Хотя я нахожусь очень далеко — по другую сторону Тихого океана, — я чувствую себя близкой к ней и разделяю ее боль. И так признательна всем, кто пришел ей на помощь.
Ваша настойчивость, ваши страдания, ваша сила дошли даже до человека из маленького провинциального городка в Индии.
Один человек из Австралии писал, что плакал на крыльце своего дома в три часа ночи. Целыми днями, вся в слезах, я сидела в своей комнате с ноутбуком и миской конджи
[64]. Благодаря всем этим письмам я вплотную приблизилась к ясному пониманию себя.
Бывший одноклассник Брока Эй Джей выложил следующий пост:
Я наконец хочу высказаться. Еще до всего этого я знал, кто ты есть. Я навсегда запомнил, как восемь лет назад ты назвал меня гомосятиной и высказывал разное в мой адрес, ничего толком обо мне не зная. Посмотри, что теперь мы оба из себя представляем. «Этот голубой» — как ты меня называл и которым я на самом деле являюсь — знает, что надо уважать права любого человека, независимо от его половой идентичности. А ты — ты стал для всех Соединенных Штатов Америки олицетворением сексуального насилия.
Я приехала в здание суда, чтобы встретиться с Алале. У нее на двери я увидела приклеенную скотчем эмблему #BeTheSwede
[65]. Все почтовые ящики, находящиеся в небольшом судебном помещении, оказались забиты прямоугольными конвертами самых разных цветов и форматов. Алале передала мне тяжелую сумку, которую с трудом удерживала обеими руками. Мы обе все еще пребывали в шоковом состоянии, не представляя, как отнестись к столь неожиданному обороту нашего финала. Я несла трофеи в машину и по легкому позвякиванию уже догадывалась, что найду в сумке. В ней лежали маленькие сокровища: ожерелье-амулет с изображением бога Ганеши
[66] — для моей защиты; серьги с подвесками в виде велосипедов; много писем — например, от учительницы из Новой Зеландии, от команды по софтболу из Аризоны; фотографии потрясающе прекрасных сосен — их сделала женщина, желавшая помочь мне вытеснить связанные с этими деревьями болезненные воспоминания; акварельный рисунок маяка; две плитки шоколада в фиолетовой упаковке — от женщины из Ирландии, чтобы пополнить запас, данный мне бабушкой Энн.
Скажи мне кто-нибудь тогда, в больнице, что через полтора года живущая в Ирландии незнакомая женщина не пожалеет денег на марки и пошлет мне посылку с шоколадками, я долго смеялась бы. Права была моя мама: нужно иметь терпение, чтобы увидеть, как оно все обернется в жизни.
А вот и «звонок» из Белого дома — все-таки он дошел до меня. Я получила письмо от Джо Байдена
[67]. Поверить не могла, что это происходит со мной. Я боялась полностью открываться и потому — чтобы защитить свою душевную жизнь — все еще находилась в состоянии обороны. Но я убедила себя снять внутренние ограничения и без предвзятости выслушать человека из другого мира.
В своем письме Байден писал, что понимает меня. Получается, вице-президент Соединенных Штатов Америки откладывает все важные дела лишь для того, чтобы сказать мне, как он понимает меня.
Насилие стирает личность человека. Утрачивая представление о собственном месте в жизни, он обуреваем страхами, что занимает чужое. Его легко заставить усомниться в собственных способностях. Его легко унизить. Легко лишить права высказаться. Мое заявление, только появившись, ярко вспыхнуло, а потом разгорелось ровным, но уже неукротимым пламенем. Правда, внутри меня тлел страх, что всему есть предел, что скоро я достигну конца пути и тогда услышу: «Всё. Приехали. Проваливай». Я ждала, что меня вновь собьют с ног и запихнут в ту вонючую дыру, где мне определили место после совершенного надо мной насилия. Я изначально росла в маргинальной среде, где американцам азиатского происхождения были отведены второстепенные роли, по которым нам полагалось быть смиренными и не высовываться со своим мнением. С детства приучив себя оставаться незаметной и ненавязчивой, я и подумать не могла, что когда-то окажусь в центре всеобщего внимания. Чем больше признания получал опубликованный текст, тем сильнее было сомнение, не злоупотребляю ли я великодушием всех этих людей. И тем не менее они продолжали превозносить меня, пока моя история не достигла стен самого высокого дома в стране. Вице-президент не стал создавать видимость, что идет в народ, — он писал мне как равной себе и открыто выразил свою признательность.
Миллионы людей бросали заниматься своими делами, чтобы вникнуть в мой текст и понять меня. Как случилось, что вице-президент поступил так же: отложил все и стал читать мое заявление?
В этой невероятно талантливой молодой женщине заложен безграничный потенциал. Я вижу его. Вижу, сколько возможностей открывается в ее жизни. Вижу тот тяжкий груз, что она взвалила на свои плечи… но именно с этой ношей связаны все наши мечты о будущем.
…Вы дали людям силы, необходимые им для борьбы. И потому я верю, вы спасете еще много жизней…
Читая письмо Байдена, я впервые начала понимать слова отца, когда он говорил, что гордится мной. И, похоже, из всех миллионов людей я оказалась последней, кто узнал, какая я храбрая и ответственная.
Мне вспомнился человек в толстой черной куртке, сидевший на раскладном стуле у железнодорожных путей, которого наняли, чтобы спасать жизни. До меня вдруг дошло, что я мечтала заниматься именно этим — спасать жизни — со своих семнадцати лет. Разница между тем человеком и мной была лишь в том, что я засяду на стуле у себя дома и буду находить слова, которые вернут страдающим людям желание жить, которые помогут им выстоять, дадут им почувствовать, что они достойны большего, заставят их увидеть, как прекрасен наш мир. И если наступит худший день вашей жизни, я очень надеюсь, что успею, как тот человек в черной куртке, вовремя подхватить вас и не дать вам упасть на рельсы.
Даже если девяносто девять процентов отзывов были одобрительными, то все равно оставался один процент, оправдывающий мои худшие страхи. Стоило зазвонить домашнему телефону, как иллюзия безопасности моментально рассеивалась. Помню звонок ведущей из очень известной новостной утренней программы. Она сразу объявила, что тоже наполовину азиатка и «мы могли бы дружить». На это очень хотелось ответить: «А ты такая симпатичная, когда спишь». Она ведь даже не знала меня и ни разу не видела! Телефон Лукаса не замолкал, просмотры странички Тиффани на LinkedIn
[68] исчислялись сотнями. Какой-то журналист даже вышел на бабушку Джулии, чтобы добраться до самой Джулии, а через нее достать меня. Поступали предложения от телепередач, и все подряд уверяли, что ради «моей защиты» не будут показывать моего лица и изменят мне голос. Все чаще под нашей дверью стали появляться настораживающие письма от неизвестных людей. Я сдавала их в лабораторию для снятия отпечатков пальцев. Иногда к нам пытались проникнуть репортеры, но отец неизменно отвечал: «Не понимаю, о ком вы говорите» — и захлопывал перед их носом дверь, пока я пряталась за занавесками.
