Костик разжал руки, и я встала с его колен. Раздражение, которое я сегодня не ожидала из-за угрызений совести, все-таки появилось. Какого, простите, черта он настаивает на моей откровенности, если не хочет быть откровенным в ответ?! Я, значит, должна быть перед ним душа нараспашку, а он будет свято хранить свои маленькие тайны? Оне, видите ли, знать желают, а вы, Вероника Андреевна свой нос в чужие дела не суйте, вам по статусу не положено.
Убрав постельное белье, я переместилась обратно к шкафу. Сердито фыркая, спряталась за открытой дверцей, раз уж господин Колчановский задом не двинули, чтобы оставить меня наедине с собой в момент сборов. Затем, вспомнив о зеркале за спиной, я порывисто обернулась и успела увидеть, как голова шефа отвернулась. Да и черт с тобой, подглядывай вуайерист несчастный. От меня не убудет, главное, чтоб себя ненароком показывать не начал. Я представила, как Костик выпрыгивает на меня из-за угла и, распахнув плащ, выкрикивает:
— О-па!
Хмыкнув, я расправила сарафанчик и отошла к зеркалу, натянув на лицо маску невозмутимости. Присела на низкий пуфик и взялась за баночку с кремом. Не смешно, не смешно, не смеш…
— А-а-а, — провыла я, откидывая голову назад, и все-таки расхохоталась.
А когда сумела подавить смех, обнаружила Костика за своей спиной. Он склонил голову к плечу и наблюдал за мной. Медленно выдохнув, я принялась за полубоевой раскрас. Колчановский присел за моей спиной, и его ладони, скользнув по талии, сошлись на животе. Затем уместил голову на моем плече, и смеяться мне расхотелось.
— Вернись на кресло, — попросила я.
— Мне и тут неплохо, — ответил он, устраиваясь поудобней. — Продолжай.
Ну, конечно, вот именно в такой компании я и хотела продолжить. Мало того, что сопит в ухо, так еще и наблюдает, нарушая всю интимность процесса подготовки и самого нанесения макияжа. Ну, какой женщине такое понравится?
— Уйди, деспот! — возмутилась я.
— Зануда, — фыркнул на меня шеф.
Костик послушно отошел. Я, наконец, вздохнула с облегчением и продолжила колдовать над своим лицом. Колдовать-то особо было не над чем. Не вечерний макияж, хвала небесам, но без шефа, торчавшего за спиной любопытной глыбой, стало и вправду комфортней.
Закончив приводить в порядок лицо и волосы, я подправила помаду на губах и улыбнулась своему отражению. Теперь мне вспомнился совсем другой момент из вчерашнего дня, и я обернулась к Колчановскому.
— Значит, ты скучал?
— А тебе-то что? — спросил он, намеренно вредничая. — Ты же по мне не скучала?
— Не-а, — я мотнула головой, даже не стремясь спрятать предательскую улыбку.
— И моего звонка не ждала?
— Не ждала. Дел было по горло, вообще на телефон внимания не обращала. Даже забыла его, сам видел.
Костик поднялся с кресла, приблизился ко мне и поддел кончик моего носа согнутым пальцем:
— Врушка, — усмехнулся он, рассматривая меня с улыбкой.
— Мы никуда не летим? — деловито уточнила я, уходя от ответа. — Можно раздеваться?
— Ну, если хочешь, чтобы мы точно никуда не полетели, можешь раздеться, — ответил шеф, подцепив пальцем лямку сарафанчика, и она заскользила по плечу вниз.
Опешив, я округлила глаза.
— Ты это чего? — спросила я вдруг севшим голосом.
— А сама как думаешь? — ответил он и потянулся ко второй лямке.
Я шлепнула ему по руке и устремилась к двери, чтобы спрятать заалевшие от смущения и предвкушения щеки.
— У нас нет времени на глупости, — строго сказала я, подхватывая свою сумочку. — Нас ждут великие дела! Вперед, mon ami, гастрольный тур отменить невозможно!
— Какая самоотдача, — проворчал за спиной Колчановский и вдруг хохотнул: — Обожаю тебя пугать. У тебя глаза в два раза больше становятся. А главное, мотивация вырастает до небес. Так страшно поддаться искушению?
Я остановилась, и он отшатнулся, чтобы не налететь на меня. Обернувшись, я склонила голову к плечу и, прищурившись, посмотрела в глаза шефу.
— Поддаться? Страшно. Всегда страшно, когда нет будущего, — ответила я, и направилась к двери, не дожидаясь ответа.
Его и не последовало — Колчановский промолчал. Шутки шутками, но свой взгляд на собственную жизнь, шеф уже успел обрисовать предельно четко. Конечно, хотелось бы узнать, что он ко мне неравнодушен так же, как и я к нему, и что готов выйти за рамки договора и нашего сценария, но вероятность такого исхода была процентов десять, если не меньше. И его слова о том, что он скучал, я расценивала трезво. Мы весело общаемся, всаживая друг в друга шпильки. И времени провели рядом немало, так что, вновь натянув на себя маску истукана, Костя должен был заскучать. Со мной ему, наверное, и вправду было комфортно, как и мне с ним.
Я даже не исключаю, что он мог увлечься. Этому должна немало способствовать его детская трагедия. Он лишился семьи, жил у чужих людей. Они относились к нему хорошо, но не могли заменить тепло, которое мальчик получал с родными родителями. Хотя бы инстинктивно, но Колчановский должен тянуться к душевному огоньку. А мы с ним вполне успешно разыгрываем счастливую семейную жизнь.
Женщины, которых он подпускал к себе, были чем-то вроде обязательного приложения, к которым Костя не испытывал ничего, кроме желания. А у нас, хоть и фальшивые, но все-таки близкие отношения, где есть забота, ласка и нежность. А еще всё тот же словесный пинг-понг. Да, наверное, он тоже испытывает ко мне притяжение. Только будет ли будущее у этой симпатии? Проверять опытным путем не хочется. И его молчание — лучшее доказательство того, что за рамки оговоренного временного промежутка он выбираться не намерен. Не буду спешить и я. Костик — мужик умный, и сам понимает, что к чему. Так что продолжаем лгать и изворачиваться перед его родными и друг перед другом.
— Сердишься?
Колчановский открыл мне пассажирскую дверцу, и я сжала посмотрела на него.
— Нет, — сказала я, пожав плечом. — Не на что.
— Я нарушил обещание, — заметил шеф.
— Если не будешь пытаться затащить меня в постель, чтобы после окончания договора сообщить о том, что всё это было временным помутнением, мне обижаться будет не на что, — ответила я и нырнула в уютное нутро автомобиля.
Костик закрыл дверцу, обошел машину и сел рядом. Он поджал губы, завел двигатель, но трогаться с места не спешил. Шеф повернул ко мне голову.
— Мне сложно оценить то, что я чувствую, — сказал он, кажется, решив быть откровенным. — Эта игра порождает ощущение близости, и оно толкает на некоторые поступки… Ты ведь чувствуешь то же самое, верно?
— Что-то в этом роде, — уклончиво ответила я. Мне оценить свои чувства было проще, даже больше — я точно знала, что чувствую.
Костя отвернулся и неожиданно произнес:
