Агравейн усмехнулся. Когда в последний раз они собирались вчетвером: он, Лот, Вальдр и Астальд, дорогой друг и брат, именно эти слова Железная Грива сказал остальным, заявив, что смерть его сестры не останется без отмщения.
Затягивать с экспансией нельзя.
* * *
Сарват примерялся с ролью вестника так и эдак, и едва ли мог даже сообразить, как именно ему, царю, следует реагировать на происходящее. Алай отстранил старшего сына от наследования, изгнав оскопленным в монастырь на востоке страны, и объявил наследником маленького Амана. В обход Таммуза, прикидывал Сарват. К добру или к худу? Следовало ли поддержать возможные притязания зятя на трон Орса и сделать его царем вражеской державы? Ну, должен же быть хоть какой-то толк от их брака с Майей.
Сарват не находил места. Сейчас бы ему всерьез пригодился хороший совет. Но где его взять? Сафира — всемудрый дипломат, но ее интересы в области жречества все равно дают о себе знать, а, значит, считать ее мнение беспристрастным, глупо. Данат с того дня, как застал Майю в пикантной ситуации вовсе в штыки воспринимает любые разговоры о ней или Таммузе. Разумеется, внешне он старается поддерживать безразличный деловой тон, но случившееся настолько стало для старого генерала личным оскорблением от правящей семьи, что единственный глаз командующего регулярно заходится тиком. Давние приятели, с которыми Сарват возрос сызмала и воевал, кузены и кузины — все они были слишком далеки, никому в жизни не примерить его опасения и его ношу. Им не объяснить, не рассказать…
В эти дни Сарват Колченогий впервые всем сердцем пожалел об отсутствии душевного друга — и впервые всерьез подумал о женитьбе.
Треклятые орсовцы, пленные царевич и царевны, развалили его драгоценную семью: рядом больше нет младшего брата и по-настоящему любимой сестры — ни на кого нельзя положиться, никому больше нельзя довериться. Брак Майи и вовсе стал для Сарвата предательством, и теперь Колченогий царь твердо вознамерился создать другую семью и бросил все силы на поиск невесты из самых достославных родов Адани.
А о проблеме Таммуза как-то на время даже позабыл.
Зато сам Таммуз не забывал о предательстве отца ни на миг. Если прежде его вела одна лишь неукротимая жажда мести за Таниру и Джайю, которых отец продал врагам, за них всех — Далхоров, брошенных Стальным царем в откуп еретикам, то теперь негодование царевича достигло поистине устрашающего предела. Услышав новость от Сарвата, Таммуз не сказал ни слова, но, оказавшись в уединении покоя, дал такой неуправляемый выход ярости, что покраснел от белков глаз до внутренностей собственного позвонка.
Надо что-то делать. Надо хоть как-то изменить ситуацию в свою сторону. И перво-наперво ему нужна армия. А чтобы получить ее, необходимо пустить царю пыль в глаза, убедить в собственной лояльности, и, конечно, выпроводить на тот свет человека, который возглавлял армию сейчас.
Несколько провальных операций в какой-нибудь непредсказуемой компании, и дело в шляпе, прикинул Таммуз. Задача не из простых, но и он вылеплен не из ребра. На свете пока еще есть человек, способный ему помочь. Если он осведомлял его так долго о происходящем в столице Орса Аттаре, то, может, не откажется поучаствовать и теперь.
* * *
Нирох драл на себе волосы не менее нещадно, чем внутренние распри раздирали страну. Он клял, на чем свет стоит, четырех герцогов, неспособных навести порядки в собственных землях, не говоря о том, что все столичные военные ресурсы были направлены на защиту членов королевской семьи, крепости, и окрестностей, в которых беженцам было велено с зари до заката искать съестное. Амбары и склады охранялись денно и нощно и за малейшую попытку пробраться или украсть карали скоро, вырезая всех членов семьи до малышей. Некоторые семьи отчетливо видели в этом избавление от настигшей участи: потерять дом, близких, надежду на будущее и ютиться среди тысяч таких же обездоленных по вине выродков-еретиков.
Поскольку именно герцоги не справлялись с необходимостью спасать население, обвинял Нирох в депеше за депешей, они должны были немедля организовать бесперебойную поставку провианта и свежей воды. Излучина Тарса, писал Нирох, богатейшая провинция Иландара, могла бы прислать и больше, а Ладомары, снимающие по два урожая в год, должны поставить еще и часть армии.
Нирох не хотел ни видеть, ни слышать новости, которые ему приносили со всей страны: что по указу королевы Гвен все монастыри на их землях переполнены, а когда трещат монастыри, следующими лопаются от натуги стены герцогских укреплений; что народу в Иландаре в десятки раз больше, чем тех, кто обложил и занял столицу, и ни одному из герцогов сейчас не до столицы. Хорнтелл занял позицию нейтральную: он не мог открыто поддерживать староверов хотя бы потому, что его сын и наследник Клиам находился в Кольдерте в охране короля, и при малейшем неподчинении отца был бы лишен головы. Но и убивать староверов, к которым когда-то относился сам и которым отдал старшую дочь, тоже не мог. Поэтому Клион выставил на подступах к излучине стражу, переодетую разбойниками, и таким образом создал видимость, будто не один из гонцов короля просто не может пробиться к герцогскому донжону. Все это отлично убеждало, что Хорнтеллу в текущей ситуации отчаянно нужна помощь и самому. Что в прочем, едва ли противоречило истине, ведь его угодья действительно обильно плодоносили, и чтобы мародеры, партизаны, браконьеры и спекулянты не разорили его земли и леса приходилось постоянно усиливать множественные патрули. Хотя благодаря беженцам-староверам нехватки в охранниках пока не возникало.
Лигар делал, что мог. Поговаривали, он даже запер под сто замков свою языческую шлюху-жену, и теперь с особой ревностью преследовал всех староверов. Действительно, всячески поддерживая христиан, озлобившись, Берад был единственным из герцогов, который, как мог, отсылал помощь в столицу, хотя и сам едва справлялся. Отношения брата и сестры в разворачивающихся событиях быстро пошли на лад, и, поникшая и подавленная прежде Гвен, воспряла духом, продолжая вдохновлять христиан на святую борьбу с ересью.
Его двенадцатилетняя невестка Грета Гудан трудилась днем и ночью наравне с обычными кухарками и собирательницами, чтобы внести хоть какую-то лепту в спасение от лап еретиков. Берад едва ли ее замечал, но не мог отделаться от мысли, что брат девчонки, граф Гай Гудан, наверняка был чертовски счастлив сейчас, зная, что хоть кого-то успел отослать из особо опасных территорий вовремя.
Ронелих Стансор, на которого Нирох возлагал особенные надежды, в ответ на запросы короля присылал ответные депеши с не менее отчаянными просьбами о помощи. К нему на север забиралось меньше беженцев из округ, но это и не требовалось. В землях Стансоров люди привыкли терпимо относиться к разноверию еще во времена Рейслоу и Мэррит, и сейчас худо-бедно сплочались против врага более серьезного и опасного: скахиры, выждав удобный момент, начали массовое вторжение в Иландар вдоль всего северного рубежа. Ронелих, Роланд и Растаг, три брата, и с десяток поверенных полководцев метались по всему герцогству, отбивая атаку за атакой, но поспеть всюду было невозможно, а запасы провианта и военных сил стремительно таяли.
