— Я потом-то выглянул посмотреть, когда они отъезжали, — продолжал рассказывать смерд. — Уж больно любопытно было увидеть знаменитого риора. Помнится, рассказывали, его видел, что муж этот редкой красоты. Но я не баба, конечно, не на лик его любоваться хотел, просто самому увидеть. Но советника я так и не увидел, только карету его. Ну и все пять воинов с ним…
— Что? — Шамис вскинул голову, вновь ухватываясь за рассказ кузнеца. — Повтори!
— Что повторить, высокородный? — растерялся смерд, оборванный на полуслове.
— Что сейчас сказал. Повтори.
— Карета, говорю, поехала. Неприметная такая, даже и не подумаешь, что такой знатный риор ее хозяин. Наши-то такие чеканки заказывают, что впору ползамка продавать, чтоб расплатиться…
— Отряд! — гаркнул смотритель. — Сколько было воинов в сопровождении?!
— Пять, я ж говорю. Сам видел, вот этими самыми глазами, — кузнец потыкал себе в глаза корявыми грязными пальцами. — И мой знакомец с ними. У всех плащи темно- синие, а на них листья дубовые, и на карете листочки были…
— Пять? — не слушая его, переспросил риор. — Пять?!
— Пять, высокородный риор, как есть, пять, — кивнул смерд. — А чего не так-то?
— Все, — мотнул головой Шамис и рванул ворот теплого камзола. — Все не так.
Он сжал кулак, ударил по стене и, развернувшись, стремительно вышел из
кузни. Пять! Пять воинов! А должно быть семь! Именно столько их прибыло с Дин-Талем в Тангор, столько после перебрались в крепость, и покидали ее тоже семеро ратников. Но теперь их пять! И куда же делись еще двое? Куда они, дери их поганые твари, делись?!
— Архон, — хрипловато выругался смотритель, вдруг ощутив слабость в ногах. Он уже дошел до харчевни, потому привалился спиной к стене и закрыл глаза, собираясь с мыслями.
Вот она причина того, почему они не могли найти следы отряда, и той неуверенности, с которой о людях Дин-Таля говорили возможные очевидцы их остановок. Вопрос всегда звучал так:
«Проезжала здесь карета в сопровождении семи воинов?».
«Нет, не было таких, высокородный риор».
«На карете узор из дубовых листьев. И на плащах воинов такой же знак. Ну? Карета и семь ратников?».
«Да… вроде были… А может и нет… Их же столько за день проезжает, высокородный. Кажись, были похожие…».
А бывало и так:
«Семь ратников? Не, такие не проезжали. Точно вам говорю, высокородный риор, у меня глаз наметанный. Был десяток, пятеро было, еще трое в сопровождении, но там хозяин верхом ехал».
В последнем случае ни цвета, ни знаки рода Таль уже никто не называл, потому что семерых не было. Зато проезжала пятерка и карета…
— Сколько дней потеряно, — прошептал Шамис. Он провел ладонью по лицу, после глухо выругался и, сжав кулак, с силой ударил по стене: — Архон!
Куда Дин-Таль отправил этих двоих и как давно?
— Возможно, сразу, как покинул мою крепость, — ответил сам себе смотритель.
Ни он, ни наемники ни разу не подумали спросить, сколько людей в отряде
советника. За Тангором хватало спросить про карету проверяющего, как люди кивали, говоря, что тот проезжал мимо, но к ним не заглядывал. Уточнять количество воинов было не нужно, хватало упоминания экипажа. А вот дальше, где не знали, кто появился в Тангоре, когда след потерялся, уже не могли вспомнить семерку воинов, потому что ее попросту не было. Не было.
Шамис издевательски усмехнулся:
— Как же полезно умение правильно задавать вопросы.
Он заставил себя вернуться к сути новых сведений. Итак, отряд лишился двух человек. Куда их мог отправить советник? В Борг. Это вероятней всего. Повез беглянку в свой замок, чтобы спрягать ее, пока лиори решает, как поступить с виновными. Но обоих ли отправил в Борг? Если один из воинов едет впереди, чтобы оповестить прислугу в Тале? Это тоже возможно, даже вероятней всего.
— Итого шесть в сторону Таля, один в Борг? Проклятье, — тихо выругался Шамис.
Потеряно достаточно дней, чтобы гонец успел оказаться на полдороге к чертогам лиори, пока они едут совсем в другую сторону… И еще тот, что мчит в Таль. Он может успеть добраться до замка, и тогда останется живой свидетель произошедшего в Тангорской крепости, а это значит…
— Скрыть побег не удастся.
И что тогда? Тогда беглянку нет смысла забирать с собой. Она должна умереть вместе со всеми. Хотя… Забрать можно. Разбойники могли взять и женщину. Криво усмехнувшись, риор шепнул:
— Хотя бы узнаю, ради чего я сую голову под топор.
В конце концов, он должен быть вознагражден за все свои переживания.
Должен или нет? Отпустить с миром, свернув шею, или забрать и насладиться сполна перед тем, как лейра Дорин отправиться к своему ненаглядному муженьку? Она же так тоскует по нему! Смотритель язвительно хмыкнул, но сразу же губы его брезгливо скривились. Шлюха! Стоило ей увидеть Таля, как все благочинные мысли покинули ее голову.
— И что же Лотт? Ты все еще ведешь с ним беседы?
— Вы мне, высокородный?
Какой-то смерд с удивлением смотрел на смотрителя, и тот рявкнул:
— Пошел вон, пес!
Смерд насупился и поспешил уйти из-под злого взгляда Дин-Шамиса. Риор вернулся к своим мыслям. Ревность, в это мгновение захлестнувшая его, оказалась сильней разума, и Шамис ощутил, что свирепеет. Он отлепился от стены харчевни и поспешил удалиться от заведения, пока не излил свой гнев на случайного бедолагу, и оставить за собой жирный след. Пока по следу советника идет отряд наемника со своим риором во главе. Обедневшая знать тоже не брезговала подобным промыслом. По крайней мере, они вели за собой свой отряд, а не служили более удачливому собрату. Пусть бродяга, пусть на шаткой грани между законом и беззаконием, но сам себе хозяин. И сейчас Шамис был именно таким риором. На нем был надет простой дорожный плащ без всяких знаков рода. А уж кто нанял преследователей, пусть потом разбирается следствие, если, конечно, обнаружат, что за советником была погоня…
— Она ведь не безразлична тебе, Таль? — прошептал смотритель. — Иначе, зачем бы ты влез в это дело?
Никто в здравом уме не станет наживать себе неприятностей из-за узницы… Шамис усмехнулся, вдруг подумав о себе. Однако сам риор ожидал иного. Ему казалось, что для лейры его увлеченность — благодеяние. Он и сейчас не понимал, почему она так ожесточенно сопротивлялась тому, чтобы быть рядом с мужчиной, который к ней неравнодушен. Чего было еще желать? Вместо темницы покои, вместо одиночества страсть и его забота. Все могло бы быть иначе… Но она выбрала его!
Воображение нарисовало благодарный поцелуй, с которым узница приникла устам своего спасителя. Шамис скривился. Он закрыл глаза и заставил себя дышать ровно и глубоко, чтобы не сорваться, потому что следом за поцелуем воображение рисовало не такие невинные картины. Чем они занимались, когда оставались наедине в придорожном гостевом доме? Конечно же, не беседы вели. Ирэйн так долго была одинока, а Дин-Таль так хорош, и он спас ее от злобного мерзавца!
