— «Предательство», — прочитала Альвия, коротко вздохнула и продолжила: — Предательство карать следует строго и беспощадно, ибо есть оно разложение душ…
— Лиори пропустила те виды предательства и наказания за них, которые не относились к лейре Дорин. — Того, кто посягнет на власть господина своего, не прощать и не миловать, ибо святотатство сие есть поганое и ниспослано проклятьем Архоновым. Нет худшей твари, чем тот, кто таит в сердце своем худшую из пакостей. А как всякую тварь мерзопакостную надлежит уничтожать и предателя, чья голова в чужой венец попасть метит, будь то чужак или сродник по крови. — Лиори пролистала дальше. — Буде же беглец из тяжелых, то истреблять такого надобно в то же мгновение, как будет он пойман, ибо злокознен он был, таковым и остался, как бы не клялся в обратном, ибо бежать тому, кто с честью в душе, не за чем. А коли бежал, то имеет пакость новую, и других смущать станет. Заразен дух измены и искоренять его должно, покуда не пошел смрад дальше по землям, Богами благословленными, дабы отрава сия не тронула души чистые и верные, ибо смрад этот вдыхается легко и сушит самое сердце. — Перворожденная вновь перелистнула и вновь прочла вслух: — Коли зреет бунт, то нужно давить его в зародыше, пока семя гадкое не пустило корни. — Она вернулась в начало: — Наказывать должно строго, не зная жалости, коли нет к тому причины. Ослепнув однажды, можно стать слепцом навсегда. Лиору не должно закрывать глаза и уши, когда берет он в руки меч, суд честный творящий. Рубить заразу надо без промедления, ибо опасна она и ведет к мятежу в умах людских. Не жалей близкого, коли виновен, ибо так устрашишь далеких…
Альвия откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Вернуть Ирэйн в крепость? Но что тогда делать с Дин-Талем? Если Райверн прав, и он не смирится?
— Архон, — тихо выругалась лиори. После вновь скользнула взглядом по предостережению предков, захлопнула книгу и поднялась из-за стола. Приказ был уже отдан, а значит, слово госпожи прозвучало, и было услышано. — Отпущу Ирэйн, взбунтуются боржцы, не отпущу — Дин-Таль. И взбунтуется, останется она в крепости, или умрет сегодня в темнице. — Вновь вздохнула и повторила слова Кейра:
— Один риор не стоит целого риората.
Альвия направилась к двери, но остановилась, понимая, что не готова вернуться в покои. Она решила поговорить с Ирэйн, и возможно, это поможет окончательно принять собственное решение, потому что в душе лиори никак не могла согласиться с ним, хоть и знала, что поступает верно, и другого приговора в этой ситуации быть не может. И все-таки чувство неудовлетворенности грызло. Оно заставляло вновь и вновь спрашивать себя: действительно ли этот исход истории единственный, или есть что-то, о чем она не подумала? Не допускает ли непоправимой ошибки? Что могла упустить?
— Задери меня поганые твари, — проворчала лиори, ни к кому не обращаясь, и направилась к подземелью, где сейчас томились два узника. Литы, давно ставшие живыми тенями, заскользили рядом, не привлекая внимания госпожи.
Уже стоя в подземелье, Альвия задумалась. Он посмотрела в ту сторону, где должна была находиться Ирэйн, и нахмурилась. Перворожденная впервые ощутила, что не готова встретиться с тем, кого приговорила к смерти. Это вызвало прилив раздражения. «Я отговорил ее, пообещав справедливый суд госпожи», — всплыли в памяти слова Дин-Таля.
Закон не может быть оспорен, потому что его создавали не во зло, а во благо. А если так, то он справедлив изначально, и лиор, судивший, согласно закону, тоже был справедлив. Она не руководствовалась неприязнью к Ирэйн, ее не было. Как не было ревности женщины, лишившейся верного поклонника. Альвия руководилась здравым рассудком, а не чувствами. И это же означало, что суд был справедлив. Тогда откуда этот червячок, который так усиленно грызет душу и заставляет сомневаться?
Вернуть Ирэйн в крепость? Это возможно, если учесть, что побег замыслил и привел в исполнение риор советник. И еще было желание узницы вернуться назад, несмотря на опасность, ожидавшую ее в узилище. Может быть, все было так, как говорит Дин-Таль, и тогда казнь — это слишком суровое наказание, но! Но есть еще тайное проникновение в Борг — в колыбель власти Эли-Ворга, на которую лейра Дорин посягнула когда-то. А это казнь… Впрочем, ее уговорил вернуться сюда советник… Или Ирэйн, которая всегда умела ловко притворяться, использовала его, надеясь получить свободу? Выглядеть безобидной скромной овечкой Ирэйн научилась в совершенстве. Могла ли она сблизиться с Тиеном, чтобы получить в его лице защитника и помощника? Могла.
«Лейра Дорин стал мудрей, и я это ясно увидел в беседе с ней. В отличие от Тиена, Ирэйн не ожидает пощады, и наказанием считает не заточение, а воспоминания о смертях, коим стала свидетелем», — теперь ей пришли на ум слова супруга. Но и они не внесли никакой ясности. Райверн мог оказаться прав равно в той же степени, как и ошибаться. Ирэйн и вправду больше не та маленькая девочка, что выкрикивала навязанные ей Лирном обвинения плененной кузине. Она повзрослела, поумнела, хотя и в свои семнадцать, лейру Борг вряд можно было назвать глупой. Наивной, неискушенной, да, но не глупой. Так что же ей мешало использовать советника в стремлении освободиться, тем более она ехала в Борг не беглянкой, но жертвой страсти и злобы смотрителя Тангорской крепости.
Альвия тряхнула головой, отгоняя досаждавшие ей размышления. Сейчас она была предвзята и сама это чувствовала. Чтобы успокоить внутреннее недовольство, лиори искала доказательства коварства кузины. Но имели ли они место на самом деле?
— Нужно отвлечься и освободить голову от мыслей об Ирэйн, — шепнула себе Перворожденная.
Она развернулась и направилась по узкой лестнице вверх — там находилась темница другого узника, чья участь также была известна, но с которым лиори хотела поговорить только завтра.
Литы шли за ней. И дверь темницы открыли первыми. Двое зашли внутрь и встали у стены, пропустив вперед Перворожденную.
Бывший смотритель Тангорской крепости лежал на животе на жесткой лежанке, уткнувшись лбом в сложенные руки. Однако при звуке отодвигаемого засова поднял голову. Увидев лиори, он рывком поднялся с лежанки и склонил голову, а после и вовсе опустился на колени.
— Моя госпожа…
— Поднимитесь, риор Дин-Шамис, — сухо ответила Альвия.
Ее спокойный равнодушный взгляд прошелся по багровевшим щекам узника. Тот поднял глаза на Перворожденную и вновь опустил голову. Лиори приблизилась, а вместе с ней подошли и литы, но хватило одного короткого жеста, чтобы они замерли на месте, вынув наполовину клинки из ножен. Шамис верно расценил угрозу, но в его голове не было и мысли о нападении на госпожу. Риор спрягал руки за спину, тем самым показывая, что он не опасен для лиори.
Альвия подошла к нему вплотную, сжала мужской подбородок и приподняла голову узника, заставив глядеть себе в глаза. Шамис послушно вгляделся в ледяную глубину, распахнувшуюся ему навстречу, и отвел взор.
— Стыдно? — спросила лиори.
— Да, — ответил риор. — Очень.
Перворожденная отпустила бывшего смотрителя из капкана своего взгляда и отошла на два шага назад.
