В «Джиге» я был через семнадцать минут, Жильцов сидел за столом, успев сделать заказ. Официантка расставляла приборы. Бросив ей:
— Эспрессо, — я уселся напротив мужчины. Он рассматривал меня с насмешливой ленцой. Напомнить ему, что ли, что копия компромата у меня еще есть? Чтобы не расслаблялся. Впрочем, я не в выигрышной ситуации сейчас.
— Что, сбежала твоя Вика? — усмехнулся Жильцов, складывая на груди руки. Я посмотрел тяжелым взглядом.
— Минаев вас подкупил? — задал вопрос. Мужчина усмехнулся.
— Не подкупил, а предложил более чем выгодные условия сотрудничества. В Питере он не последний человек, такими не разбрасываются.
— Настолько, что вы не побоялись даже историю с компроматом вытащить на свет?
Жильцов продолжал меня разглядывать. Неприятный тип, но стоит признать — сила в нем чувствуется. Иначе бы он не пробился так высоко.
— Хочешь на чистоту? — вдруг спросил он и продолжил, не дожидаясь ответа, подтверждая мои мысли, высказанные Вике. — Я не рассчитывал на то, что флешка всплывет. Этот мальчишка, курьер, клялся, что спрятал ее в чертовом дупле, он был напуган, и сколько его ни обрабатывали, твердил, как заведенный, что флешка должна быть там. В конце концов, я ему поверил, решил, какой-нибудь подросток нашел флешку. Как идиот, ждал информации в сети, но ничего не произошло, и я успокоился. Пацан мертв, купивший компромат тоже. Флешку, скорее всего, почистили, особенно не вникая. Но парнишка оказался хитрее всех нас.
Тут принесли заказ, я молча ждал, пока официантка удалится.
— Тем не менее, раскрывать информацию о компромате — рискованно, — заметил, сделав глоток кофе.
— Твоя девчонка весь город обегала по наущению Давида, все, кто забыл, вспомнили историю двухлетней давности. Чтобы узнать о компромате, достаточно было местные сплетни послушать.
Жильцов хоть и говорил недовольно, но был спокоен. Принялся за еду, я размышлял, как лучше подступиться к вопросу о себе.
— Долго вы работали с Корниловым-старшим? — спросил в итоге. Жильцов усмехнулся.
— Ты на разговор по душам рассчитываешь? Мы с тобой вроде друзьями не заделывались. Или расскажешь в ответ, как взорвал машину своего друга?
Врасплох он меня не застал, да и не пытался. Мы оба, кажется, понимали, что тайна таковой уже не является.
— Минаеву вы рассказали обо мне? — спросил спокойно.
— Нет. Честно сказать, я тебя не сразу вспомнил. Только когда Давид деятельность развел, мысли о компромате зацепили воспоминания о Корнилове. Тебя я только на фотографиях видел, но узнал-таки. Пробил информацию, использовать не спешил, ждал удобного случая. Как видишь, он не представился.
— Хотите сказать, Минаев сам раскопал данные обо мне?
Жильцов пожал плечами, отодвигая тарелку и промокая рот салфеткой.
— А он, значит, раскопал? Молодец, старательный. Может, кто-то навел его на нужную дорожку. Но это был не я. Зачем дарить не пойми кому информацию, которая мне самому может быть полезна?
Я усмехнулся, отставляя чашку.
— Намекаете на то, что я у вас в руках?
— Отдай мне копию компромата и дуй в Питер, — сказал вдруг Жильцов, — поиграй в прекрасного принца, спаси девчонку из лап дракона.
— Да вы романтик, — я даже присвистнул.
— Пользуйся, пока я добрый.
— А с чего вдруг такое проявление щедрости? — все же задал вопрос.
Жильцов, отсчитав несколько купюр, бросил их на стол, не дожидаясь счета.
— Считай, что у меня сегодня хорошее настроение, — поднявшись, он покинул ресторан, а я проводил его долгим взглядом. Парадоксально, но сейчас я чувствовал к нему что-то вроде уважения. Это, конечно, не отменяет того факта, что он шагает по головам и легко расстается с чужими жизнями, но… Но он сейчас показался не такой конченной скотиной, как я о нем думал. И причин такому поведению я найти не мог. Официантка, убирая со стола, поинтересовалась, буду ли я еще что-то заказывать. Я покачал головой и позвонил Салагиадзе. Он был в ресторане, так что через пять минут я входил в его кабинет. Если он и хотел что-то узнать, то скрывал это, хотя смотрел с любопытством. С ним был Грачев, я успел свести знакомство с мужчиной несколько дней назад.
— Вика уже покинула город, — сказал я, Салагиадзе кивнул.
— Мои ребята дежурили у дома, проводили до выезда из города.
Я бросил быстрый взгляд. Он решил, Вика уехала с этим парнем по нашему плану, ничего не заподозрил… Даже не знаю, хорошо это или плохо. Выспрашивать подробности не хотелось, чтобы на поднимать смуту, хотя его парни могли номер машины запомнить… Впрочем, я и так знаю, что к чему, пусть Салагиадзе спит спокойно и не думает, как можно использовать новые обстоятельства себе на пользу.
— Я тоже скоро уезжаю, — сказал в ответ.
— Все прошло нормально? — спросил он все-таки.
— Да, — рассказывать я не собирался, но обратился к нему с вопросом. — Что ты знаешь о Жильцове?
Давид, вздернув брови в удивлении, задумался. Непроизвольно поморщившись, ответил:
— Ничего хорошего. Но у нас своя история, он убил моего друга, Тимофей. Я априори не могу думать о нем хорошо.
Друг Салагиадзе — тот, кто выкупил компромат. Все понятно, конечно, но вряд ли он действовал из лучших побуждений, хотел прижать Жильцова, урвать свой кусок. Салагиадзе не объективен или не хочет таковым быть. Ему приходится мириться с ситуацией, потому что он ведет свой незаконный бизнес в этом городе. Смиренского, что ли, попросить разузнать больше?
— Его война испортила, — подал вдруг голос Грачев, я уставился на него в удивлении. Насколько я знал, он владеет охранной фирмой, водит дружбу с Салагиадзе, а тут нате вам. Давид на эти слова усмехнулся.
— Вот Грача спроси лучше, да, — заметил мне, — они с Жильцовым большие друзья.
Или я чего-то не понимаю, или… Нет, определенно чего-то не понимаю.
— Мы с ним служили вместе, — пояснил Грачев, а я вновь подивился тому, как тесен мир. — Горячая точка, оба пацаны были… Война научила его не бояться смерти и обесценила человеческую жизнь. Вернувшись, он был зол на весь мир, хотел чего-то добиться, и уже неважно, каким путем. Попал к Корнилову этому… — Грачев смотрел в окно, хмурясь. — Мы с ним не общались после армии, пока он вдруг сюда не приехал. У нас очередная дележка власти шла, и Андрей бросился в нее с азартом… А так как привык никого не жалеть на войне, то шел по головам. Пока голов не осталось.
Он перевел взгляд на меня, а я заметил, что не только в голосе, но и в глазах у мужчины какая-то тоска. Видимо, былая дружба оставила свой отпечаток.
Салагиадзе вдруг поднялся, я перевел на него недоуменный взгляд.
— Мне это все неинтересно. Меньше всего хочу слушать воспоминания вояк, извини, Грач, — повернулся он к другу, тот усмехнулся, — схожу в зал.
