Чем глубже погружаюсь, тем явственнее ощущаю, как сжимаются кулаки и седеют, сука, волосы.
Потому что у меня на второй СТОшке неопознанные детали. И махинации странные. А это все — верный признак криминала.
— Геннадьич, — это я уже покурил, успокоился и даже кофе выпил. И могу говорить. — Принимай Маяк. Сегодня. Всех, кто там сейчас работает — рассчитать. Без выходного пособия. И выплаты зарплаты. Будут возникать, отправляй ко мне. У Ирины получи полную информацию и итоги инвентаризации.
Геннадьич не сдерживается, матерится в трубку многослойно и витиевато. Суть его высказываний сводится к одному — где брать людей.
— Бери с собой одного из Зверят. Пока что вдвоем справляйтесь. И ищи людей.
Кладу трубку.
Курю опять. Думаю.
Вот на кой хер мне это все надо? Эти мастерские, эти проблемы вечные с леваком. Нахер. Надо придумать, кому это неприбыльное и нервосжирательное дерьмо сбыть.
Переключаюсь на более приятные и спокойные темы. Отчет от заместителя по «Гетсби». Тут все нормально. Все привычно. Рутина. И это успокаивает.
Арт- директор, он же — пиар менеджер, он же — маркетолог, и прочее, и прочее, и прочее, веселый и дико бирюзовый Виталик, как и все пронырливые парни его профессии, умело подгадывает момент, когда можно зайти и поканючить о новой программе для вечеров. Всех, кроме пятницы и субботы, потому что тут он все решил и согласовал уже давно, и график приезжих звезд плотный и длинный. До конца сезона. Так что тут все нормально.
А вот обычные будничные вечера пустуют. А ему хочется чего-то «невыносимо стильного». Это словосочетание произносится с придыханием и закатыванием подкрашенных глазок.
Но я скептически хмурюсь.
Будничные вечера, когда клуб работает до двух часов ночи, не особо плотно набитые. Обычно хватает стандартной живой музыки. Ну и привычного диджея.
— Сергей Юрьевич, — пищит Виталик, — просто музыка — это не то, что привлечет гостей! Надо шоу! Надо, чтоб гости шли на имя!
Я морщусь. Знакомая песня. Где мы тут, в нашем городе, имя найдем? Разве что взять кого-то из местной консерватории…
— А сгоняй в консерваторию, — смотрю, как выщипанные брови Виталика приподнимаются, — там поболтай с выпускниками джазового отделения. Может, кто согласится. Джаз — это нормально же?
— Эээ…
— Ну вот и я думаю, что нормально. Иди.
Виталик выходит, глубоко озадаченный.
А я еще примерно полминуты думаю о том, нахрена мне столько нахлебников, если все реально приходится делать самому?
Приходит картинка от Татки.
Улыбаюсь.
Хоть утро было хорошее сегодня.
Правда, без секса.
Но зато проснулся, а Татка рядом. Такая, черт, хорошенькая, что сразу и член встал, и в голове помутилось.
Сколько раз я вот так вот мечтал, втайне даже от себя самого, что проснусь, а она рядом. Лежит, в полной доступности, в моем распоряжении. Мягкая, сонная, губками причмокивает.
Что хочешь с ней, то и делай.
Вот и сбылись мечты.
Я притянул ее поближе и сделал то, что хотел. Ну, не в полном объеме, конечно… Далеко не в полном. И даже не на четверть.
Но потискал, покайфовал от ощущения мягкого тела в моих лапах, с удовольствием нацеловал покорно раскрывшиеся губки.
Татка все это позволяла делать. Сонная, сладкая. Дышит глубоко, обнимает, мурлыкает что-то сквозь сон.
Хотя, накануне вечером, здорово выжрала мне мозг историей с телефоном.
Но я свел все на нет, кивком указав на кровать.
Татка хотела повоевать, а еще очень сильно хотела обратно в свою квартиру, и даже туда попыталась пойти. Но я просто закрыл дверь.
А потом силой утащил ее в спальню, зацеловал, затискал… И она сдалась. Отвернулась, надула губки. И уснула.
А утром — вот.
Спит, как маленький ангел, обнимает меня, жмется.
Ангелочек.
Так и хочется трахнуть.
С минуту я подумываю о том, чтоб окончательно разбудить и хотя бы в рот поиметь, но она так сладко спит. И так ежится нежно от моих прикосновений…
В итоге встаю, иду в душ, врубаю холодный, чтоб унять стояк.
И обещаю себе, что это ненадолго.
Вот только у нее заживет все, только она почувствует себя лучше, тогда и…
В хорошем настроении добираюсь до работы…
И получаю по полной дерьма.
Ну ничего.
Скоро все будет нормально.
Уже все нормально. Вон, картинку прислала.
Открываю.
Маленькая нахалка прислала фотку ключей от моей квартиры. На своем среднем пальце.
Набираю.
— Это че такое, Тат?
— А что? Посыл непонятен? Твои ключи. Я их курьером тебе отправила.
— Зачем?
— Затем, что больше ты меня не заставишь с тобой спать!
Она орет, судя по звукам, где-то на улице находится, поэтому я успокаивающе начинаю гудеть в трубку, одновременно включая геолокацию.
— Малыш, давай дома поговорим, ты по сторонам смотри, когда через дорогу переходишь…
— Да пошел ты! Ты мне не папочка! Если мы с тобой спим, это не значит, что ты можешь мне указывать, братик! Эй, отвернись, придурок! Я с братом разговариваю, понял?
— Тата! — я уже рычу, понимая, что она на эмоциях, идет по улице, орет громко, и, похоже, еще и добралась до моего бара, и это в двенадцать дня! — стой на месте. Я сейчас приеду.
— Отвали от меня! Я хочу побыть одна! Без своего слишком заботливого братишки!
— Да какая, бля, муха тебя укусила???
— Какая??? Большая такая, бородатая! Наглая! Чего тебе надо, утырок? Езжай себе дальше!
Она бросает трубку.
Я выбегаю из-за стола, подхватив ключи от байка. Последнее, что я слышал из динамика, чей-то развязный мужской голос, с кавказским акцентом, обращающийся явно в Татке.
Злость, только-только угомонившаяся, накатывает с новой силой, накладывается на страх за дикую мою стервочку и множится в геометрической прогрессии.
Геолокация указывает двор рядом с институтом. Туда пять минут езды.
Я в любом случае успею.
Все не так просто, Боец.
От рева байка подпрыгивает не только Татка, но и обхаживающий ее невысокий сморчок, рисующийся возле понтовой ауди.
И это происходит на глазах всего института.
Прямо во дворе гребанного храма учебы, или как там его называют! Просто, бля, конкретный такой съем. Никакой защиты, никакой охраны.
