Я смотрю на Юру, надеясь, что он хоть как-то даст понять, что это все бред, но натыкаюсь на оценивающий холодный взгляд. Он ухмыляется. Кривит полные, чуть подправленные филерами губы.
Я, помимо воли, представляю, что мне с ним нужно будет целоваться, и сразу чувствую дурноту.
Бред. Это же бред!
— Это же бред!
— Тата, — мягко, уговаривающим тоном, произносит Саша, — это не бред. Это шоу. Ты знала, на что подписывалась.
— Нет! Я подписывалась участвовать в конкурсе и петь! А не… Торговать собой! И участвовать в таком дурдоме!
— Тата, надо быть более гибкой, если хочешь добиться успеха, — наставительно говорит продюсер, — у тебя есть задатки, и сама понимаешь, в этом шоу у всех основная цель не победить, а засветиться. Чтоб тебя заметили. А потом уже будут и контракты на рекламу, и другие шоу, и, возможно, кто-то из серьезных людей тобой заинтересуется, у тебя внешность очень привлекательная, мордашка, фигурка, надо это использовать… Да вон хоть у Юры спроси, он понимает правила игры, уже десять лет крутится в шоу-бизнесе. Еще немного, и будет известным, как Лазарев…
Я смотрю на Юру и дико хочу сказать матом, что он как раз — антипример. Потому что за десять лет в шоу-бизнесе, не гнушаясь ничем, приобрел только славу безотказной соски. И что никто давно уже не смотрит на его вокальные данные, очень хорошие, кстати, потому что разменял он себя на другое.
И что я так делать не собираюсь.
И не собираюсь дурить головы зрителям, таким же молоденьким девочкам, какой я была когда-то, наивняшкам, искренне верящим в любовь и дружбу на камеру.
Я хочу сказать, что то, что они мне предлагают — мерзко. И что участие в шоу не стоит таких жертв.
Я открываю рот…
Смотрю на Сашу, который все это видел миллион раз, который знает это все и давно смирился.
На продюсера, не видящего в этом ничего особенного, тасующего нас, как режиссер — игровой фильм, думающего только об успехе проекта, о деньгах.
На Юру, типичную жертву, считающую, что он — идет к цели. И для этого любые средства хороши.
И просто говорю:
— Я не буду этого делать.
Продюсер смотрит на Сашу, тот коротко кивает мне:
— Хорошо. Иди. И ты ведь понимаешь, что договор о неразглашении и в этой ситуации актуален?
— Да, конечно.
Я выхожу из кабинета, меня тут же ловит Вано, и, пользуясь моим оглушенным состоянием, опять лапает и делает сториз.
— Моя девочка… — урчит он сексуально, так, что, наверняка, тысячи его поклонниц будут это короткое видео пускать на повтор и дрочить. Бедные наивные дурочки.
— Ну, что там было? — волнуется Стася, отпихивая Вано и цепляя меня за локоть.
Я говорю что-то неопределенное, хмурюсь.
Следом выбегает Юрик, идет ко мне, злой и красный.
— Ты… Сучка провинциальная… — шипит он, — не вздумай встать у меня на пути! Я не вылечу из-за тебя с шоу, поняла, тварь?
И в этот момент он все же выхватывает от меня по лицу.
Хватается за красную физиономию, визжит неожиданно пронзительным голоском: «Ах ты, тварь, царапины мне оставила!» и замахивается. Я машинально группируюсь, как учил когда-то давно Серега, потому что Юрик, несмотря на свой визг, под два метра ростом и накачанный. Ударит — улечу в уголок.
Но тут на его руке виснет Стася, он откидывает ее, как котенка, она пищит и летит прочь. Я кидаюсь к ней, забыв про все, а Юрик все пытается меня достать, матерится на весь коридор, кто-то уже зовет охрану, Вано снимает это все на смартфон, похоже, стримит, Стася приземляется прямо в руки подбежавшего на шум Ильи, тот ловит, смотрит на нее мгновение, потом белеет, ставит аккуратно на пол и, подскочив к размахивающему руками, как ветряная мельница, Юрику, с одного удара вбивает его в ламинат.
После этого все уже прыгают вокруг визжащего еще громче Юры, оттаскивают от него Илью, думая, что тот еще добавить захочет. Но Илья только брезгливо встряхивает ладонью, демонстративно плюет на лежащего Юрика, и, бросив короткий взгляд на Стасю, обнимающую меня, уходит прочь.
Потом прибегает охрана, вылетают продюсер и Саша из кабинета, и история сразу приобретает масштаб.
Надо ли говорить, что на следующем голосовании я покидаю проект?
Надо ли говорить, что, когда мне, еще до съемок субботнего шоу, пишут из компании, занимающейся производством и продажей косметики для молодежи и предлагают контракт, я всех посылаю нахер?
Надо ли говорить, что в тот же день, в субботу, покупаю билет домой и, поцеловав заплаканную Стасю, с облегчением уезжаю обратно?
Надо ли говорить, что мой сводный брат, мой медведь, мой Сережка мне не звонит и не пишет все это время?
Когда уже не больно.
— Сергей Юрьевич, там клиент буянит…
Я поднимаю взгляд на администратора и страшно жалею, что сменил персонал полностью две недели назад. Те ко мне с такими тупыми вопросами не бегали.
— И?
— Требует владельца.
— И?
Мальчик — администратор, имя которого я никак не запомню, а теперь, похоже, и не буду напрягаться, хлопает ресничками с полминуты и выходит.
Я ставлю пометку, чтоб завтра отправить его на увольнение. Эйчар взвоет, конечно, но пошла она нахер. Я ей слишком много плачу, чтоб слушать возмущения.
И вообще… Может, эйчара поменять?
Крамольная мысль, заманчивая.
Но проблема в том, что эйчар-то меня устраивает. Да и персонал она подбирает нормальный. Просто город у нас не то, чтоб огромный. А в нашей сфере вообще все друг друга знают. И мои последние кадровые перестановки, вернее, кадровый геноцид, у всех на слуху.
В «Гэтсби» просто никто не хочет идти работать. Из прежних сотрудников одна Ирина-бухгалтер, бессменная. И сама эйчар Тамара.
Но мне плевать. Мне вообще на все плевать с некоторых пор. С некоторых конкретных пор.
Я перевожу взгляд на экран ноута, где наглый татуированный рэпер лижет шею моей сестренки.
И глаза привычно заволакивает мутью.
А мне бы нельзя. В этот раз нельзя.
Когда две недели назад появилось первое такое видео, я как раз геноцид персонала и устроил.
Разъебашил всех. Докопался до каких-то салфеток в зале, а потом понеслась душа в рай.
Тамара потом долго выговаривала. И довыговаривалась до того, что я и ее уволил.
И послал нахер. Но она лишь презрительно хмыкнула, выгнула соболиную бровь и, надменно заявив: «Проспитесь для начала, Сергей Юрьевич», удалилась из кабинета, цокая каблуками.
А я вызвонил Даню, и мы с ним долго пили в кабинете. Даня ни о чем не спрашивал, пиздел о какой-то лютой хрени, типа весенне-летнего пробега на байках по Европе, про свою мелкую, которая типа научилась улыбаться и явно его мудацкую рожу отличает от других, про успехи сына в борьбе, про бизнес, где все прямо сбесились, и заказы прям валятся, и все это одновременно…
