— Не читала, — созналась я. — Позвонила на эмоциях.
— Ну, значит, звезды сошлись, — философски заметила Лёля и указала на кухню: — Проходи.
Я скинула туфли, прошлепала в указанном направлении и бухнулась на свое законное место у окошка. Лёлик расположилась рядом и нацелила на меня штопор:
— Я хочу знать всё. Всё-всё-всё. Куда пропала, почему затихла, и зачем едет твой дядя. Надеюсь, он мой адрес не знает? Я ему дверь не открою. Даже не вздумай у меня прятаться.
— Не, я спрячусь дальше и надежней, — усмехнулась я.
— Подробности. Про всё-всё-всё.
— Про всё не могу. Только про дядю.
— Не поняла, — вкручивающийся в пробку штопор замер. Лёля устремила на меня недоуменный взор. Ну вот, теперь они с Шуриком стали еще ближе друг к другу, моя подруга тоже не может узнать правды. Договор и Костя… чтоб его.
Коротко вздохнув, я ответила:
— Договор о неразглашении.
— Ты во что ввязалась? Полиция? ФСБ? ЦРУ?! — округлила глаза Лёлик. — Мать, ты что творишь без надзора?
— Лёль, будь человеком! — возмутилась я. — У меня трагедия всей новой жизни, а ты ко мне с глупостями пристаешь.
— Ничего себе глупости, — проворчала подруга. — Новое платье не оценила, меня в нем не лайкнула. На звонки отвечаешь раз через десять. Темнишь, изворачиваешься, на работе не работаешь… О-па! — Лелик, уже откупорившая бутылку, отодвинула ее в сторону и прищурилась: — А ты-то почему не на работе? То тебя из офиса плюшками не выманишь, а то вдруг явилась ни свет ни заря.
— Болею я, — заявила я. — Душа у меня, Лёлик, болит, — и я ударила кулаком себя в грудь.
— Чего?!
Лёля внимательно осмотрела мой розовощекий облик, хмыкнула и разлила вино.
— Ну-ну, — изрекла она, поднимая бокал. — За здоровье.
— За душевное, — уточнила я.
— И за него тоже, — согласилась подруга, и мы чокнулись бокалами.
День покатился к вечеру со страшной силой. Лёля, как умная и коварная женщина, дала мне высказаться по поводу дяди, старательно наполняя наши бокалы. Поддакивала, возмущалась, стучала кулаком по столу — в общем, поддерживала, как могла. Толик, вернувшийся с работы домой, посмотрел на наш святой женский союз и ретировался, не забыв сказать свое веское мужское слово:
— Отдыхайте, девочки, не буду вам мешать.
— Умница моя, — умилилась Лёлик и сурово вопросила вслед: — Куда?
— К Димке схожу, — ответил опытный супруг.
— Смотри мне, — погрозила подруга мужу.
— Обязательно, — кивнул он и растворился за пределами квартиры.
— За умных мужиков, — предложила следующий тост Лёля, и я задрала нос:
— Не буду.
— Чего это? — опешила подруга.
— От умных все беды, — ответила я.
— Поясни, — посуровела Лёлик.
И я начала свои путанные и извилистые пояснения, всё еще избегая называть имена и события. Моя речь изобиловала всхлипами, трагическими нотками и восклицаниями на надрыве. Всё это было приправлено пьяными слезами и периодическими театральными паузами для усиления эффекта и попытками справиться с потоком откровений. Но винная бомба уже рванула, и меня несло по кочкам и выбоинам повествования.
Лёлька явно пыталась вникнуть в мою историю, но пока мало что вынесла из нее. Наверное, даже жалела, что мы допиваем вторую бутылку. В любом случае, как умная и, повторяю, коварная женщина, она своего добилась — часть правды я на нее все-таки вывалила.
— Я ж к нему всей душой! — в душевном надрыве восклицала я. — Себя не жалея, на кровати… А он глазами своими синими смотрит… — мой голос пошел на понижение и затих на трагическом полушепоте. Но уже через минуту умиленно всхлипнула: — А глаза какие… озера! Как посмотрю, так тону, только пузыри пускаю. А он… Он! Даже не позвонил…
— Имя, сестра! — сыпала цитатами подруга, заходясь от любопытства: — Скажи его имя!
— А имя какое… — продолжала я пускать розовые пузыри. — Какое у него имя…
— Какое?! — зарычала Лёлька. — Мать, не томи!
Я скинула голову и дала откровение:
— Чингачгук, — а после я откинулась на стенку, возле которой стоял мой табурет, мечтательно прикрыв глаза. — Большой змей.
— Э-э… в смысле, то самое?
Я приоткрыла глаз и посмотрела на подругу. Она, как завзятый рыболов, развела руки, пытаясь изобразить потенциальный размер того самого. Я отмахнулась и протянула:
— Каа-а. А меня, знаешь, как называет? Тигрик, — я снова вздохнула и вдруг с силой ударила кулаком по столу: — Два дня не звонит!
— Гад какой, — снова посуровела Лёлик. — А ты звонила?
— Я за мужиками не бегаю, — ответила я. — Гордая.
— Все наши беды от гордости, — вздохнула подруга. — И от мнительности. Ты вот сопли на кулак наматываешь, а он, может, в делах весь.
— Конечно, в делах, — возмутилась я подругиным сомнениям. — Мы же завтра во Францию улетаем. На неделю.
— Ну, ты вообще-е, — протянула Лёлик, разом теряя женскую солидарность. — Ее мужик во Францию везет отдыхать, а она сидит на него жалуется. Меня бы Толик позвал, я бы пищала и визжала от радости, а ты… ты неблагодарная, — вынесла она вердикт.
Я оскорбилась:
— Да что б ты понимала! Это же не по любви, это по делу!
— Так, — мотнула головой подруга, — давай сначала. Ты была с ним, знаешь, что у него большой змей, а летите не по любви, а по делу?
Я поморгала, пытаясь понять, о чем она говорит. Осознала и округлила глаза:
— Дура что ли?! — возмутилась я, покрутив пальцем у виска. — Ничего у нас не было! Он змей по своей сути, а про это я понятия не имею. Больно надо, — я фыркнула и передернула плечами, а в глазах Лёли мелькнула жажда убийства.
Она громко сгрызла половинку яблока, после нацелила на меня палец и вопросила:
— Так было у вас что-то или нет?!
— Конечно, нет, — ответила я, качая головой. — Ну, ты совсем уже.
— Это ты, мать, совсем, — ответила подруга и постучала кончиком указательного пальца по лбу. — И меня с ума сведешь. То кровать, то ничего не было. Отношения деловые, а рыдаешь, что не звонит. Еще и во Францию на неделю. И в глазах тонешь. Что происходит?!
— Полный бред, — махнула я рукой, и Лёлик подвела итог:
— Факт.
Мы замолчали. Я продолжала свои страдания, усиленные возлияниями, подруга о чем-то думала. Наконец, отодвинула тарелку с фруктами и шлепнула по столу ладонью.
— Давай, звони ему, — велела она.
— Зачем? — удивилась я.
— Надо выяснить всё раз и навсегда, — безапелляционно заявила Лёля. — Что он порядочной девушке голову дурит? Дурит же?
