Как они прощались на ночь, я уже не слушала, потому что бросилась назад в комнату. Упала на кровать и усердно засопела. Когда вернулся Костик, я продолжала старательно спать.
— Снобы, — тихо проворчал шеф. — Тоже мне князья из девяностых. Малиновый пиджак — мантия, золотая цепь — королевский знак отличия, только наколотой короны не хватает. Все мы здесь дворняжки. — Затем приблизился к кровати, присел на ее край и некоторое время молчал, кажется, рассматривая меня. После склонился и шепнул: — Ты у меня замечательная.
Я почувствовала теплое дыхание на своем лице, слегка пахшее алкоголем. А затем Костя поцеловал меня в щеку и ушел в ванную, а я распахнула глаза и лежала, глядя с улыбкой в пустоту. Ты у меня замечательная… У меня! Мне было безумно приятно. И не только из-за этих слов, произнесенных едва различимым шепотом, но и от того, что он защищал меня, а не мифическую невесту! И вот это вот ворчание лучше всего доказывает то, что он принял слова опекунов на мой счет, и был оскорблен ими.
Это так сильно отличалось от того, что происходило в коттедже родителей Люси, что не могло не броситься в глаза, насколько мы сблизились. Тогда я была для него посторонней женщиной, взявшейся помогать в обмане за определенную плату. Он старался быть тактичным и остаться в добрых отношениях со всеми. А теперь готов собрать вещи и уехать, лишь заподозрив попытку унизить меня. О да, я была счастлива осознать это.
Что до того, что я услышала, то меня слова старших Поляковых не задели. Они размышляли о девушке-официантке, которая едва не попала под колеса автомобиля их воспитанника — выдуманный персонаж, которого нет, и никогда не было. Я даже в чем-то была с ними согласна, с их выводами по поводу искусственно приобретенного высокомерия нуворишей. Однако была и совершенно согласна с Костей — чистокровных аристократов в этом доме не было, даже бастардов. Все вышли из народа, и судить о человеке, только по его социальному статусу было неразумно. Тем более предвещать ему будущее надменной вздорной пустышки.
В любом случае, ничего из сказанного я не приняла на свой счет, а вот угрызений совести поубавилось — врать мне теперь будет легче. К тому же мне было любопытно, как дальше пойдет наше общение, и как Элеонора собирается подружиться со мной. Я задирать нос не собиралась. Во-первых, я «понятия не имела» об их беседе, а во-вторых, как я уже сказала, оскорбленной себя не чувствовала.
Эти люди выгодно отличались от бабы Нюры тем, что подоплекой их мнения была забота о Косте. Я понимала, что они желают ему добра, потому пытаются предостеречь от возможной ошибки. Они не пытались очернить меня, лишь делились собственными наблюдениями и опытом общения с теми, кого видели в невесте своего воспитанника. Я не была для них соперницей, только кандидатом в будущие родственники, если можно так это назвать. И рассматривали они меня именно с этой позиции. В общем, ни обиды, ни претензий к Поляковым у меня не было.
Умиротворенно вздохнув, я закрыла глаза и вскоре все-таки заснула. И как вернулся шеф и устроился со мной рядом, я уже не видела. Мое спящее сознание в этом время снова парило по улочкам Экс-ан-Прованса, где мы так здорово вчера провели время.
ГЛАВА 21
Утро нового дня я встретила на груди Колчановского. Когда и как я там очутилась, вспомнить не могла, но эта подушка мне нравилась не меньше той, на которой я спала предыдущие ночи, потому покидать ее я не спешила. Сам шеф беззастенчиво дрых в любимой позе морской звезды, раскинув руки и ноги. Правда, рука с моей стороны покоилась на моей пятой точке, этак небрежно сползшая длань. Я возражать не стала — пусть покоится, мне не мешает.
Чуть приподняв голову, я посмотрела на мирно сопевшего Костика и умиротворенно вздохнула, возвращая голову на облюбованное место. Интересно, это я оккупировала шефа, или он помог моей телепортации на себя любимого? Да какая разница? Вон, солнышко светит, птички поют, Колчановский лежит под бухгалтерским прессом и не жужжит — вполне себе доброе утро.
Улыбнувшись, я зажмурилась, что есть сил и пожелала, чтобы утро никогда не заканчивалось, чтобы шеф не просыпался, и мы могли бы пролежать так еще пару столетий. Вновь открыла глаза и, чуть поколебавшись, провела кончиком пальца по его груди, нарисовала завитушку там, где стучало Костино сердце, а затем, приподнявшись, осторожно поцеловала серединку невидимого вензеля. Мужская ладонь, лежавшая на моем бедре, чуть напряглась, и я спешно замерла, делая вид, что ничего не произошло. Костя сонно вздохнул и расслабился.
— Хороший змеик, — произнесла я одними губами. Затем подняла руку и сделала пасс над его лицом: — Спи-и-и…
А после мне в голову пришла идея, и я, стараясь не разбудить моего Горыныча, высвободилась из его объятий и покинула уютное ложе. Но он и не думал просыпаться. И когда я вышла из ванной, шеф по-прежнему сладко сопел, перевернувшись на живот.
— Почуял свободу, — тихо проворчала я. — Ничего, от бухгалтерии в подушке не спрячешься. От нас не убежишь, нужда сама приведет в лоно цифр и учета. Ха-ха-ха, — закончила я злодейским смехом.
Когда мой внешний облик был приведен в долженствующее состояние, я погрозила спящему телу кулаком, чтобы не вздумал проснуться раньше времени, и выскользнула из комнаты. Дом спал. Не весь. На кухне сидела чета молодых Поляковых. Они были уже собраны и готовы к покорению вершин французской юриспруденции.
— Доброе утро, — приветливо улыбнулась Люся.
— Привет, Верунь, — подмигнул Шурик.
— Привет, — улыбнулась я обоим разом.
— Сегодня ты первая ласточка? — спросил мсье адвокат, потягивая утренний кофеек.
— Да, — кивнула я, — Костя еще спит.
— Оно и понятно, ты рано легла, — ответила Люся. — Ты прости, что так получилось. Как-то даже в голову не пришло, что ты осталась в одиночестве, — она виновато посмотрела на меня и обняла за плечи. — Очень некрасиво вышло. Сильно обиделась?
— Совсем не обиделась, — сказала я, по-свойски чмокнув Люсю в щеку. — Я пока приложение к Костику, да и мир не вертится вокруг меня. Эти дни вы достаточно нас развлекали. Всё в порядке. — И сразу переключилась на интересовавшую меня тему: — Я могу тут похозяйничать?
— Разумеется, — мадам адвокатесса посмотрела на меня с легким возмущением. — Какой странный вопрос. Мой холодильник — твой холодильник. Развлекайся.
— Моя дрель — твоя дрель, — добавил Шурик, и я рассмеялась, махнув на него рукой.
— Это слишком щедро, я не смогу ответить тебе такой же любезностью, — ответила я, всё еще посмеиваясь. — Пусть дрель останется тебе.
Александр нацелил на меня палец:
— Потом не говори, что я тебе не предлагал. Ты сама отказалась.
Они закончили завтрак, поцеловали меня по очереди в щеку и отправились в контору. Я помахала им вслед и направилась к холодильнику, чтобы выяснить, что в нем лежит. Вчера я интересовалась конкретными продуктами, сегодня хотела иметь данные по продовольственным запасам в полном объеме. Хотелось сделать что-нибудь этакое, чтобы мой змей утирал слюнки до вечера, вспоминая завтрак. Не какие-то тосты, которые он пытался вчера втолкнуть в меня, а что-нибудь более питательное и вкусное.
