— Чего вам не хватало, высокородный? — спросила она. — К чему вам понадобилась жизнь безвинных людей? Зачем вы напали на моего советника, зная, что идете на предательство? — Шамис вздрогнул, и Альвия отчеканила: — Почему вы предали меня?
— Я верен моей госпоже, — с легкой хрипотцой произнес узник. — Предан телом и душой.
— Тогда зачем вы пошли на преступление, которое толкуется не иначе, как предательство?
— Опасался потерять ваше доверие, лиори, — негромко признался Шамис. — Я позволил страсти захватить меня. Но надежды не оправдались, и тогда меня ослепила ревность. Я повел себя глупо и жестоко с женщиной, которую желал. А когда она исчезла, я понял, что потеряю намного больше, чем место смотрителя. Хотел скрыть проступок, но запутался еще больше. — Он поднял голову, посмотрел на госпожу и вновь опустился на колени: — Я виновен и признаю это.
— Несомненно, — холодно ответила Альвия. — Вы виновны и понесете наказание, высокородный.
— Мои дети…
— Вы решили вспомнить, что у вас есть дети? — едко вопросила лиори. — Быть может, вы вспомнили и о своей жене? — Риор промолчал, ему нечего было ответить. — Чем вы пленились, риор Дин-Шамис? Что нашли в узнице такого, что это ослепило вас? Она заигрывала с вами? Соблазняла? Манила обещаниями?
Бывший смотритель вскинул голову, и Альвия потребовала:
— Правду!
Узник отрицательно покачал головой.
— Нет, моя госпожа, лейра Дорин была равнодушна к моему вниманию. И на признание ответила отказом. Она не пожелала перебраться в мои покои, и пользоваться предложенными благами тоже отказалась. Это была только моя страсть.
— Вы честны, хоть это радует.
— Что будет с моей семьей? — все-таки спросил риор.
— Они не пострадают, — ответила Перворожденная. — Земли и замок останутся им в наследство, как и право принадлежности к высокому роду. Если ваша супруга в будущем пожелает выйти замуж, я подыщу ей достойного риора. Ваших сыновей я возьму в Борг на воспитание. Возможно, они дадут мне то, в чем отказали вы. Я не стану устраивать громкого судилища в назидание другим и объявлять о вашем позоре лишь из сострадания к вашим детям. Я не хочу, чтобы в них пробудили наследственную ярость насмешками и упреками. Что до вас, то свой приговор вы знаете сами. — Альвия на мгновение замолчала, а после закончила: — Я безумно разочарована, риор Дин-Шамис.
Шамис вспыхнул, но выдохнул и закрыл пылающее лицо ладонями. Риор помнил, как лиори призвала его к себе впервые. Тогда ее глаза не обжигали холодом. Взор Перворожденной был приветлив, даже лучист. Он согревал душу, наполнял радостью сознанием, что его заслуги не остались не замечены.
— Риор Дин-Шамис, — и голос звучал мягко, доверительно, — рада лицезреть одного из вернейших риоров. Вы не оставили Эли-Борг в черный час испытаний, ниспосланных нам Богами, и я хочу отблагодарить вас за вашу преданность и доблесть. Я решила назначить вас на должность смотрителя Тангорской крепости. От того, как вы покажите себя, будет зависеть ваше дальнейшее возвышение. Я желаю видеть подле себя испытанных в горе друзей, и вы стали одним из них.
— Моя госпожа, — восторженно выдохнул тогда высокородный риор. — Я счастлив уже тем, что вы заметили мой род и нашу верность вам и Эли-Боргу. Откликнуться на призыв адера Дин-Таля было для нас столь же естественно, как и дышать воздухом родной земли. Мы не могли позволить осквернить его смрадом предательства.
— И за то я жалую ваш род своим вниманием и доверием, риор Дин-Шамис, — улыбнулась Альвия. — Однако есть некое «но», — продолжила она, и Шамис ответил внимательным взглядом: — Ваша кровь слишком горяча, высокородный, и вы сами это знаете. Вам тяжело смирять порывы, и это мешает мне пригласить вас в Борг. Потому я направляю вас туда, где царят покой и уныние. От вас я ожидаю справедливого управления узилищем, заботу о подопечных и людях, которые служат в крепости.
Если вы покажете себя, как уравновешенный и честный муж, сумев не навлечь на себя мое неудовольствие, тогда ворота Борга откроются вам и вашим потомкам. Вы услышали меня, высокородный?
— Да, Перворожденная, — склонил голову риор, находя слова лиори справедливыми.
Тогда он был уверен, что пройдет испытание. Не видел причины для всплесков необузданной ярости, которая жила во всех представителях его рода. От Дин-Шамиса требовалось лишь сохранять порядок и злоупотреблять властью… Не смог. Сорвался из-за того, чего менее всего ожидал — из-за увлеченности узницей. Как же глупо! Кровь все-таки подвела его. Вспылил, позволил взять над собой верх ярости, сгубившей множество поколений его предков. Теперь погибал и он, поддавшись страху, что лиори узнает о том, что риор, на которого она возлагала надежды, проиграл собственным страстям.
Шамис отвел руки от лица. Его тусклый взгляд остановился на Перворожденной.
— Когда меня казнят? — спросил риор.
— Завтра, — ответила Альвия.
Бывший смотритель судорожно вздохнул. Он облизал пересохшие губы и решился задать другой вопрос:
— Лейра Дорин… Моя госпожа, что станется с ней? На ней нет вины!
Ответа не последовало. Лиори развернулась и направилась прочь из темницы.
— Моя госпожа! — Альвия вышла, так и не удостоив узника ответом. Лиггы последовали за Перворожденной, и Дин-Шамис запоздало произнес: — Благодарю за вашу милость к моим детям…
Разговор с бывшим смотрителем произвел на лиори тягостное впечатление. Альвия тоже помнила, как решила выделить риора и почтить своим вниманием. Но ее осторожность в его возвышении была продиктована не наблюдениями за жизнью рода Шамис, имелась иная причина. И ее Перворожденная почерпнула из летописей, которые ей вернули дайр-имы. Прочитав о жителях Элитара, покинутого после падения и гибели — предках высокородных риоров, Альвия узнала и о том, какими силами были наделены их предки, а также о последствиях для потомков, чьи прародители отказались от того дара, что принесли из покинутого мира.
И проследив историю рода Шамис, лиори сказала супругу:
— Славный род, но их слабость в той силе, что некогда была подчинена этим риорам. Наша волшба рассеялась, сменившись иными достоинствами. Их же дар был живым, и дух его никогда не покинет кровь подобным им. Так говорит летопись. Зверь навсегда останется зверем. Попробуем же его приручить и направить усердие на благо риората. А пока пусть смирит ярость там, где нет места страстям.
Она ошиблась… Чтобы усмирить зверя, его нужно держать подле себя. Ласкать и пестовать, постоянно показывая, кто хозяин. Жаль. О таких, как Дин-Шамис, летопись рассказала много занимательного. Однако остались его дети, и они еще сослужат Эли-Боргу добрую службу, только не стоит повторять с ними первой ошибки. Зверю не нужна свобода, ему нужна крепкая рука господина. И все-таки жаль, Маргот нравился Альвии.
— Ошибки могут стоить слишком дорого, — негромко произнесла лиори, спускаясь по лестнице. Она остановилась и поджала губы, мысли Перворожденной снова свернули к Ирэйн. Сердито тряхнув головой, Альвия решительно направилась к узилищу лейры Дорин. Пора было разобраться в собственных сомнениях.