Маша нервно сжала кулаки. Не хотелось об этом даже думать! Дурная кровь — это не про Костю…
Но теперь получается, что если Маша промолчит, то это будет выглядеть, словно она боится того, что Костю лишат наследства, и он окажется ни с чем. Что ж, в таком случае она ни на что и не претендует, пока Цапельский зависим от условий наследования. А этим, кажется, управляет старуха.
Теперь о другом — Маша порылась в пакете и достала записку из стола Николая Августовича. Пока она спала, телефон зарядился, и она быстро набрала номер.
— Фёдор Кузьмич, здравствуйте, это Маша Рощина! — когда Балясин ответил, Маша понизила голос, — да, я в Николаевском. Рисую… У меня к вам вопрос. Я сейчас продиктую список, а вы мне скажете, права ли я, хорошо? — Маша водила пальцем по своим карандашным пометкам и чётко читала названия. — Да, всё именно так… Вы думаете? Нет, я не знаю, где они, но догадываюсь… Это связано с Александром Цапельским, отцом Кости… Да-да, именно с ним… Хорошо, я буду на связи.
— Вы проснулись?
Маша не заметила за разговором, как в двери повернулся ключ, и Катя вошла в комнату.
— Да, простите, что так получилось, — Маша свернула листок и затолкала его обратно в пакет.
Катя проследила за её движением, но осталась стоять на входе.
— Мне нужно уйти, — Маша сделала шаг.
Катя покачала головой.
— Я не могу выпустить вас сейчас. Простите меня, но так будет лучше, — голос её задрожал, и домоправительница быстро закрыла за собой дверь.
— Интересное кино, — усмехнулась Маша. — Первый этаж, на что вы рассчитываете?
Она подошла к окну и попыталась его открыть. Ручка словно приросла и никак не хотела сдвигаться в сторону. Маша дёргала изо всех сил, расшатывая раму, пока наконец створка с треском не открылась, ударив по горшку с алое и заставив Машу завалиться назад. Цветок рухнул на пол, вазон раскололся, рассыпав вокруг сухую землю. Маша чертыхнулась, приземлившись на пятую точку, и вдруг заметила среди сероватых комьев нож. Она замерла, разглядывая его и уже не сомневаясь в том, что это был именно тот нож, который она видела. На серебристой узкой рукоятке — узор из листьев — тонкие переплетающиеся веточки вокруг латинской буквы Л. Маша быстро оглянулась и, вытащив из пакета лист бумаги, аккуратно поддела нож и завернула его. Затем положила в пакет на самое дно.
Дверь снова открылась.
— Маша! — Катя всплеснула руками. — Я же просила вас!
Маша смотрела на домоправительницу, вытаращив глаза, продолжая всё так же сидеть на полу. Когда Катя направилась к ней, стала отползать, пока не упёрлась спиной в стену.
Катя вздохнула и оглядела грязь. Затем потрогала раму, прикрыла её, с силой нажав на ручку.
— Я для вас стараюсь, а вы… — она подняла цветок за нижние толстые колючие листья и положила его на подоконник.
Маша не верила своим глазам и ушам — кроме сожаления о цветке, в Катином лице ничего не отобразилось. Но Маша видела чёрные засохшие разводы на острие ножа. Она только теперь увидела разницу между столовыми серебряными приборами Цапельских и орудием убийства. Конец его был заострённым и заточенным.
— Вставайте, — Катя протянула руку, но Маша поднялась сама.
Не сводя с Кати глаз, Маша достигла двери. Домоправительница смотрела на неё, и во взгляде её промелькнуло сожаление. Она не стала препятствовать. Вздохнув, присела и стала собирать осколки глиняного горшка. Маша кинулась прочь, чтобы как можно скорее покинуть этот дом.
«Твою ж мать! — Маша, не обращая внимания на то, что её могли увидеть, неслась через холл к входной двери. — Какую же выдержку надо иметь?! А я ещё старухой восхищалась! Да Катя форы даст всем вместе взятым! Даже не шелохнулась!»
Остановившись у двери, Маша похлопала себя по карманам, проверяя телефон, заглянула в пакет и наконец выдохнула. Не хотелось снова возвращаться, забыв что-нибудь. Нет, сюда она больше не придёт ни под каким предлогом! Но что теперь делать?! Дверь была заперта изнутри, и Маша поискала глазами ключ. Он лежал на этажерке в небольшом углублении. Трясущимися руками Маша вставила его в замок и повернула два раза.
Тёплый ветер встретил её на крыльце, взъерошив копну волос и заставив задохнуться от нагретого воздуха. Словно там, внутри дома, царил болезненный мрак, а снаружи кипела жизнь. И вот эту жизнь не пускали, запирались от неё на замок и прятались в темноте, скрывая свои постыдные тайны, обитатели старого особняка.
Зачем, зачем Катя сделала это?! Почему не потребовала вернуть нож и даже не испугалась? Была уверена в том, что Маша будет молчать? Конечно, ради Кости, исключительно только ради него… Но Костя ничего не знает, и эту ношу Маше придётся тащить одной, даже не будучи уверенной в том, что они останутся вместе. И захочет ли теперь она сама теперь быть частью этой семьи, Маша не понимала.
Катя могла бы сделать с ней всё что угодно, пока она спала. И это чувство усталости и слабости, которое накатывало на неё периодически… Что если это отрава?!
Маша остановилась посреди рощи, вытерев холодный пот с лица. Что если её отравят так же, как Аркадия? Или яд уже внутри неё, и поэтому Катя так спокойна? Знает, что недолго осталось Маше ходить по свету и совать нос в чужие дела…
Тяжёлая волна поднялась внутри Маши, оттолкнулась от стенок желудка и понеслась вверх, заставляя её согнуться пополам и упереться головой в ствол берёзы. Машу вырвало. По щекам потёк пот вперемешку со слезами. С трудом разогнувшись, она прислушалась к себе, ожидая повторения. Но стало, наоборот, немного легче. Захотелось яблочного сока — ледяного и кислого.
Ноги сами понесли Машу в сторону магазина. Дорожка разъезжалась перед глазами, но она упрямо шла вперёд, словно это желание тащило её на аркане. В лавке был народ. Немного, человек пять, но в маленьком помещении это уже было похоже на столпотворение. Маша была рада оказаться среди людей — так она чувствовала себя гораздо спокойнее. Сглатывая вязкую слюну, она изучала ассортимент полки с соками, будто договариваясь сама с собой.
Продавщица лишь мельком взглянула на неё. Люди, как поняла Маша, сделав нехитрые покупки, предпочитали ещё какое-то время зависать внутри, болтая о том о сём и перемалывая местные новости.
— Слышали, Нинка-то, машину зятю купила!
— Да ну, деньгами разве что помогла…
— Да нет, купила! Она же участок-то второй продала, что от родителей остался.
— Чегой-то? Подождала бы, когда тут земля вдорожает.
— Так ей, почитай, к семидесяти, чего ждать?
— А я подожду!
— Ну жди, жди! Петуха жареного в гости!
Кто-то рассмеялся, но на него тут же цыкнули.
— Уж не болтали бы попусту, — продавщица подтащила поддон с хлебом и стала выкладывать буханки на полки под прилавком.
— Уж и попусту, — возразил дедок, от которого за версту разило табачищем. — Мы то на отшибе живём, за нами только лес да поле. А кто поцентрее, да поближе к санаторию, тому ухи вострее надо держать. А то и в городе что присмотреть от греха, пока деньгу хорошую предлагают.
