— Последний раз мы видели Зину в твой день рождения, да, мама? Она недолго пробыла с нами, а потом ушла. Столько было народу, что лично я не заметила, во сколько это было.
— Зина, — Софья Дмитриевна покрутила кольцо на пальце. — Чудачка Зина. Но я понимала Николая. Она вызывала такое чувство… — старуха задумалась на мгновение, — жалость? Да, пожалуй…
— Папа говорил, что у Зины тайная страсть, — встряла Серафима. — Великая любовь, — вздохнула она. И в этом вздохе явно чувствовалось сожаление.
— Вы не знаете, кто был её… избранником? — спросила Маша.
Софья Дмитриевна откинулась на спинку кресла:
— Видимо кто-то из учеников Николая Августовича. Здесь бывало много молодёжи…
— Тот портрет, который вы мне показывали, — Катя немного пришла в себя, — я постараюсь вспомнить…
— В конце концов уж втроём-то мы осилим эту задачу, — ответила Серафима. — То есть получается, что Зиночку убили?
Женщины переглянулись.
— Костя сказал, что на фигурке нашли следы крови и отпечатки пальцев… Их мало, ведь прошло много времени. Может потребоваться эксгумация…
В холле вновь послышались шаги. Вошли Гаврилов и Костя. У Цапельского горели глаза, лицо майора же было непроницаемым.
— Что? — Маша протянула руки к Косте.
— Кажется дело сдвинулось с мёртвой точки! — Он сел с ней рядом. — Она призналась!
— В чём? — спросила Серафима.
— В нападении на Машу. — Цапельский помолчал. — Она несёт какой-то бред. Говорит, что перепутала тебя с Зиной. Не понимаю…
— Подожди, — захлопала глазами Маша. — Она хочет представить эту ситуацию, будто у неё повредился рассудок?
Гаврилов усмехнулся и покачал головой:
— О, нет. Что бы она не говорила, как бы себя не вела, обмануть следствие ей не удастся. И если экспертиза докажет насильственную смерть, то деваться ей будет некуда. Но она ничего не боится. Говорит, срок давности уже прошёл…
— Это правда?! — Серафима побледнела. — Но как же…? За что? Почему?
Гаврилов заскрипел подошвами, пересекая гостиную. Остановился у окна и одёрнул занавеску:
— Что там у неё в голове? Лично я не могу понять. Боюсь, всё-таки придётся назначать психолого-психиатрическую экспертизу…
— Почему боитесь? — не поняла Маша.
— Иногда мне кажется, что подобные люди обладают неповторимой способностью мимикрировать. Своего рода талант, помноженный на хладнокровность и эгоизм. Что для неё чужая жизнь? Важно только своё благополучие и собственное эго… Ненависть, злость… Запах ландышей, в конце концов — просто бред воспалённого мозга, на мой взгляд…
Софья Дмитриевна шмыгнула носом. Маша увидела, как она поглаживает шрамы на запястье и теребит шёлковую ленту.
— Мы узнаем когда-нибудь всю правду об этом? — Серафима устало опустилась в кресло.
— Всё когда-нибудь становится явным, — Гаврилов обернулся. — Маша, вы как? Готовы?
— Разумеется. — Она кивнула. — Только сделаю глоток горячего чая. Катя, нальёте мне?
— Конечно, — благодарно улыбнулась домоправительница. — Надеюсь, теперь вы будете бережнее относиться к себе…
— Я тоже надеюсь, но сомневаюсь в этом! — хмыкнул Костя.
— Как знать, как знать… — загадочно произнесла Катя. — Скоро всё изменится…
Эпилог
— Алё, Серафима Николаевна! Да, звоню как обещала, — Маша, прижав к груди выписку, шла по коридору от кабинета врача к выходу. — Восемь недель, представляете? Даже не верится! Немного потряхивает, да… Мы приедем к вам в пятницу вечером. Кажется, у Кости суббота выходная. Впрочем, не буду обещать, а лучше позвоню вам, — Маша заткнула второе ухо. — Что вы говорите? Связь не очень хорошая. Что? Кто? Вы вспомнили? А фамилия? — Она остановилась перед окошком регистратуры, моментально забыв о том, что нужно поставить печать на листке. — Вы уверены? Да, поняла вас… Передавайте привет Софье Дмитриевне и Кате… До встречи. Нет-нет, смс не надо, я запомнила… — Маша судорожно вздохнула и покачала головой.
Как же можно было не понять этого с самого начала?
Дверь клиники распахнулась, и внутрь вбежал Костя. Увидев Машу, бросился к ней.
— Мань, как хорошо, что я тебя застал! Ты уже была у врача? Что у тебя с лицом? Всё в порядке? — с тревогой в голосе спросил он.
— А ты-то как здесь? — Маша положила руки на плечи Кости и улыбнулась. Шрам на его щеке почти зажил, и всё же Цапельский напоминал хулиганистого воробья, который ни дня не мог прожить без драки. — Я не ждала тебя. Собиралась позвонить.
— Ребята отпустили на пару часов. Ну что, известно уже, кто будет? — Костя осторожно дотронулся до Машиного живота.
— Нет ещё, глупый! Слушай, Кость, такое дело… Ты не мог бы отвезти меня к Фёдору Кузьмичу в мастерскую? Он допоздна там, а мне очень надо с ним поговорить. Я ведь так и нарисовала ничего для заказчика…
— Я бы тоже не отказался с ним пообщаться и поздороваться. Оценочную экспертизу, кстати, он будет делать.
— Проблем не возникло? — осторожно спросила Маша.
— Ну что ты. Считай, гору с плеч скинул. — Цапельский посмотрел на часы. Затем подал ей руку и, прижав локоть Маши к своему боку, аккуратно повёл к машине.
— Я не хрустальная. Ничего со мной не случится.
— Вот когда ты осядешь дома, я наконец успокоюсь, — недовольно произнёс Костя. — Всё время переживаю, что ты опять вляпаешься в какую-нибудь историю.
— Обещаю! Вот тебе — честное пионерское! — Маша прижала ко лбу ребро ладони. — Много там всего в коллекции?
— С каждым пунктом будем работать отдельно — какие-то из икон принадлежали раньше церквям и монастырям, что-то хранилось в личных коллекциях… Балясин обещал, что поможет в поисках по своим и музейным каналам.
— Хорошо, — задумчиво произнесла Маша, — лучше его никто у нас в городе не справится с такой задачей. Это ж какие деньги! — Она вздохнула.
— Боишься, что я теперь вас не прокормлю? — Костя остановился, заглянув Маше в глаза.
— Цапелька, ты в своём уме?! Даже думать так не смей! Ты у меня самый замечательный, — она легонько ткнула Костю кулаком в грудь, — хозяин! От моих тебе привет огромный! Ждут в гости. Кстати, Люська звонил? Когда приедет?
— Говорит, завтра.
— Отлично. Я ему экскурсию устрою. Можем к тебе заехать в управление, а ты на нас в окно посмотришь.
Через двадцать минут они подъехали к дому, где располагалась мастерская Балясина. Держась за руки, Костя и Маша зашли в подъезд и позвонили в дверь.
— Ах, какие гости! — Фёдор Кузьмич, широко улыбаясь, пригласил их внутрь.
В одной из комнат находились студенты.
