Маша потрогала шишку на голове.
— Люсьен пошутил.
— А вы чего с ним, — Тоня подмигнула и толкнула Машу плечом, — того..?
— Нет, — громко ответила Маша, — сказал, вернётся скоро. А я просто упала, головой стукнулась. Вот он меня и оставил отлежаться… Наверное уверен, что здесь больше ничего не загорится, — скривившись, она отвернулась.
Тоня странно посмотрела на Машу.
— Вот я и смотрю, что прибабахнутая ты какая-то стала. Но зря ты так думаешь, что не загорится. Не должно было в прошлый раз полыхнуть, потому что… — сказала Тоня и вдруг резко замолчала, словно испугавшись чего-то.
Маша не пропустила эту фразу мимо ушей. Пристально смотрела на Тоню и ждала продолжения. Малярша заюлила, завертелась на месте:
— Ну так пойду я что ли…
— Тонь, скажи мне всё!
— О чём? Не знаю я ничего!
— Правду скажи. Ты же могла погибнуть, если бы я не вернулась. И я могла, если бы не ушла и спать легла. Угорели бы на хрен обе…
Тоня побледнела и потёрла лоб.
— Так это… Ну что говорить-то? Не должно было! — в глазах её заплескался испуг. — И меня ведь не должно было здесь быть. Если бы узнали, что я тут сплю, то выгнали бы… А куда я пойду? В городе-то у меня есть, конечно, дяденька один, но… — Тоня вздохнула. — Рука у него тяжёлая, когда выпьет. Да и мне тошно приживалкой. А к дочери не пойду, у неё своя жизнь… Чего я к ней в однушку пойду? Борьку по старой дружбе попросила работу подогнать, вот он и помог. А чтобы я тут на выходные оставалась уговору не было. Я тихонько здесь сидела, чтобы никто не видел. И тебя пускать не надо было… — она облизала пересохшие губы. — Да поговорить не с кем, вот и открыла тебе. А Люсьен всё время молчком, не подойдёшь.
Маша склонила голову. В правом ухе отчётливо зазвенело.
— Ладно, — Тоня ухватилась за рукав Маши и потянула её в другой номер. — Расскажу тебе, только ты никому, поняла?!
— Посмотрим, — меньше всего Маше хотелось сейчас давать обещания. Особенно когда это касалось бывшего следователя Хвошни.
В комнате, которую Тоня приспособила под ночлег, стояла большая спортивная сумка с потёртой надписью «Россия». Тоня присела на узкую кровать, пружины под ней жалобно скрипнули. Задев ногой бутылку, стоявшую на полу, Тоня вздрогнула от грохота упавшей тары. Махнув рукой, она оперлась рукой на стол и сдвинула брови.
— Такое дело, э… как тебя? Маня?
— Маша.
— О, видишь, работают ещё мозги-то… — Тоня покрутила пустой стакан и вздохнула. — Не знаю я, почему пансионат в выходной загорелся. Не так должно было быть…
Маша присела на другую кровать и замерла.
— Я разговор подслушала… Пряталась здесь, когда Борис с прорабом пришли. За дверью стояла. Вечер уж был, я как бы уйти отсюда должна была, — Тоня посмотрела на потолок вспоминая. — Короче, из-за страховки всё… По-тихому хотели подпалить, чтобы как случайность, значит… Было это в конце прошлой недели. Нам ведь велено было сначала все работы закончить, ну чтобы, понимаешь, видимость была, что всё в порядке. Я и подумала, что пожар будет не в эти выходные, а потом, когда доделаем… Я так прикинула, что неделю-две мы ещё с Люськой здесь похозяйничаем… Опять же, план-то никто не отменял, — Тоня усмехнулась. — Я ж как решила, что когда случится всё, то Борьке намекну о том, что знаю о его махинациях… Денег немного попрошу. Что б комнату снять. А тут видишь, как оно… Самой бы и отвечать пришлось… Как пить дать, на меня бы повесили. Борьку-то я упросила замять… Опять в должниках у него, считай…
— Так кто поджёг-то? — тихо спросила Маша. — Люська?
Тоня удивлённо выпучила глаза.
— С ума сошла?! Не… он бы никогда. Он хороший, честный… Чего это ты так о нём? Обидел?
— Нет, — Маша покрутила головой. — Видимо ничего я не понимаю в этих николаевских тайнах… Я вот только думаю, что Хвошня вас тут всех под уздцы взял и повёл…
— Да не дураки, вроде…
— Тот, кто владеет информацией, владеет миром, — процитировала Маша.
Тоня повела бровью, выражая своё восхищение.
— Может, того? — она покрутила стаканом.
— Не надо тебе, Тонечка. Сама себе вредишь. Вот возьмёшься за ум…
— Ага-ага, — повела плечами Тоня.
— Оспоришь продажу по суду, дом и землю вернёшь, — не отступала Маша. — Юриста найдём. И про пожар расскажешь, и с дочкой помиришься. А то мотаешься…
— Правда твоя, — не обиделась малярша. — Это я от неприкаянности… Да и радостей маловато в жизни. Завяжу, обещаю! Вот тебе зуб даю, что… Слышишь?! — подскочила она на месте, прислушиваясь. — Идёт вроде кто…
Маша тоже встала. Действительно, в отдалении слышались мужские голоса.
— Твою ж… — заметалась по комнате Тоня.
— Тихо ты, — Маша ухватила её за плечо, требуя остановиться. Оглядев маленькое помещение, кивнула в сторону кровати. — Лезь туда. Глядишь, не заметят…
— А ты? — Тоня опустилась на колени и, раскорячившись, полезла под кровать.
— Что я… — Маша тоже присела и нагнула голову, пытаясь вписаться в проём и не задеть металлический край. Придерживая голову, она, кряхтя, как старая бабка, кое-как пролезла в пыльную темноту и прижалась к стене. Увидела напротив через проход выпученные глаза Тони и приложила палец к губам.
Тоня в ответ мелко затрясла головой и зажала рот ладонью, словно сомневалась в своих возможностях промолчать когда нужно.
Глава 31
— Ты погоди, погоди брыкаться…
Маша узнала голос Бориса Егоровича.
— Всё что обещал — сделаю. Ты ж меня знаешь, — голос Хвошни был нарочито доброжелателен.
— Зачем сюда привёл? — раздалось в ответ.
Маша нахмурилась, пытаясь понять, кто второй человек. Мужчина говорил свистящим шёпотом и с нервным придыханием.
— Здесь безопасно. Никого нет… Вроде, — Хвошня кашлянул.
— Вроде?! Ты охренел?
— Видел же, что дверь заперта? И на крыше никого нет, а значит, Люська шатается где-то. Нет никого, успокойся.
Разговор происходил в коридоре, но дверь была приоткрыта, и Маша в ужасе уставилась на сумку Тони, стоявшую на самом виду.
— Уверен? А если придёт сейчас? — в голосе незнакомца явственно слышались сомнение и неприкрытый страх.
— Уйдёшь кустами через забор, — хохотнул Хвошня. — У меня слух отменный, за раз просеку, если кто заявится.
Маша указала Тоне пальцем на сумку, но та только замотала головой, зажмурилась и залезла ещё глубже.
— Говори, зачем звал? — вновь раздался шёпот. — У меня проблем столько, что не раскидаешь…
— Слышал… Баба твоя, конечно, учудила…
