— Змей-искуситель вы, друг мой, — ответила я, и шеф изломил бровь:
— Вот как? — произнес он неожиданно бархатистым голосом, от которого со мной случилось нашествие приятных мурашек. — Стало быть, я вас искушаю?
— А… э… ну…
— Ну? — он подался вперед и накрыл ладонью мою руку, лежавшую на столе, мягко сжал и погладил запястье.
У меня вдруг пересохло во рту. Вот теперь я действительно чувствовала себя маленьким беззащитным кроликом перед удавом, готовым сожрать бедолагу вместе с его куцым хвостиком. Облизав губы, я медленно выдохнула, заставляя себя собраться, а после сузила глаза и спросила ядовито:
— А вас, я смотрю, аудитория не устраивает, да, Константин Георгиевич? Маловато трех семейств и бабы Нюры в придачу? Решили и со мной поиграть? У вас и без того прекрасно получается дурить людям головы. На мне оттачивать актерское искусство не стоит.
— Хм…
Он отпустил мою руку и поднялся из-за стола. Затем взял опустевшие тарелки и отошел к раковине. Я смотрела на спину Колчановского и пыталась понять, обижен за мою отповедь или просто перестал играть. Прошло несколько минут, но он так ничего и не ответил. Не выдержав, я поднялась со своего места и подошла к нему.
— Костя, — позвала я. Он мазнул по мне взглядом и продолжил вытирать помытые тарелки. — Ты… обиделся?
— Нет, — Колчановский закинул на плечо полотенце и, развернувшись ко мне, скрестил на груди руки. — Мне показалось, что это я обидел тебя. Прости, если это так. Слишком расслабился. Больше такого не повториться, обещаю.
Я открыла рот, чтобы сказать, что ему не нужно следить за тем, что он говорит, потому что мне нравится вольность нашего общения, и что это я чересчур расслабилась, потому и занервничала. Однако так ничего и не сказала, вдруг подумав, что оно и к лучшему. Наш стиль общения, эти шутки и подначки, только усложняют недалекое будущее. Лучше уж нейтральный тон, так безопасней.
— Одевайся, — велел Костя. — Нам еще нужно организовать тебе больничный на пару недель. Потом позвонишь Эльвире и предупредишь ее.
— Да, хорошо, — рассеяно кивнула я и ушла с кухни.
Уже сменив халатик на джинсы и легкую кофточку, я подумала, что это даже здорово, что Люся и Саша скоро улетят. Я вернусь домой и буду в свое удовольствие валяться на диване или пялиться в телевизор, усиленно «болея». На работу не надо, и изображать любовь тоже не надо, как не надо контактировать с шефом, всё сильней погружаясь в лишние чувства и эмоции. Что там у нас сегодня? Среда? Вот и отлично, целых два дня полной свободы. Даже больше. Два дня и один вечер, а Колчановский пусть делает, что хочет. Хоть с Лизой встречается, хоть завоюет Вселенную — у него это точно получится.
Черт, лишь бы не заскучать…
ГЛАВА 16
Люблю тебя, о мой диван,
Ты мягок и удобен
И трам-парам-парам-парам
Ты просто бесподобен.
— Н-да, — я вздохнула и открыла глаза.
Ода дивану так себе. Поэт из меня средней паршивости, и мне придется с этим как-то жить. Потеря потерь. После села и оглядела свою комнату. Взгляд становился на журнальном столике, где стояла рамка-сердечко с фотографией Колчановского. Поджав губы, я перевернулась и упала лицом в подушку. Я не скучаю, не скучаю, не скучаю…
— Черт!
Поднявшись с дивана, на котором собиралась блаженствовать, а не мучиться, я подошла к фотографии и взяла ее в руки.
— Ну что смотришь? — проворчала я. — Улыбается он еще, поглядите на него. У тебя-то всё хорошо, да? Работаешь там, ни о чем не думаешь. Небось, с Лизой своей уже успел встретиться, напряжение скинул, угу. Да пошел ты.
И фотография переехала в шкаф. На полку с пододеяльниками. Вот пусть там и лежит, самое место. Удовлетворенно потерев руки, я вернулась на диван и взяла пульт. Пощелкав по каналам, я закрыла глаза и решила, что нужно поспать. Во сне ни о чем не думается. Но уже через минуту достала из-под подушки телефон, посмотрела на экран, но ни пропущенных звонков, ни сообщений там не было. Да что б меня! Телефон вернулся под подушку, и я упрямо закрыла глаза.
А через пару минут подскочила на диване, потому что из-под подушки неслась мелодия вызова. У меня вдруг затряслись руки от нахлынувшего волнения, к горлу подкатил ком, и сердце гулко заухало в груди.
— Да совсем что ли чокнулась?! — рассердилась я на себя и выхватила телефон, чтобы уже через мгновение ощутить дикое разочарование — это был не он. — Аллё, — из-за обуревавших меня эмоций, голос прозвучал зло.
— Здорово, племяшка? — дядя Ваня был как обычно бодр и ехиден: — Почто дядьку родного обгавкала?
— Еще не начинала, — проворчала я. — Привет, дядь.
— Тамбовский волк тебе дядь, — прилетел мгновенный ответ.
— Дядя Ваня, — поправилась я. — Соскучился?
— Аж зубы сводит, — с усмешкой произнес он. — Ты чего злющая такая?
— А от тебя добротой так и прет.
— Мне по сроку службы положено, а ты молода еще, чтобы рычать. Что случилось-то? С работы выперли?
— А ты этого так и ждешь? — кривовато усмехнулась я. — Нет, дядя Ваня, меня шеф ценит. Недавно премировал за отличную работу денежной суммой и дорогущим креслом. У меня всё отлично. А вы там как?
— Приезжай, узнаешь, — ответил дядя. — Не засиделась еще в чужих краях?
— У меня теперь такое кресло, что еще лет пять могу просидеть, зад не отвалится, — я невольно улыбнулась и приняла удобную расслабленную позу. — Что у вас нового?
— А что тут нового? Родители твои, как обычно, я тоже. Всё стабильно. Так когда домой? Давненько не появлялась.
— Будет отпуск, приеду.
— Не дурила бы, была бы вольной птицей…
— Ой, не начинай, — скривилась я. — Заведешь старую песню, отключусь.
— Как поживает твой дурак? — почти не сменил тему дядя.
— Дурак рассосался.
— Ну, хоть одна хорошая новость. Нового дурака нашла?
— У тебя хоть кто-то умный есть?
— Есть, конечно, — усмехнулся дядя. — Я.
— Кто бы сомневался. У нас в семье только ты вундеркинд.
— Не хами, солнышко, я ведь и навестить тебя могу, — голос дядя стал вкрадчивым. — Посмотрю, где живешь, с кем дружишь, где работаешь…
Я закатила глаза. Хотела ответить резко, но передумала и покладисто произнесла:
— Прости меня, дядя Ваня, я не хотела тебя обидеть. А приедешь, я уеду, — пообещала я. — Хочешь разрушить мою жизнь, продолжай в том же духе. Опыт уже есть.
— Ну-ну, не заводись, не хочу ругаться. Я не для того звонил, — пошел на мировую родственник.
— А для чего?
