— Всего за день ты успел встретиться с Ирэйн и обнаружить превышение власти смотрителем?
Тиен обернулся к Перворожденной. Она смотрела на него со спокойным интересом, ждала, когда советник продолжит свой рассказ. И делала выводы.
— Нет, — он привалился плечом к стене и скрестил на груди руки. — С Ирэйн я встретился только на следующее утро. Случайно. Искал смотрителя, но оказалось, что он стал личным надзирателем лейры Дорин и сам выводит ее на прогулку. Я их застал на крепостной стене.
— И какими ты их увидел? Узница и Дин-Шамис вели беседу, как добрые друзья?
— Она была равнодушной и отстраненной, он не спускал с нее глаз. Никаких отношений между ними не было, если ты хочешь услышать об этом. Один из стражей проболтался, что Шамис неравнодушен к лейре Дорин, она же удерживает его на расстоянии, не давая никаких надежд и не поощряя ухаживаний. Али, — Дин-Таль прищурился, — ты ищешь за Ирэйн новых грехов? Их нет. У нее не было связи со смотрителем…
— Откуда такая уверенность? — Альвия склонила голову к плечу. — Для узницы, приговоренной к пожизненному существованию в темнице, интерес смотрителя — очень неплохой выход хоть немного пожить с привычными благами.
— Это не так, — чуть резче, чем следовало, ответил риор.
— Как думаешь, смотритель рассказал ей, кто прибыл в крепость?
— Н… нет, — менее уверенно произнес советник и вынужден был признать: — Не знаю. Но даже если бы и рассказал, они гуляли на крепостной стене, а не подле жилого крыла. Я мог уехать сразу и больше не вернуться.
— Но ты вернулся. Почему?
— Потому что Дин-Роэн оказался слишком гостеприимным хозяином. Он добряк, но может быть слишком назойлив. Чтобы избавиться от его опеки, я решил появляться в Тангоре только по делу, потому ночи проводил в крепости. — Тиен на мгновение замолчал, коротко вздохнул и продолжил: — Моей госпоже будет удобней делать выводы из того, что я ей готов рассказать, чем собирать сведения по крупицам. Она знает, что я ей я лгать не стану.
— Хорошо, я готова выслушать ваш рассказ, высокородный, — кивнула Альвия. — Надеюсь, он будет по существу и без попыток выгородить узницу, усугубив вину смотрителя.
Тиен ощутил прилив раздражения. Ему вдруг показалось, что Перворожденная уже выбрала виноватого, и теперь ищет оправданий преступлению смотрителя. Впрочем, Дин-Шамиса она назначила на эту должность за заслуги перед риоратом, и в дальнейшем его ожидал Борг и более высокая должность. Ирэйн же оставалась изменницей. Лиори умела оценить по достоинству рвение, доблесть и верность, и не умела прощать предательство. Осознав все это, риор медленно выдохнул.
— Моя госпожа когда-то учила меня не спешить с выводами, не зная всех сведений, — произнес он, глядя в глаза Альвии. — Но сейчас, кажется, она позабыла об этой науке.
— Вам кажется, высокородный, — спокойно ответила лиори. — И я все еще жду, когда вы перейдете к сути дела.
— Прошу прощения за промедление, — он прижал ладонь к груди и склонил голову. — Я вновь вернусь к началу. Итак, поддавшись воспоминаниям, я направил свой отряд в Тангорский лес…
Райверн вел Ирэйн по переходам Борга. Она вновь надела капюшон, желая избежать пристальных взглядов, наполненных презрением. Лейра не вертела головой, чтобы рассмотреть, каким стал замок лиори за эти годы, хоть ей хотелось этого. Впрочем, чертоги правителей Эли-Борга время меняло мало. Да и пять лет — не тот срок, который мог сказаться на сердце риората. Ирэйн лишь изредка бросала взгляды из-под капюшона, возрождая в памяти галереи, по которым она сейчас ступала.
— Почему вы прячетесь? — спросил адер.
— Потому что призракам не положено являться на всеобщее обозрение, — ответила лейра. — Я та, кого уже нет, и ни к чему тревожить умы обителей Борга моим появлением.
— Разумно, — кивнул Райверн. — Но вам хотелось бы получить прощение и остаться здесь?
Ирэйн повернула к нему голову и, чуть сдвинув серую ткань, посмотрела в глаза, наблюдавшие за ней без всякой злобы. На лице Дин-Кейра было написано обычное любопытство и ничего больше. Лейра вновь опустила взгляд.
— Что вы хотите от меня услышать, риор Дин-Кейр? Хочу ли я обрести свободу? Каждый узник мечтает однажды покинуть свое узилище. Да, мне бы хотелось получить прощение, потому что оно откроет передо мной двери темницы, но знаю, что украла у лиори не любимые шпильки, я забрала ее венец, а такое простить невозможно. Я посягнула на власть, пусть и мечтала вовсе не об этом. Однако предательства это не отменяет. Потому я не ожидаю того, что госпожа помилует меня, и готова безропотно принять любое ее решение.
— Как любопытно, — заметил Райверн. — Вы видите в помиловании ключ от дверей темницы. Я правильно понимаю, что прощение Перворожденной для вас имеет малое значение?
Ирэйн коротко вздохнула. Она некоторое время молчала, не спеша ответить. А вскоре они спустились к усыпальнице Боргов. Стража у решетчатой двери склепа при виде адера вытянулась и взметнула на плечо вытащенные из ножен мечи. Дин-Кейр лишь кивнул в ответ. Он отодвинул засов и толкнул решетку. После пропустил вперед женщину и пристроился рядом.
Риора и лейру встретили тишина и покой, какой бывает там, где мертвые находят последнее пристанище. Но прежде, чем попасть в склеп, нужно было пройти через небольшой зал, где на стенах были высечены имена лиоров Эли-Борга и их жен, лежавших рядом с правившими некогда супругами. Последними были высечены имена родителей Альвии. Однажды в этом бесконечном списке появится и самая необычная пара из всех, что знали стены древнего замка, и первым будет стоять имя женщины, а не мужчины, ибо его положение было ниже, и находиться ему будет должно под женой. Как распорядится будущим история риората, предсказать было невозможно. Может быть, Альвия и Райверн так и останутся единственными, кто изменил заведенный порядок, а может еще появятся «кочки», за которые будет цепляться глаз вошедшего в усыпальницу, когда женщина вознесется превыше всех, и риоры будут в почтении склонять перед ней колени. Но все это будет потом, и останется загадкой для живущих ныне.
Помимо надписей в усыпальнице стояли статуи вернадоров — стражей мира мертвых. Их было шестеро: Фригур, Стилгет, Логг, Вегел, Этергвил и Гурдан. Все они носили длинные плащи, из-под которых не выглядывали даже носки сапог, и лица их скрывали капюшоны. Никто и никогда не видел, как выглядят Стражи мертвых, но считалось, что один их взгляд может вселить в душу человека ужас и безумие. Вендоры стояли на грани двух миров, не позволяя живым тревожить мертвых, а мертвым вернуться в мир живых, где для них уже не было места. Их можно было увидеть на каждом погосте и в каждом склепе. И когда мертвеца отправляли в его последний приют, вернадоров просили сохранить его покой и уберечь от посмертного лиха и черных замыслов.
Ирэйн, наконец, сняла капюшон и бросила взгляд на фигуру Энтергвила. В руках этот вернадор держал часы. Их стрелки не двигались, потому что время, отпущенное мертвецу, остановилось. Лейра невесело усмехнулась, и адер заметил это.
