Талем от чародея. Стражи не спешили выдавать тайны своего маленького мирка. Кто-то вздыхал, кто-то удрученно качал головой и добавлял: «Всякое бывает», — но подробностей так и не удалось добиться. Даже Болтун вдруг разучился разговаривать и на все расспросы пожимал плечами.
Вечером Тиен ждал появления Ирэйн на стене, но ни женщины, ни смотрителя так и не увидел. Дин-Таль решил побродить по крепости, надеясь, что Шамис сменил узнице место прогулки, но стражи вдруг преисполнились служебного рвения и проход советнику был закрыт везде, кроме двора и той части крепости, где находились жилые помещения и кухня. Возразить этой строгости риору было нечего. Он находился в стенах тюрьмы лишь благодаря грамоте лиори, и осмотр крепости не входил в перечень нужд ее посланника. Пришлось скрипнуть зубами и вернуться в свою комнату, бесясь от собственного бессилия.
А вот поздно вечером, когда заступила ночная смена, в дверь советника постучались.
— Кто? — повысив голос, спросил Тиен.
— Доброй ночи, риор советник, — в комнату вошел рыжий стражник. — Мне бы поговорить.
— Кто ты?
— Стражник Принк, риор советник, — поклонился смерд. — Я знаю, вы давеча про лейру спрашивали…
Дин-Таль указал ему на стул, после подошел к двери, выглянул в коридор, но там было пусто. Риор повернул в замке ключ, чтобы им не помешали, вернулся к нежданному гостю, сел напротив и велел:
— Рассказывай.
И вот тогда вся мерзость случившегося открылась советнику лиори. Страж, явно таивший зло на смотрителя, рассказал обо всем, что узнал за день, потому что сам свидетелем не был. Однако Принк был своим, и ему товарищи рассказали без утайки все подробности ссоры Шамиса и Ирэйн и ее последствия. Дин-Таль слушал, покусывая губы. Перед его глазами вставали картины одна отвратительней другой, и когда страж дошел до удара ногой по ребрам женщины, советник грязно выругался, готовый броситься к смотрителю и вытрясти из него душу.
— Это еще не все, риор советник, — произнес Принк. — Дальше хуже было.
— Изнасиловал? — мрачно спросил Тиен.
— Отдал заключенным…
— Что?! — потрясенный Дин-Таль с недоверием посмотрел на стража.
— Погодите, риор советник, дайте я вам лучше все расскажу…
Тиен выдохнул, набираясь терпения, и кивнул. Принк продолжил, а ярость, взметнувшаяся было в высокородном риоре начала угасать. В ней не было смысла, потому что кроме мордобоя предпринять было нечего. И пусть проучить мерзавца хотелось до одури, но пользы Ирэйн это не принесет. Сейчас она находилась в подземелье, в каменном сыром мешке, без еды, воды и практически без одежды. Чем обернется для лейры очередная выходка смотрителя, оставалось только гадать. Даже ее «сильная» кровь вряд ли поможет женщине пережить очередные лишения.
— Он ее сломает, — прошептал Дин-Таль.
— Я чего хотел сказать, риор советник, — Тиен поднял взгляд на Принка. — Я завтра там стоять буду. Могу провести к лейре, если хотите поговорить. В той части крепости постов мало, больше обходами…
— Значит, сможешь провести?
— Смогу, высокородный, — кивнул страж. — Только смотритель, боюсь, следить будет. Он и сегодня чаще всего там проверял…
— Мне надо подумать, — ответил советник. — Утром сможешь встретиться с моим человеком? Он скажет, что я решил.
— Чего ж не смогу? Смогу, конечно, — опять кивнул Принк. — Дружок мой стоять будет, а я в обход пойду. Пусть за кухней ждет ваш ратник. Там, за выгребной ямой стена есть обветшалая, вот пускай там и стоит. Я подойду.
— Хорошо, — согласился советник. Однако задержал стража вопросом: — За что ты обозлился на Шамиса?
— Он меня обидел, — ответила тот.
— Так сильно обидел?
— Не то, чтобы сильно, — пожал плечами Принк. — Просто ни за что.
— Ясно, — усмехнулся Дин-Таль, не став пытать стража дальше. Ему эта история не была любопытна.
В любом случае, что бы ни сделал смотритель, но его выходка дала неожиданного союзника Тиену. Этим стоило воспользоваться, но как?..
— Надо подумать, — сказал сам себе советник, когда дверь за стражем закрылась, и углубился в размышления.
И когда наступил рассвет, риор все еще сидел за столом. За эту ночь он так и не сомкнул глаз. Положение было сложным, даже безвыходным. Отправлять гонца к Альвии с докладом было столь же бессмысленно, как и самому спешить к ней за помощью. Шамис не оставит следов. Он обвинит Ирэйн в чем угодно, чтобы обелить себя, и все, кто находится в крепости, это подтвердят, потому что обособленный мирок тюрьмы накладывал отпечаток на его обитателей. Все эти люди многие годы уже служили здесь, они знали друг друга, привыкли и жили по негласным правилам, о чем ясно говорило их нежелание вести доверительные беседы с чужаками. И пусть Шамис был с ними не так давно, он уже стал своим. К тому же смотритель останется, когда советник уедет, закончив свои дела, и стражи останутся со своим начальником один на одни. Ссориться с ним никто не хотел, кроме Принка, которого смотритель уже успел обидеть.
Но и оставить, как есть сейчас, было невозможно. Что сделает Шамис, когда заберет ее из подземелья? Что ему еще осталось с ней сделать? Все-таки обесчестить? Или же скинуть с крепостной стены и сказать, что сбросилась сама?
Или же в порыве гнева свернуть шею, а после сжечь тело, чтобы скрыть следы своего преступления? На что способен озлобленный ревнивец?
— Я не могу уехать, не могу, — простонал Дин-Таль, накрывая лицо ладонями.
«Ты огонь разожжешь, риор, и она в нем гореть станет. Или спасешь ее, или погубишь. Тебе решать».
Слова чародея вдруг ясно всплыли в голове советника. Он невесело усмехнулся и согласно кивнул:
— Кажется, разжег, и она уже горит. Еще немного и останется пепел.
Самым ужасным было то, что смотрителя крепости не останавливало соседство советника лиори. Он изничтожал ожившую узницу, не опасаясь, что Перворожденной станет известно о том, как погибла ее кузина. Или же он надеется на то, что Альвии, на самом деле, плевать на Ирэйн? Может и так. Обида на предательство все равно должна была остаться. И все-таки лиори желает знать о здоровье и нуждах своей родственницы, значит, не так сильна обида, да и не вычеркнула лиори из своей жизни лейру Дорин окончательно. Иначе бы не было ее предписаний и ежемесячных докладов вот уже пять с половиной лет. Значит, судьба узницы не может ее не заинтересовать. Вопрос лишь в том, как это вывернет Шамис…
