— Разве ты не хочешь просить милости для себя? — спросила лиори.
— Зачем? — искренне удивилась узница. — Освободить вы меня не можете, я это и так знала.
— Не могу, — кивнула Перворожденная.
— А все хорошее, что со мной могло произойти, уже произошло. Боги были милостивы ко мне, мне не на что жаловаться. Я познала любовь и заботу того мужчины, о котором грезила столько лет без надежды на взаимность. А больше мне желать нечего. Разве что легкой и быстро смерти, — на губах лейры появилась рассеянная улыбка. — Вы ведь казните меня, да? Я знаю, что вы и так были добры ко мне, оставив жизнь и отправив в Тангорскую крепость. Еще я знаю, что вы позволили мне больше, чем другим узникам. Но побег государственного преступника всегда карался смертью. Еще я осмелилась войти в Борг, хотя знала, что мне это запрещено под страхом смертной казни.
Альвия на мгновение поджала губы. Затем медленно кивнула и услышала в ответ лишь короткий вздох.
— Я знала, — произнесла узница.
— Но все равно пришла. Почему?
— Я хотела увидеть могилу Лотта, — призналась Ирэйн. — И не хотела спорить с Тиеном. Он верил, что все закончится благополучно.
— Потому что я дала ему слово принять его выбор, — тускло отозвалась Альвия. — Я дала слово, и он верил, что оно защитит тебя от моего же гнева. Но ты — не та женщина, союз с которой я могу одобрить. Даже если не имею ничего против.
Она замолчала, продолжая разрываться между долгом и собственными чувствами. Перворожденная подумала о Тиене, о том пламени, в котором горел риор, узнав об уготованной для Ирэйн участи, о его гневе и желании отвоевать у госпожи ее добычу. После вспомнила одухотворенное лицо узницы, которое лицезрела несколько минут назад, а затем и о том, как рыдала перед так и не состоявшейся казнью Райверна, зная, что не может ничего изменить. Тогда им повезло… А вот Ирэйн и Тиену такого везения предусмотрено предками не было.
— Я могу вернуть тебя в крепость, — наконец сказала лиори, устав бороться с собой. — Мне есть, чем оправдать твой побег и возвращение в Борг…
— Но зачем? — удивилась лейра.
— Ты не хочешь жить? — спросила Альвия в ответном изумлении.
— Да разве же это жизнь?! — воскликнула узница. — Влачить жалкое существование до конца своих дней? Снова стать тенью, когда узнала, насколько яркой может быть жизнь? Лелеять одно единственное воспоминание и знать, что это все, что мне отмерили Боги? Жалеть себя, лить слезы и вести беседы с призраками!
O, нет, моя госпожа, я хотела бы уйти сейчас, когда мое сердце поет от счастья.
Когда на губах еще не остыл след поцелуев возлюбленного, пока тело помнит его ласки, и слух полнится его признаниями. Я молю вас, если уж для меня нет иного исхода, то пусть свершится предначертанное. Молю, — повторила Ирэйн и опустилась на колени перед лиори. — Не продлевайте моей агонии, сестрица. Я смиренно жду приговора.
— Тебе совсем не страшно? — спросила Альвия, вновь вынуждая лейру сесть рядом с ней.
— Боюсь до дрожи, — призналась та. — Но лучше так, чем снова беспросветная унылая серость пустых дней.
— Я тебя услышала, — кивнула лиори.
— Только бы без боли и быстро, — прошептала Ирэйн.
— Только так, обещаю, — с вымученной улыбкой ответила Перворожденная.
— Благодарю, — склонила голову узница. — Вы бесконечно добры со мной. Я не заслужила…
— Прости меня, — вдруг всхлипнула Альвия и рывком прижала к себе лейру. — Мне, правда, жаль. Будь у меня хоть маленькая лазейка, я вывернулась бы, но закон безжалостен и строг.
Ирэйн, изумленная объятьями настолько, что ни сразу нашлась, что ответить, все-таки несмело обняла лиори в ответ.
— Я не держу на вас зла, сестрица, — произнесла она. — Я сама виновата в том, какую выбрала жизнь, за то и плачу полной мерой.
Альвия взяла себя в руки и отстранилась. Лейра Дорин смущенно улыбнулась:
— Жаль только, что я не могу увидеть ваших детей, я мечтала об этом. И… — она отвела взгляд, — и не могу взглянуть на Тиена в последний раз. Но это было бы лишним, — ответила она сама себе. — Ни к чему рвать душу прощанием. Просто скажите ему, что я знала, на что шла, и что благодарна ему за то счастье, что он подарил мне. И я желаю, чтобы то будущее, о котором я как-то говорила ему, сбылось. А еще пусть ни в чем себя не винит. И… он будет моей последней мыслью.
Ирэйн отвернулась, скрыв одинокую слезинку, скользнувшую по щеке, украдкой стерла ее и снова посмотрела на госпожу.
— Хорошо, я скажу, — кивнула Альвия. Затем протяжно вздохнула и поднялась на ноги. — Прощай, Ирэйн.
— Прощайте, моя госпожа, — с улыбкой ответила узница. — Пусть Боги не оставят вас своей милостью. Я желаю процветания Эли-Боргу. И пусть ваши дети вырастут, не зная тревог.
Альвия открыла рот, чтобы поблагодарить, но под открытым взглядом ясных глаз лейры Дорин, сдавило горло, и лиори лишь вновь кивнула в ответ. Она развернулась и стремительно покинула темницу, более не оглядывалось. Мольба узницы о смерти не успокоила, лишь еще больше усилило внутреннее несогласие с собственным приговором.
— Это всего лишь слабость, — прошептала Альвия.
Она покинула подземелье, прошла, не оглядываясь мимо стражей и устремилась к лестнице, так и не заметив Райверна, стоявшего неподалеку в ожидании правящей супруги. Он шагнул на свет из тени и направился к жилому крылу Борга, но в супружеские покои вернуться пока не спешил…
Тиен Дин-Таль сидел в своих покоях. Тело его распласталось в кресле в расслабленной позе. Пальцы сжимали подлокотники кресла, но силы в них не было, как не было ясности разума, и даже злость не горячила кровь. Она реяла где-то на грани сознания, не затрагивая сердца. Риор точно знал, что должен быть раздражен этим вялым состоянием, но лишь вздохнул. Сон уже давно пытался сковать веки советника, но тот сопротивлялся ему из всех своих исчезающих сил.
И когда открылась дверь в его покои, Дин-Таль лишь скосил глаза на гостя. Это был Райверн Дин-Кейр. Он приблизился к креслу, на котором замер его друг, присел на корточки и покачал головой:
— Ты растекся по креслу, словно мед по ломтю хлеба.
— Проклятый Ферим, — почти безразлично и чуть растягивая слова, ответил Тиен.
— Проклятое зелье. Чтоб твари задрали гадкого чародея.
Райверн поднялся на ноги и решительно произнес:
— Тебе надо прогуляться. Добрая прогулка разгоняет кровь. А еще лучше пробежаться.
— Как? — Дин-Таль попробовал развести руками, но из этой затеи ничего не вышло. — Я даже пальцем шевельнуть не могу.
— Ты же риор, Тиен, — фыркнул Кейр. — Наши предки неплохо постарались, продумывая нас. Вспомни летопись. — Встретившись с пустым взглядом советника, адер шагнул к нему, криво усмехнулся и отвесил пощечину, следом вторую, затем третью, и тело Дин-Таля дернулось навстречу другу.
