Домоправительницу подкинуло на стуле — она ухватилась за стол одной рукой и потянула на себя белую скатерть. Второй она закрыла лицо, и Маша увидела, как пятна заалели на её щеках и шее.
— Как она умерла, Катя? Как вообще это могло случиться? — Маша вновь почувствовала головокружение. Кончики пальцев стали холодными, и даже губы онемели от зарождавшегося внутри холода.
— Лёка хотела жить своей жизнью, и чтобы я ей не мешала. Я всю жизнь ей… Я всё ради неё… А она связалась со всяким сбродом. Водка, наркота… Поздно я узнала. На семью ишачила. А как не ишачить-то? Мне вон Николай Августович с ремонтом помог, с обстановкой… Лёку учиться пристроил. Но она не хотела… — Катя прижала к глазам носовой платок. — Она обещала, что не будет употреблять. Я ей верила. Денег хватало, у неё всё было. Я ведь никому не говорила. Всё откладывала, надеялась, что может у неё как-то сложится, и она замуж выйдет, — Катя грустно усмехнулась.
— Я не понимаю. И при чём здесь Дарья Михайловна? Как вы умудрились всё это провернуть? — одними губами прошептала Маша.
Катя глубоко вздохнула, набираясь сил.
— Они с Сашей познакомились случайно. Он уже под следствием был… Вёл дело её отец, Миша. А человек он был страшный… Уж не знаю, до любви ли им было, но Даша вышла за Сашеньку замуж. Она уже беременная была. А отец избил её, когда она за вещами домой заехала. Даша вернулась — лица на ней не было, вся в синяках… — Катя высморкалась, — а ночью закричала страшно и скинула…
Маша тряхнула головой — звук Катиного голоса прорывался как сквозь вату. Она даже потёрла виски, но стало только хуже — глаза вдруг отяжелели и стали закрываться сами собой.
— Я здесь, дома была. Помогла ей. Как она плакала! — Катя судорожно вздохнула. Саша тогда с Николаем Августовичем во Францию часто ездили. Вскоре после женитьбы обвинения сняли — видно договорились они с отцом Дашеньки. Он ведь генералом был, Мишка-то, для него это раз плюнуть. А вот за что над дочерью так измывался, не знаю. Только Дашенька страдала от этого сильно. Думаю, Саша ей помог, а она ему… Так бывает…
— И что было дальше? При чём здесь Лёка?
— А вы слушайте, не перебивайте! Я давно в себе это ношу. Всё боялась, что вылезет наружу… Пусть теперь… сколько мне той жизни осталось? — Катя перевела дух и продолжила. — Лёка приезжала редко. Только за деньгами, разве что. На них же и куролесила потом. А как не дать родной дочери? Я же верила ей, — Катя обхватила себя руками и склонила голову на грудь. — Весну и лето того года она в Крыму жила. С кем, не знаю, у неё много было разных. Я ведь даже не догадывалась, что она беременная. Думала, что мозгов хватит. Ну, а когда она вернулась, позвонила мне, но приезжать запретила. Я только знала, что жива, и слава Богу. А вот ту ночь меня как чёрт рогами в бок ткнул. Сама не своя понеслась в город. Езды тут час, а добиралась почти три, где пешком, где на попутках. Да только когда к квартире подходила, знала уже наперёд, что кончено всё…
Маша снова потёрла глаза, пытаясь взбодриться.
— Он-то, миленький, на диване лежал. Не плакал даже. — Катя с трудом проглотила ком в горле. — А Лёка дозу приняла. Так и сидела на полу с иглой в руке в крови вся…
— Как же она родила? Сама? — побледнела Маша.
— Сама… Хорошо хоть не на улице… Я простыни собрала, пол затёрла. Потом позвонила, чтобы приехали… Взяла моего маленького на руки и… — Катя всхлипнула. — Он ведь такой худенький был, нежный… Косточки, что спички. А ресницы! — Катя улыбнулась сквозь слёзы. — Даше очень тяжело было. Совсем в себя ушла. Сама никому не сказала и мне запретила. Так и делала вид, что беременная… Саша в своих делах закопался, ничего не замечал. Я так думаю, что прихватил его генерал за жабры, не вырвешься… А Сашенька, он за семью переживал, за доброе имя. Отец-то известнейший человек, глыба! — Катя перевела дыхание. — В отъезде они тогда все были. Только мы с Дашей. Я мальчонку привезла… ей…
— И она ничего не спросила, откуда он?!
— Спросила… А я сказала, что у цыган купила, — скривилась Катя. — Кто ж его знает, от кого Лёка родила. Я всё боялась, что не выживет — слабенький был… Но тут уж мы с ней расстарались — и врача нашли, чтобы справку дал, и по уму оформили. Денег прорва ушла… Дашка все свои украшения отдала.
— А Лёка?
— Что — Лёка? — Катя собрала со скатерти несколько упавших крошек. — Ты думаешь, я кому позвонила? Борису Егоровичу… Попросила, чтобы не вылезло наружу, что дочка моя наркоманкой была… И чтобы вскрытия не делали. Похоронила…
— И вы столько лет молчали?!
— А что же, на каждом углу кричать?! Нет… У меня весь смысл жизни теперь в нём, миленьком моём… Я ведь на всё способная, чтобы только он жил да радовался…
— Но Костя же ничего не знает…
— А зачем ему знать? — лицо Кати стало жёстким. — Что, будет лучше? Он всё потеряет, станет нищебродом без роду, без племени! Вы этого хотите?!
— Нет, — Маша покачала головой и приложила ладонь ко рту. — Что-то мне действительно нехорошо сегодня. Голова кружится…
Губы Кати дрогнули. Она склонилась над столом, затем взяла её руку и подержала палец на запястье.
— Неужели? — Катя на мгновение замерла, раздумывая. Заставив Машу подняться, она довела её до кровати. — Здесь очень тихо. Никто не услышит…
Маша легла, закрыла глаза, коротко вздохнула и провалилась в глубокий сон.
Глава 28
Щеке стало горячо и щекотно. Маша протянула руку и дотронулась до неё. Открыв глаза, она увидела потолок и уютную люстру с деревянным абажуром. Точно такая же висела в комнате Кати. Конечно, она и сейчас находится здесь. Было тихо. Шторы задёрнуты, и только через узкую щель прорывалось солнце — одному лучу хватило, чтобы разбудить её жарким прикосновением. Маша потянулась и села на кровати. Чувствовала он себя прекрасно, несмотря на отголоски недавнего разговора и лёгкое головокружение.
Спустив ноги, она встала и направилась к двери. Подёргав за ручку, убедилась, что замок заперт. К собственному удивлению, Машу это не испугало. Катю можно было понять. Да, всё что она рассказала, ошеломило Машу. Однако теперь, когда, словно нарыв, вскрылась эта история, следовало решить и для себя самой — рассказывать или нет об этом Косте. Маша склонялась к правде, но в Катиных словах был резон — есть ли у Маши право вмешиваться в жизнь Кости Цапельского?
«Цапельского?»
Маша подошла к окну и отодвинула штору. Для всех Константин — кровный наследник, обожаемый и любимый внук и племянник. Теперь о том, что с Цапельскими его связывают лишь юридические связи, знает уже три человека. И каждый из них будет бороться за то, чтобы эта правда не вскрылась. Маша причислила себя к их числу неосознанно, просто эта мысль сама по себе вдруг возникла в её голове. Это ведь не её тайна, а Костю она любит просто потому, что он есть…
Господи, его мать была наркоманкой… Передаётся ли это по наследству?
