Жертвы живут в обществе, которому нужно, чтобы наши истории вдохновляли. Но порой лучшее, что мы можем, это просто сказать: «Мы здесь». И этого должно быть достаточно. Отрицание тьмы еще никого не приблизило к свету. Именно поэтому, когда вы слышите историю об изнасиловании со всеми ее неприглядными деталями, боритесь со своим желанием отвернуться, лучше приглядитесь: ведь за запекшейся кровью и полицейскими отчетами скрывается прекрасный человек, пытающийся найти способ вернуться к нормальной жизни.
К тому моменту Мишель и Яблочное Зернышко уже не разговаривали друг с другом — слишком много накопилось обманутых надежд и невыполненных обещаний. Мишель была зла, а Яблочное Зернышко не пыталась это исправить. Спустя более года после первой встречи ничего не было сделано, никакого разбирательства не проведено. В Стэнфорде узнали об отвергнутых фразах, и анонимный студенческий информационный бюллетень The Fountain Hopper опубликовал статью с хлестким заголовком «Стэнфорд окончательно послал жертву Брока Тёрнера».
Говоря словами Яблочного Зернышка, я вернулась туда, с чего начала. Через год после того, как Брока выпустили на свободу, я получила деньги, от которых меня тошнило, посетила несколько занятий по арт-терапии, в мою честь посадили деревья — но никакой таблички или фонтана. Еще установили освещение — вот за это спасибо. Мусорные контейнеры переместили к главному входу и огородили стеной из кедра. Долгое время меня грызло чувство, что я не сделала всего, что могла. Но я училась на своем опыте.
Боюсь, что Стэнфорд может расценить мои слова как нападки, как желание очернить его образ и выпустить официальное заявление с просьбой прекратить называть их сотрудников ядовитыми семечками. Но я надеюсь, что перед тем, как Стэнфорд перейдет к защите своей репутации, они услышат меня. Как бы странно это ни звучало, мое послание в какой-то мере наполнено любовью. Оно часть моих бесконечных попыток улучшить и исправить мир, в котором я выросла. Я пишу в надежде на то, что учебные заведения поймут, как много от них зависит, ведь в их силах как помочь, так и навредить жертвам. Если люди, пережившие насилие, когда-нибудь заговорят с вами, обратятся к вам — выслушайте их. Но даже если они будут молчать, все равно предлагайте им свою помощь. Не пишите вежливых отписок, будто вами сделано все от вас зависящее, хотя на самом деле это не входило в ваши обязанности. Просто помогайте. Если я действительно, как они думают, обвиняю Стэнфорд в том, что он не поддерживает пострадавших на его территории людей, то пусть университет докажет, что я неправа, и продемонстрирует свою работу.
Когда будете сидеть в том сквере, прошу вас, закройте глаза, и я проведу вас в другой — секретный — сад. В шести метрах от того места, где вы сидите, Брок упал на колени, когда шведы повалили его на землю и кричали ему: «Что ты творишь? Думаешь, это нормально?» Поместите на табличку их слова. Отметьте это место — в своем мире я уже воздвигла там памятник. Если что-то и нужно увековечить, то не место, где на меня напали, а место, где он упал, где я была спасена, где двое парней остановили его, заявив: нет, не здесь, не сейчас, никогда.
Задержав его, они освободили меня. Без них у меня вообще не было бы шанса рассказать свою историю, не было бы ни слушаний, ни суда, ни этой книги. Именно благодаря им я сейчас жива. Они подарили мне возможность учиться, бороться и снова стать собой. Да, процесс был долгим, изматывающим, но без этого шанса ничего бы не вышло.
Мне часто страшно говорить о происшедшем. Мне совсем не приносят облегчения разговоры с юристами и представителями государственных структур, хотя все они профессионалы и знают намного больше моего. Но во время страха мне довольно просто вспомнить спасших меня парней. Я постоянно думаю о том, как мне отдать свой долг. Мне хотелось бы так же громко, как они, выкрикнуть, насколько все, что делают с нами, ненормально. Хотелось бы помочь всем. Хотелось бы повалить ваших демонов на землю, чтобы вы наконец почувствовали себя свободными, чтобы получили возможность вернуть себе свою жизнь и идти в будущее, развиваться и обретать свой голос. Я хочу стоять крепостной стеной, чтобы вы могли двигаться дальше.
Глава 14
Я пишу — и таким образом передаю свое восприятие мира. Когда у меня появилась возможность написать книгу, все происходило так, словно кто-то незримый — кем бы он ни был — сказал: «Вот она — твоя мечта». А я в ответ: «Вообще-то я рассчитывала на тему полегче». А он, тот незримый: «Смешно, ты что же, думала, у тебя будет выбор?» Вот так мне досталась эта тема. Наверное, я писала бы о другом, если со мной не произошло бы того, что произошло. Погружаясь в свое дело, я каждый раз напоминаю себе, что у меня всего лишь роль наблюдателя. Я просто человек, отобранный случайно судьбой и таким образом получивший доступ к судебной системе. Мне пришлось пройти через изнасилование, стыд, одиночество, жестокую несправедливость. Моей работой стало наблюдать, воспринимать, документировать и описывать. Моей задачей стало рассказать, чему меня учит мой опыт, рассказать обо всем увиденном — о том, что другие не могут увидеть. Я сама не знаю, куда выведет меня моя боль. Часто я слышу, как люди говорят: «Не могу даже представить…» Мне надо постараться заставить работать их воображение. Я пишу о том, как обращаются с жертвой насилия в наши дни, замеряю температуру общества. Это своеобразный показатель нынешнего времени, но я очень надеюсь, что пройдет двадцать лет — и изматывающие обстоятельства, которые выпадают на долю жертвы, будут восприниматься нами как что-то чужеродное.
На протяжении всего процесса судья возвышается над залом словно черный пик. При его появлении все встают. Места основных персонажей судебного действа развернуты полукругом в его сторону. К нему обращаются не иначе как Ваша честь. Мне даже в голову не приходило усомниться, что можно сдвинуть хоть одну составляющую этого образа.
Когда я бываю расстроена или убита горем, мать всегда советует обратиться к истории. «Почитай что-нибудь из истории» — ее решение всех проблем. Довольно долго я думала, что история — это стоящие у тебя в шкафу толстые книги, одну из которых ты порой носишь в своем рюкзаке, но совсем не то, что ты можешь создавать сама. Однажды учитель собрал нас после обеда в классе, включил переносной кондиционер на полную мощность, и целый час в этой морозилке мы смотрели реконструкцию событий Гражданской войны. В другой раз он заставил нас есть засохшие галеты, чтобы мы прочувствовали, каково было солдатам во время Второй мировой. Мне потребовалось немало времени, чтобы понять: история происходит сейчас, и мы ее неотъемлемая часть.
История — это люди, которые прошли через то же, что и вы сами. Не просто прошли, но и выжили. Не только выжили, но и что-то изменили. Какие трудности вдохновляли их? История рассказывает, что происходило до нас. За год до моего рождения, например, Анита Хилл
[84] давала свои показания в сенате; а в 2018 году она прислала Мишель благодарность за то, что та заставила Верховный суд серьезно отнестись к проблеме изнасилования, в конце письма стояло: «Всего наилучшего, Анита». История учит нас, что даже если кто-то был в меньшинстве, даже если никто ему не верил, это не значило, что он был неправ. Скорее, это означало, что общество было слишком неповоротливым, чтобы угнаться за его мыслями и действиями. Те, кто оставался в меньшинстве, — если они не сдавались и не опускали рук — были способны изменить мир.
