Книга Знай мое имя. Правдивая история, страница 97. Автор книги Шанель Миллер

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Знай мое имя. Правдивая история»

Cтраница 97

Или, может быть, световая инсталляция? Я могла бы притащить кучу домашних ламп, ночью растянуть удлинители по всему кампусу, развесить на деревьях бумажные фонарики, нашпиговать территорию кампуса лампочками так, чтобы светился каждый угол. И назвала бы это так: «Вот что я хотела».

Или нечто еще более раздражающее. Я наделала бы швабр, прикрепив длинные волосы к концам деревянных палок, протащила бы их по кучам сосновых иголок и листьев. Собрала бы ими мусор и расставила немых стражей по всему студенческому городку. Этот арт-объект я назвала бы так: «Мы хотим защитить вашу личность, ваше право на анонимность».

Спустя год после нашей встречи в Стэнфорде и месяц после открытия сада таблички все еще не было. Когда мой адвокат поинтересовался, почему так происходит, Яблочное Зернышко ответила, что место должно было стать воодушевляющим, поэтому было бы неправильным кого-то обличать и кого-то выделять. Она сказала, что они не поместили мою фразу на табличку, потому что «их приоритетом всегда было психологическое благополучие студентов». В качестве альтернативы она предложила мои же слова:

Я здесь. Со мной все в порядке, все хорошо. Я здесь.

В каком-то другом, более прекрасном мире моя фраза могла бы казаться смешной, но в данном случае она прочитывается как насмешка, доведенная до абсурда. Именно эти слова я произносила, когда находилась в больнице и пыталась успокоить сестру, и была я тогда совсем не в порядке. В какой-то степени это даже суммировало все, через что я прошла, и я почти была готова согласиться… если бы мои слова так грубо не вырвали из контекста. Я подумала, что для каждого, на кого совершали нападение в Стэнфорде, могли бы разбивать такой сквер. Тогда тут раскинулись бы гектары парков, а ландшафтные компании были бы обеспечены работой на века. Холмы, заставленные скамейками, вагоны тротуарной плитки. И на каждой — своя табличка. На каждой — ложь, которую мы твердим себе: «Со мной все в порядке, все хорошо».

Еще две фразы, которые предложила использовать Яблочное Зернышко, были взяты из последнего абзаца моего заявления. Одна из них: «Ночами, когда вы чувствуете всю тяжесть своего одиночества, я с вами…» — эти слова были продиктованы глубочайшей надеждой, которую я взращивала в себе, находясь в полном одиночестве в филадельфийской квартире. Пожалуй, надежда была единственным, что у меня оставалось. Эти слова я написала, чтобы выжить. Как эти люди могли, бросив меня на два года, потом появиться и присвоить мои слова для своей таблички? Чтобы укрыть нанесенный мне вред, чтобы все отлакировать и представить сверкающим. Конечно, мне хотелось найти для студентов какие-то слова солидарности, но я не могла поделиться со Стэнфордом словами надежды, ведь университет не сделал ничего, чтобы внушить мне ее. Я не могла давать жертвам ложные обещания, что в их жизнь вернется покой и наступит светлое будущее. Потому что по ночам ты всегда остаешься один на один со своим прошлым. Однако мне следовало дать ответ на вопрос Яблочного Зернышка: «Пожалуйста, сообщите нам, какую цитату вы считаете наиболее подходящей».

На этом нужно было бы поставить точку. Но я все-таки предложила еще один вариант:

Ты лишил меня моего достоинства, разрушил неприкосновенность моей частной жизни, отнял чувство безопасности; ты украл у меня возможность иметь интимную жизнь, мою уверенность в себе; ты забрал мою энергию, мое время, даже мой голос. Все так и было — до сегодняшнего дня.

Яблочное Зернышко сообщила, что попросила Анонимную службу поддержки взглянуть на мою цитату. Следующее ее предложение опять начиналось с фразы: «Мы, безусловно, ценим…» — и они, конечно, опять были очень обеспокоены.

Она объяснила, что предложенная мною надпись может расстроить, вызвать негативные мысли, вместо того чтобы поддержать. Мне сказали, что нужно выбрать либо из предложенных ими, либо найти что-то воодушевляющее и жизнеутверждающее.

Как человек, переживший нападение, я действительно должна показать реальный путь к исцелению. И я чувствую свою ответственность. Однако в мою задачу не входит создавать новый облик тому месту, в котором Брок устроил такой бардак. Не моя обязанность облекать содеянное им в обертку целебных слов и преподносить обществу, чтобы оно смогло переварить это. Не для того я пришла в этот мир, чтобы становиться их вечным огнем, их маяком, распустившимися в их сквере цветами. Я написала своему адвокату: «При любой первой возможности, пожалуйста, дайте ей [Яблочному Зернышку] знать, что я решила не предоставлять им никакой цитаты».

Оставаясь жертвой, я все еще борюсь со своими демонами, но все-таки пытаюсь понять, как мне жить, как рассказывать свою историю миру и насколько могу быть в этом откровенной. Множество раз мне приходилось молчать о своем деле, потому что я не хотела расстраивать людей или портить кому-то настроение. Потому что не хотела нарушать ваше равновесие. Ведь мне объяснили, что слова, которые я собиралась произнести, слишком мрачные, слишком тревожащие, слишком адресные, слишком вызывающие… Давайте немного сбавим тон. Воистину общество ждет от вас счастливого финала, оно просит вас вернуться к нему, когда вы почувствуете себя лучше, когда у вас найдутся слова, от которых у всех на душе станет хорошо, когда у вас появится что-то жизнеутверждающее, позитивное.

Но я никогда не просила обо всем этом уродстве. Мне навязали эту историю, и долгое время я боялась, что и меня саму она делает уродливой. Да, все обернулось для меня печальной и непривлекательной историей, которую никто не хотел слушать.

Когда я выплеснула все это уродство и всю свою боль в заявлении о воздействии на жертву, произошло нечто невероятное. Мир не заткнул уши — напротив, он открылся мне. Я пишу не для того, чтобы задеть жертв за живое. Я пишу, чтобы успокоить их. По своему опыту знаю, что жертвам гораздо ближе боль, поэтому они хотят, чтобы с ними говорили о простых, понятных вещах. Когда я пишу о своей слабости, о том, с каким трудом мне удается держаться, как я надеюсь, им становится легче, потому что все это похоже на то, через что приходится проходить им. Если я написала бы, что полностью исцелилась, освободилась от прошлого, боюсь, другие пострадавшие почувствовали бы себя не очень уверенно. Будто они не сделали все возможное, чтобы пересечь эту несуществующую финишную черту. Я пишу, чтобы быть рядом с ними в их тяжелые времена. Я пишу, потому что лучшие слова, которые услышала сама, — «Это нормально, когда с тобой не все в порядке». Нормально разваливаться на части, потому что именно это случается, когда ты разбит. Я хочу, чтобы жертвы знали: они не одни, мы будем вместе всегда.

Яблочное Зернышко не уловила тайного послания, скрытого в моей последней фразе: «Все так и было — до сегодняшнего дня». Я не могу обещать, что путь будет легким, — вообще-то он таким точно не будет. Я не могу обещать вам славные дни чудесного освобождения. Как раз я утверждаю обратное: это будут самые тяжелые дни вашей жизни. Боль не прекращается, ее не высказать, но когда вы доходите до точки невозврата, когда думаете, что все пропало, кое-что меняется — легкий поворот, маленькая вспышка надежды. Она почти неощутима и возникает, когда меньше всего ее ожидаешь. Но именно так устроен наш мир, в этом я абсолютно уверена. Каким бы долгим и трудным ни был ваш путь, поверьте, этот поворот будет. Однажды все изменится.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация