— Праматерь. Чего?
Бансабира, не колеблясь, объяснила, чего. Гистасп слушал, недоумевая и хлопая глазами.
— А откуда они возьмутся на самом деле? — спросил мужчина по итогу.
Бану рассказала и это.
— Но почему именно Орс? — осведомился генерал в конце. И лишь тогда, не теряя благожелательности во взгляде, Бану заметно посерьезнела.
— Потому что в Орсе Гор. И он служит Алаю, который заслал в наши земли какого-то священника. Который хочет получить Ласбарн. Который неспроста добивался того, чтобы усадить на наш трон свою безмозглую дочь.
— Думаете, в один прекрасный день, Змей будет вашим противником?
— Этого не избежать. И поединком мы ничего не решим. Поэтому, когда время настанет, на доске с его стороны не должно быть фигур, кроме короля.
— Короля, говорите? Почему мы с вами не играем в шахматы, тану? Я весьма неплох, знаете ли.
— Серьезно? Надо как-нибудь попробовать, — поддержала Бансабира затею и, задумавшись, потерла подбородок.
— Так что насчет короля? — напомнил альбинос.
— Ничего. Ты и сам знаешь, как велика его значимость и как ничтожна сила.
— Я знаю, что у бессильных королей всесильные королевы, — заметил мужчина.
Бану усмехнулась:
— Именно. Но одну Алай похоронил, а вторую, по глупости, отдал Яасдурам.
— Так что теперь в Ясе сразу две ферзи, — разумно подытожил альбинос.
— О, не беспокойся на этот счет, Гистасп, — самодовольно оскалилась Бану, сделав благоволящий жест. — Я одна — стою тысячи.
И впрямь, в мыслях отозвался генерал и оскалился в ответ.
* * *
Желтые горящие глаза окружали их. Шиада попыталась отступить в перелесок, но сугробы были столь глубоки, что ноги почти не слушались. И как бы ни старались они идти быстрее, лишь глубже утопали в снегах. Краем глаза Шиада заметила, как за спину ей зашла еще одно кровожадная, с оскаленными клыками волчица. Легкие свело судорогой — от ледяного воздуха и безумного неконтролируемого страха быть сожранной заживо. Жрице казалось, что сердце сейчас выскочит через горло. Кто вообще может жить в такой дремучей непроглядной северной мгле? Праматерь Всеблагая. Надо возвращаться. Немедленно.
Тропа… где-то справа должна быть тропа. Шиада оглянулась, но справа были только желтые горящие глаза и оскаленные клыки неминуемо приближавшейся пасти. Как и слева, и спереди, и сзади… отовсюду…
В следующий миг до Шиады донесся отвратительный хруст собственных разрываемых мышц, клацанье клыков, собственный ужасающий крик.
Шиада вздернула голову, оперевшись на плечо Артмаэля, задыхаясь. Вскинула огромные глаза. Взгляд был полон безысходности и застывшего ужаса. Она схватилась за перекушенное горло и сипло пыталась поймать ртом воздух. И хотя пещера полнилась им, жрице так и не удавалось сделать вдох.
— Тише, — позвал Артмаэль. — Тише, — он положил ладонь женщине на грудь. Сердце Шиады колотилось едва-едва. — Ну же, Шиада, — шептал друид. — Вдыхай.
Наконец, с хрипом продрав легкие, Шиада вдохнула, и едва легкие заполнились, жрица обрела способность закричать от ужаса так, что дрогнули стены грота.
Артмаэль поцеловал жрицу в лоб, и указав жестом, пригласил сесть на расстеленную шкуру оленя. Шиада тряслась всем телом, обхватывая себя руками, разминая плечи, чтобы хоть как-то вернуть реальность происходящего. Артмаэль сел рядом и больше не трогал жрицу, давая ей время прийти в себя.
— Как? — наконец, выдохнула женщина.
— Я вытащил тебя за мгновение до того, как они бросились.
— Но откуда они вообще взялись? — не своим голосом крикнула Шиада, вспоминая пережитый кошмар.
— Отсюда, — жрец снова коснулся женской груди. — И отсюда тоже, — переложила ладонь на женский затылок.
Кусая дрожащие губы, уже шершавые от постоянных покусываний, Шиада отвернулась.
— Я никогда не научусь.
— И это оттуда же, — отозвался Артмаэль терпеливо. — Отчаяние из сердца, а страх проиграть — из головы.
Шиада, прикрывая ладошкой рот, кивнула, стараясь взять себя в руки.
На другой день, начиная очередное путешествие по Тропам Нанданы, Артмаэль подал руку и сказал:
— Не забудь посох. Сегодня я пойду с тобой.
Шиада заметно приободрилась. Прошлая неудача залегла меж бровей глубокой складкой собранности и решимости справиться. Артмаэль глядел на жрицу и сильнее сжимал вверенную ему руку.
Друид провел свободной ладонью перед собой, на мгновение задержал руку вытянутой, прикрыв глаза, а когда отодвинул, от контура ладони до пола и потолка расползлась мерцающая золотистая завеса. Не спрашивая, он шагнул, и повел за собой Шиаду.
* * *
Тропы Нанданы не напоминали Шиаде ничего. У нее не было ни одной ассоциации, где бы она видела нечто подобное. У переходов междумирья не было стен, тоннелей, не было никаких ориентиров и не было даже никаких дорог. Они просто шагали в мерцающую Завесу, и под ногами оказывался только тот материал, какой приходило в голову создать себе под ногами. Как при переходе топей, под стопами возникали и исчезали островки опоры, а выход из троп оказывался с той стороны, с какой жрица успевала его придумать и тогда, когда она готова была встретиться с тем, что находится по ту, другую сторону Завесы.
Тропы редко выглядели одинаково: за первые два дня Шиада встретила множество духов и призраков людей, которые когда-то были ей дороги и которых она не знала никогда. На четвертый Артмаэль пошел с ней и весь день они простояли на Тропах Нанданы, не выходя никуда. Лишь наблюдая, как проходят из одного мира в другой души тех, кто скончался и шел теперь дальше, искать мудрости или угла.
Потом Артмаэль сказал, что ей не следует отвлекаться, и тропы очистились, опустели. Стали безвременным и бесконечным вместилищем Ничего. Теперь Артмаэль заставлял Шиаду пребывать на Тропах-из-Ничего и Тропах-из-Тени, и мало-помалу, Шиада начинала понимать смысл слов, заученных с раннего детства: окружающий нас мир мы создаем помыслами — мечтами и страхами. Когда мысли все-таки одолевали жрицу, ее неизменно настигало напоминание, которое она привыкла считать зовом Праматери о таинственной северной танше Яса. И тогда воображение вело ее неконтролируемо: надо найти Бансабиру Яввуз, надо найти ее. Настойчивое, неутолимое желание превращалось в назойливую идею, в мгновение ока Шиада оказывалась окруженной северными холмами. Следом накатывался страх, что она сделала что-то не то. Шиада оглядывалась, видела леса и холмы, из которых надо выбраться. Но ведь можно и не выбраться, не суметь. Так поднимались выше сугробы, так приходили волки. И хотя в жизни Шиада могла бы усмирить почти любое животное, там, на Тропах не удавалось ничего.
Как если бы на Хозяйку Ночи вовсе не действовало никакое на свете чародейство.
