Нельзя целовать без разрешения; нельзя хватать за причинные места, нельзя скрывать свои поступки, нельзя просто выключить микрофон, нельзя все замять. Нельзя заставить нас забыть, потому что мы живем с этим. Долгое время мужчинам действительно все сходило с рук. Они выходили сухими из воды, но то, что они делали, никуда не девалось. Происшедшее намертво врезалось в память тела, даже если наш разум и хотел стереть его, если сотни раз выкидывал все на помойку, даже если нам постоянно говорили продолжать жить, избавиться от чувства вины, научиться смотреть в будущее. Сколько бы лет ни прошло, какими бы крепкими ни были наши семьи, сколько бы детей мы ни нарожали, но тела по-прежнему помнили. И пока сознание пыталось избавиться от этого, по ночам, когда мы лежали одни в постели, наши тела протестовали: нет, нельзя.
Эшли Джадд и Роуз Макгоуэн в октябре 2017 года находились на передовой во время падения Харви Вайнштейна
[77]. Влиятельные мужчины проигрывали битвы одну за другой. Правильнее сказать, женщины стали выигрывать свои битвы, что приводило к падению мужчин. Однако эта борьба никогда не шла один на один. Как правило, десятки женщин противостояли одному насильнику. Мужчины не осознавали, что за годы своей охоты на женщин они взрастили множество свидетелей — полк свидетелей, — и это к счастью, потому что, как выясняется, одной не выстоять. Косби — шестьдесят женщин. Вайнштейн — восемьдесят семь женщин. Нассар
[78] — сто шестьдесят девять. В новостях говорилось о шквале обвинений, лавине историй, радикальных переменах. Метафоры были довольно точными, потому что происходящее действительно походило на катастрофу, полное разрушение. Только не стоит сравнивать это с природными явлениями, ведь насилие — всегда дело рук человека. Называйте это хоть цунами, но не упускайте из виду, что каждая человеческая жизнь — одна капля. А теперь подумайте, сколько потребуется капель, чтобы сформировать гигантскую волну — невообразимые, ужасающие, сводящие с ума потери. Мы должны были их предотвратить при появлении первой капли. В итоге мы получили общество, утопающее в жертвах насилия; они продолжают двигаться вперед — по десятку на каждого мужчину — лишь для того, чтобы в старости эти мужчины смогли почувствовать, каково было тем женщинам всю их жизнь.
Движение MeToo, основанное Тараной Бёрк, обнажило невероятное количество случаев насилия и домогательств, показало, как все это проникает в нашу жизнь, подчеркнуло множество слов и жестов, на которые нас приучили не обращать внимания. Хештег #MeToo добавляется в конце рассказа и призван подчеркнуть, что вот еще одна в списке. Их невозможно вычленить из общей массы, невозможно изолировать. Вовсе не обязательно рассказывать свою историю в деталях — это своего рода кивок, поднятие руки. Говорить не значит обязательно выйти на передовую. Вы просто помогаете обозначить огромное целое. Движение MeToo дает шанс на освобождение, позволяет высказаться, почувствовать наконец, каково это — снова двигаться, размахивать руками, не будучи скованной.
Кто-то назвал это охотой на ведьм; в ходу была фраза: она пришла по его душу. Вот что я могу сказать в ответ: когда это началось? Обозначьте день. Отмотайте назад. Я почти уверена, что после насилия девушка пыталась жить дальше. Спросите, что она делала на следующий день, и она наверняка ответит, что пошла на работу. Она не схватила вилы, не кинулась нанимать адвоката. Она заправила кровать, приняла душ, потом еще раз, и еще. Она пыталась убедить себя, что ничего в ней не изменилось, пыталась двигаться дальше, пока ноги не отказали. Каждая женщина, решившаяся заговорить, сделала это, потому что достигла черты, когда не могла больше жить той жизнью, которую пыталась выстроить. Именно поэтому она медленно развернулась, чтобы посмотреть правде в глаза. Общество думает, что мы только и живем мыслью о мести. На самом деле мы живем только для того, чтобы жить. Вот и все. Он перевернул нашу жизнь, и мы пытались делать вид, что ничего не произошло, — но не смогли. Каждый раз, когда объявляется очередная жертва, люди вопрошают: чего она хочет, почему ждала так долго, почему сейчас, а не тогда, почему не рассказала об этом раньше? Но у боли нет срока давности. И почему, когда появляется очередная жертва, мы не спрашиваем, как ей удавалось жить с этой болью так долго и кто сказал ей, что нужно скрывать свою боль.
Жертв часто обвиняют в том, что они жаждут мести. Но на одной мести далеко не уедешь. Я знаю по себе, каково это — надеяться, что после удара судейского молотка, после щелчка наручников у тебя в душе наступит мир. Даже если насильник попадет за решетку, он никогда не узнает, каково это — быть в разладе с собственным телом. Мы боремся не за собственный счастливый финал. Мы боремся за право сказать, что так нельзя. Мы боремся за привлечение к ответственности. Мы боремся за то, чтобы создать прецедент. Мы боремся, потому что надеемся, что будем последними, кто испытает эту боль.
Когда вышла книга Хиллари Клинтон «Что произошло»
[79], я узнала, что в ней она процитировала заключительный абзац из моего заявления: «Ночами, когда вы чувствуете всю тяжесть своего одиночества, я с вами…». Затем она написала:
Ранним утром девятого ноября, когда нужно было решить, что сказать в своей речи кандидата в президенты, я вспомнила те слова. Они вдохновили меня, и я написала: «Обращаясь ко всем девочкам, кто слышит меня сейчас, хочу сказать: никогда не сомневайтесь, что вы достойны, сильны и заслуживаете того, чтобы все ваши мечты осуществились». Где бы она ни была, надеюсь, Эмили Доу знает, сколь много ее слова и ее сила значат для сотен из нас.
Сама потеряв многое, Хиллари Клинтон обратилась к моему заявлению в поисках надежды. Она обратилась к моему темному прошлому, чтобы осветить будущее.
Глава 13
В январе 2018 года сто шестьдесят молодых гимнасток сменили виниловые коврики на плиточный пол, чтобы по очереди прочитать свои заявления, обращенные Ларри Нассару, лицо которого было покрыто щетиной, словно грязью. Я резала морковку и тофу, кормила Могу, когда по телевизору услышала новости. Едва голоса этих девушек разлетелись по комнате, я застыла, словно под гипнозом, на сковородке все сгорело, дым поднимался столбом. Их слова были будто из стали. И даже когда их голоса дрожали, глаза оставались широко открытыми. Мне тогда пришла мысль: я ведь тоже жертва насилия, и если я сделана из того же теста, что они, если мы сотканы из одних и тех же нитей, то я несокрушима. Что-то вспыхнуло тогда в груди; казалось, я могу поднять автомобиль, покорить горную вершину. Меня переполняла гордость от того, что я принадлежу к числу переживших такую травму. От них исходила невероятная энергия. Вот слова одной из жертв Нассара, Кайли Стивенс:
