Бансабира, веселясь, махнула рукой. Вошла в объятия. Не касаясь друг друга, Фарнэ и Бану изобразили поцелуй в щеки. Разумеется, ее ничего не связывало с этим работорговцем, кроме того, что именно он дважды заказывал услуги Тиглата и был в некотором роде учителем Бану.
— Как угодно, Фарнэ.
— Неожиданно встретить тебя здесь. Каким ветром?
Разговор не из коротких, предупредила Бану. И вообще, надеялась бы сначала передохнуть. Само собой, не за так просто.
* * *
Когда хозяина арен отвлекли в следующий раз, он сидел под тем же тентом в компании Бансабиры Изящной — освежившейся, в легком платье, одолженном одной из свободных женщин во дворце Фарнэ, вроде того, в каком была на юбилее рамана. Ее волосы все еще были еще мокрыми после мытья. Бану и Фарнэ играли в шахматы, о чем-то переговариваясь и постоянно переходя с ласбарнского на всеобщий.
— Зачем оно тебе? Я же вполне сносно говорю по-ласбарнски, — говорила Бану. — Или мой акцент все-таки жутко тебя бесит?
— Нет у тебя акцента, — пока Бансабира размышляла над следующим ходом, Фарнэ потягивал шубат. — В песках стали все чаще появляться аданийцы и орсовцы, а они по-нашему почти не говорят. Даже аданийцы, — едва слышно Фарнэ прицокнул. Бансабира передвинула ладью. — Так что, во имя выгоды приходиться болтать на всеобщем, а среди своих, как ты понимаешь, практики маловато.
— Еще бы, — ответила Бану, и оба поняли, почему она замолчала дальше.
Ласбарн долгое время был колонией Орса, где насильно насаживалась орсовская культура с их всеобщим наречием и нелепой верой в распятого и воскресшего бога. С такими трудами сброшенное иго привело к тому, что теперь всякого, кто не по делу начинал говорить на чужом языке убивали свои же. Лидеров восстания перерезали обманом и сразу же — удельные князья с окружавшей их местной знатью, не пожелавшие сменить одного деспота на другого. Так что теперь каждый был сам по себе и регулярно пытался отбить у соседа рудник, шахты, арену. Иногда это удавалось, но иногда оазисы находились друг от друга так далеко, что и на своем месте князьям сиделось вполне комфортно. В конце концов, разве нет счастья в довольстве тем, что имеешь?
— Так ты еще ухитряешься вести дела с аданийцами, которые вас предали, и орсовцами, которые поработили? — спросила женщина в лоб. Глаза Фарнэ сверкнули недобро, но ответил он с пониманием происходящего:
— Тебе ли, девчонке из Храма Даг, не знать, что золото не нажить эмоциями. Неважно, как сильно я их ненавижу: пока эти сволочи орсовцы вынюхивают информацию о нас, мы можем вынюхивать через купцов и о них, и пока аданийцы готовы платить, чтобы мы сдавали орсовцев, я буду торговать с ними. Эти сучьи потроха еще дешево откупаются от меня — деньгами, за то, что ходят живыми по моим пескам, — без всякой агрессии в лице сообщил Фарнэ и сделал-таки свой ход.
Бану краем глаза следила за собеседником и восхищалась — ей далеко до такой невозмутимости. Хотя, если подумать, Ранди Шаута она отпускала из подобных соображений, так что, может, она уже ближе к мастерству, чем кажется.
— О, — вдруг отвлекся Фарнэ и поднял голову. Сидевшая спиной ко входу под тент Бану, обернулась. — Вот и рабы, которых ты встретила. Ну что? — крикнул Фарнэ Мехи. — Есть что годное?
— Восемь я взял на арену и шесть в прислугу, — отчитался Мехи.
— Вот как. Кинь им по деревянному мечу, пусть порубятся двое на двое, посмотрим, что они могут, — распорядился хозяин и вернулся к Бану и шахматам. Предложил ей "сделать рокировку": сесть справа и слева от стола, чтобы боковым зрением видеть рабов.
Пока Мехи выполнял приказ, Дайхатт молча пялился на Бану, надеясь, что, просверлив взглядом дырку в ее виске, заставит посмотреть на себя. Он бы уже бросил затею достучаться до танши, но не сдаваться требовали четверо соратников: одного Мехи покупать отказался, и давний товарищ и подданный Аймара отправился дальше в безвестность пустыни, чтобы затеряться в ней навсегда.
Раздались первые глухи удары дерева, Дайхатт смотрел на Бану, а та, играя с Фарнэ в шахматы, беззаботно болтала с ним на пустячные темы, снова переходя с ласбарнского на всеобщий и обратно. Оба прекрасно понимали, что Бансабира явилась в Ласбарн не просто так, сколь бы ни убеждала, что в отличие от большинства высших номеров Храма Даг, тратит время не на воспитание учеников, а на путешествия. Но говорить о делах, вот так сразу, в первый же день у ласбарнцев было не принято. Именно поэтому танша задерживалась повсюду, кроме Мусфора, князь которого попросту был взвинчен. А с остальными торопиться не следовало: хорошие дела наспех не делают.
Фарнэ стал спрашивать за храм и за Тиглата. Бансабира непринужденно сочиняла легенды, даже не думая, что лжет. Фарнэ лез не в свое дело, замечая, что Тяжелый Меч в свое время смотрел на нее алчущими глазами, но Бану только, посмеиваясь, соглашалась — да, Гор такой настойчивый.
— Все еще зовешь его Гором?
Всегда, говорила Бану. Да, он, по существу, не оставил ей выбора, кроме как быть с ним.
— Может, оно и к лучшему, а? — Фарнэ вздернул брови. — Тиглат Тяжелый меч, — опять перешел на всеобщий, — самый удивительный боец из всех, кого я знал. Девчонке, вроде тебя, другой и не подойдет.
Бану покраснела: от смущения, решил Фарнэ, краем глаза наблюдая за очередным поединком рядом. От возмущения, подумала танша. Дайхатт, уже закончив со своим показательным поединком, сидел на земле и как мог вслушивался, но понимал обрывочно. Например, когда Фарнэ сказал, пройдясь по лицу Матери Лагерей изучающим взором:
— Впрочем, ты как-то уже не очень-то и девчонка.
Бану хмыкнула:
— Ну да, у меня уже есть сын.
— От Тиглата? — да что ему сдался Гор, в сердцах возмутилась танша, расплываясь в улыбке.
— От кого еще? Этот идиот назвал его Гайером.
— Гайером? — подивился Фарнэ. — Похоже на имя какого-то тухлого ясовца.
— Так и есть, — раздраженно цокнула Бансабира. — Заявил что-то про то, что встретил меня в Ясе, и я сама оттуда и что это было бы символично, и жрец воспел его как Гайера. Тьфу.
Дайхатт чуть не подавился воздухом. Ее сын от Нера Каамала же. От Нера же. Даже подумать невозможно, что от кого-то еще, просто потому, что при ней постоянно находилась толпа соглядатаев Свирепого Волка. Есть ли предел ее вранью?
— Ну, шах и мат, — финальным ходом Бансабира переставила слона, разулыбалась самодовольно, потянулась.
— Как всегда, — улыбнулся Фарнэ. — С первой нашей встречи отлично играешь.
— Ну, можем сыграть в нарды, если хочешь, — пошла на уступку Бану. — Ты же сам меня научил, когда мы гостили здесь.
— Ты что, так и не выиграла ни разу с тех пор?
— Ни у кого, — наигранно сокрушаясь, призналась Бансабира.
— Прискорбно, — в том же тоне посочувствовал работорговец. Потом гаркнул Мехи. — Ладно, достаточно. Этих четырех, — ткнул в Дайхатта, одного его товарища и еще двух неизвестных, — отмыть и в казармы. Кузнецы среди вас есть?
