— Ты чего? — прошипела Надька, когда мы, замыкая шествие, отправились по дороге к заливу.
— Пытаюсь изображать из нас мужа и жену, а то ты, кажется, забыла расклад вещей.
Ельцова промолчала, шла рядом, руку не забирала, но я чувствовал, как она напряжена. На заливе все стали фотографироваться, и мы с Надькой тоже, чтобы не выделяться. Строили рожи, делая селфи. Я уже успел забыть за три месяца одиночества, что это за зверь такой. Маринка любила фоткаться, где ни попадя, и меня фоткать. Вот вам моя нога, вот его рука, а это ключица, торчащая из-под кофты. И бесконечные фотографии жрачки. Когда она все это есть успевала, интересно?
Я так задумался, что на всех фото получился с одним и тем же выражением лица, весьма дебильным, кстати. Ну и ладно, все равно эти фотки уже завтра будут удалены. Надя вдруг повернулась и поцеловала меня в щеку. Не то что поцеловала, сделала вид, вытянув губы трубочкой и слегка коснувшись щеки. Я так офигел, что повернулся к ней и оказался губами у ее губ, даже дыхание почувствовал. Надька часто заморгала, видимо, от неожиданности, я мысленно чертыхнулся. Теперь не поцеловать ее будет слишком странно со стороны. И поцеловал, легко так, обхватив верхнюю губу, и почти сразу отстранился, с улыбкой чмокая в нос. Положив руку на плечо, повернулся к Фостеру:
— Ну что, может, ещё по шашлыку?
И мы двинули в сторону коттеджа. Надька так и шла рядом под моей рукой, и я был этому рад, такое положение позволяло не смотреть ей в глаза, потому что за поцелуй было неловко. Сразу вспомнился и вчерашний стол, ее взгляд, чулки эти несчастные… И вообще, я, кажется, слишком серьезно отношусь к нашей игре, ни о чем Фостер не догадывается, зуб даю.
Остаток дня мы с Ельцовой избегали друг друга, стараясь делать это так, чтобы со стороны никто не догадался. Белые ночи вовсю набирали силу, темнело медленно, все сидели у бассейна и травили байки, попивая вино. А я вдруг подумал: как же мы обратно поедем, если все под градусом? И задал этот вопрос.
— О, так мы же остаёмся здесь с ночевкой, — радостно ответил Фостер, и мы с Надькой переглянулись.
Мы с Надькой переглянулись, я сделал знак, она кивнула в ответ. Через пять минут мы были в доме.
— Уедем на такси, — тут же предложила Ельцова, — до города недалеко.
— Кто сообщит об этом Фостеру?
— Тоже мне проблема, — хмыкнула она, — должен же он понимать, что у нас могут быть дела.
Плохо Ельцова знала Фостера. Я успел понять: если этот чудо-тренер вбил себе что-то в голову, то будет стоять до последнего.
И оказался прав: Фостер искренне не понимал, зачем нам куда-то ехать на ночь глядя, когда место такое прекрасное, и компания, и вообще. Надька пыталась что-то говорить, я молчал, с интересом наблюдая, как тает ее уверенность. Наконец, она перевела на меня беспомощный взгляд, я только рукой махнул. Я-то уже смирился с тем, что мы будем ночевать тут. Только не подумал о том, что спать нам придется в одной комнате. Фостер распахнул перед нами дверь со словами:
— Спокойной ночи, надеюсь, вам тут понравится, — и удалился, подмигнув. Комната была небольшая, все ее убранство составляла кровать, шкаф и тумбочка.
Мы с Ельцовой снова переглянулись. Закрыв дверь, она сложила на груди руки.
— Ты спишь на полу, — сказала безапелляционно.
— Чего? — искренне возмутился я. — Это ты не смогла отказаться от ночевки, так что сама и спи на полу.
— Я хотя бы попробовала! Ты же только молчал и улыбался.
— Я посылал ему импульсы.
— Видимо, не те и не туда.
— Слушай, Ельцова, ну мы же взрослые люди, кровать большая, если очень страшно, положи между нами подушку.
— Страшно? — фыркнула она. — Чего мне бояться?
— Ну раз нечего, то и вопрос решён.
Надька зло засопела, но промолчала. Я, сладко потянувшись, стянул футболку и брюки, откинув одеяло, с размаху прыгнул на кровать, она заскрипела, но выдержала.
— Ребёнок, — фыркнула снова Надька и добавила, — отвернись.
Я отвернулся. Честно. К окну, в котором отражался Надькин силуэт. Даже глаза закрыл, правда, ненадолго. Не удержался, наблюдал, как она стянула брюки, оставшись в трусиках, майку не сняла, а жаль. Впрочем, и увиденное мне понравилось.
Нырнув под одеяло, погасила лампу, стоящую на прикроватной тумбе, и положила между нами подушку. Смешно, ей-богу. Она думает, я на неё посягать буду? А если буду, то подушка меня остановит?
Мы лежали и смотрели в потолок, сон не шёл, за окном и в комнате было довольно светло. Надька лежала, укрывшись одеялом по грудь, положив сверху руки. Интересно, она после секса тоже в простыню закутывается? О чем я вообще думаю?
Тут, словно в тему, за стеной послышался ритмичный скрип кровати, сопровождаемый стонами. Русская парочка. Я покосился на Надьку, лежит, как панночка из Вия, бледная, не шевелится. Повернувшись на бок лицом к ней, я приподнялся на локте, говоря:
— Надо бы нам тоже.
Она уставилась на меня, ещё больше раскрыв глаза. Я с трудом сдерживал смех.
— Сама подумай, если мы их слышим, то и Фостер тоже. Не странно ли, что мы с тобой не последуем примеру этой парочки?
— Ты что сейчас имеешь в виду? — напряженно спросила Надька.
— Давай немного попрыгаем на кровати и постонем.
Оно того стоило! Надо было видеть взгляд Ельцовой в этот момент! Не выдержав, я рассмеялся, падая на кровать, она, наконец, поняла, что я шучу.
— Придурок! — толкнула меня в бок, отворачиваясь в другую сторону. Отсмеявшись, я улёгся на живот и заснул. Спалось мне удивительно хорошо. Я даже забыл о том, что нахожусь в коттедже, а не в собственной постели.
Проснувшись, потянулся, переворачиваясь на бок и тут же наткнулся взглядом на спящую Ельцову. Она спала на боку лицом ко мне, обнимая одеяло, закинув на него ногу. Я невольно скользнул по ней взглядом, задержавшись на попке, и почувствовал возбуждение. Вот черт! Отвернулся, но это не помогло, надо идти в душ, пока Ельцова не проснулась и не обнаружила меня в таком виде. Я снова взглянул на неё. Во сне Надька была какой-то другой, такой милой, беззащитной, хрупкой. Вот все они такие, кажутся хрупкими, а сами сожрут и не подавятся.
Тихо встав, я нашёл в шкафу полотенце и отправился искать душ. Он оказался на этаже и был свободен. Через пятнадцать минут я входил в комнату взбодрившимся. И первое, что увидел: Надьку в брюках и лифчике. Охнув, она прикрылась футболкой, которую держала в руках. Вот ведь, притащила ещё запасную одежду, умная какая.
— Отвернись, — прошипела мне. Я послушно отвернулся, закрывая дверь и думая о том, что можно опять в душ отправляться. Да как же так, с чего вдруг Ельцова стала объектом моих желаний? Притом мимо моей воли. Да она даже не в моем вкусе. Я люблю, когда у девушки есть, за что подержаться. А Надька тростинка, от ветра уносит поди.
