Ночной рейс в Бостон не дал мне возможности рассказать родителям, что именно произошло. Я очень боялась, что о гибели Джона напишут в газетах, ведь наши друзья оставались в Паксе, где сражались на тайной войне. Перед отъездом из Паксе меня попросили на все вопросы отвечать, что мой муж погиб, разбившись на вертолете.
Мы все дремали, пересекая страну в ночи. Уже перед самой посадкой я разволновалась. Из глаз полились слезы. Элси достала валиум, выданный ей в Паксе. Она дала мне половину таблетки, и я приняла ее, запив, естественно, пивом. К тому моменту, когда мы вышли в терминал аэропорта Логана, я успела успокоиться. Родители Джона, Люси и Пол, ждали нас со слезами на глазах. Люси не могла справиться с чувствами. Я не знала, как ее успокоить. Она была безутешна. Я это понимала. Я печалилась за всех нас.
Мне больно вспоминать ту долгую дорогу домой, но последовавшая за ней неделя оказалась еще хуже. Мы ждали, пока останки Джона вернут для похорон. Я представляла себе гроб с камнями внутри и про себя называла его “ящиком с камнями”. Если бы я представила лежащего в гробу Джона, я бы окончательно потеряла самообладание. Из штаба сообщили, что после вскрытия в Таиланде тело отправят домой на военном самолете. Каждый день я звонила в штаб-квартиру, и каждый день мне называли новую причину задержки.
Дни тянулись бесконечно долго. Я ни в чем не находила смысла, я не находила смысла даже в жизни. Мне сложно было принимать решения о церемонии прощания и похоронах. Священник из церкви спрашивал, какую церемонию мне хочется организовать. Сотрудники похоронного бюро интересовались, сколько подавать лимузинов. На кладбище предлагали купить еще два или три соседних участка для себя и родителей Джона. Я купила два участка. Я не могла представить, что меня похоронят там же. Мне сложно было с этим смириться. Затем к нам в дом потянулись люди, желающие выразить свои соболезнования: школьные друзья Джона, соседи и даже парикмахер, который стриг Джона с детства. Я приветливо встречала их и вежливо с ними разговаривала, но на самом деле мне хотелось спрятаться ото всех и притвориться, будто ничего не случилось.
В ту неделю, что я провела дома у родителей Джона в Беллингеме, в штате Массачусетс, мы вспоминали, каким Джон был ребенком, взрослым, сыном, братом, мужем и весельчаком. Мы смотрели видео, которое его родители сняли на восьмимиллиметровую камеру во время весенней поездки в Лаос и Бангкок. Смотреть его мне было тяжело. Возможно, мне и вовсе не следовало делать этого. В конце концов я научилась избегать вещей, которые могли причинить мне ужасную боль.
Я знала, что тяжелее всего в эту неделю пришлось братьям Джона и его сестре. Все они были младше Джона, и их юная жизнь словно на время остановилась. Эрикс только поступил на службу в ВВС, и ему пришлось срочно вернуться домой. Пол учился в колледже неподалеку и был дома, когда офицер ЦРУ пришел сообщить страшную новость. Кристина была на первом курсе Массачусетского университета; первый семестр и без того нелегок, а необходимость вернуться домой из-за случившейся трагедии сделала его еще тяжелее. Бобби учился в школе и наблюдал, как его жизнь стремительно меняется после мучительной потери старшего брата. Они сплотились в своей горечи: каждый из них страдал, но никто не мог сказать об этом вслух. Они знали, как сильно родители любили Джона, который был образцовым скаутом, получил диплом по физике и стал “зеленым беретом” армии США. Братья Джона и его сестра могли лишь отойти на задний план, вспоминая старшего брата. Он теперь стоял на высоком пьедестале.
В пятницу мне наконец-то позвонили из штаб-квартиры: вечером тело должно было прибыть в похоронное бюро. Прощание и погребение можно было провести в субботу. Тогда же распорядитель похорон выставил нам счет, деликатно пояснив, что в него включена оплата сверхурочной работы могильщиков, которые обычно отдыхают по субботам. Я была рада заняться этими формальностями, которые не давали мне провалиться в пучину печали. В итоге тело доставили слишком поздно, чтобы проводить церемонию в субботу, а потому похороны перенесли на понедельник.
В ночь на понедельник я почти не спала и проснулась очень рано. Элси дала мне валиум, заметив, что у меня не перестают течь слезы. Собравшись с силами, я вошла в каменное здание семейной церкви Петерсонов, Унитарианской универсалистской церкви в Вунсокете, в штате Род-Айленд, по соседству с Беллингемом. Перед началом церемонии распорядитель похорон подошел ко мне прямо в церкви, вернул мне мой первый чек и попросил выписать другой. Он объяснил, что заплатить нужно меньше, потому что похороны проходят в понедельник, а значит, мне не придется оплачивать сверхурочную работу могильщиков. От финансовых вопросов не уйдешь.
Мне потребовалось собраться с силами, чтобы пройти по длинному проходу в почти полной церкви. Церковь была немаленькая. Я заглянула туда и впервые увидела серый стальной гроб, накрытый американским флагом с золотисто-желтой бахромой — тем самым флагом, которым был накрыт мешок с телом, когда его привезли из джунглей за тысячи километров отсюда целую вечность назад. У меня подкосились колени. Я задрожала.
Рядом с гробом стояли алые розы. Флорист сказал, что именно такие цветы обычно покупают вдовы. Я не ходила к флористу: это было слишком сложно, — но согласилась с его предложением. Шагая по длинному проходу в сопровождении родителей, я смотрела на гроб и думала: “Это ящик с камнями”. Только эта мысль и помогла мне продержаться.
Когда мы с родителями вошли в церковь, первый ряд уже был занят родственниками Джона. Я понимала, что родителям Джона, Люси и Полу, важно было сидеть именно в первом ряду, ведь прощание проходило в церкви, куда они ходили всей семьей. Я села во втором ряду вместе со своими родителями и Элси. Старая подруга семьи Джона подошла к моей семнадцатилетней золовке Крис, обняла ее и громко расплакалась, явно полагая, что это Крис осталась вдовой. Крис указала на меня. Женщина подошла ко мне и снова разыграла свою драму, но мой отец быстро помог ей вернуться на свое место позади нас.
Я хотела запомнить каждую деталь, но в то же время не могла дождаться конца похорон. Пели гимны, читали Библию, говорили официальные слова. С траурной речью выступил брат Джона, Эрикс, и это было очень смело с его стороны. Когда молодой священник прочитал молитву, я поняла, что церемония подошла к концу. Я продержалась без рыданий. Мы вышли из церкви вслед за гробом, после чего его у нас на глазах погрузили на катафалк, чтобы отправить на кладбище.
Вместе с родителями и Элси мы сели в лимузин, который вслед за лимузином семьи и катафалком отправился в длинное путешествие, занявшее больше часа. Казалось, оно длится вечность. И все же мы смогли расслабиться, оказавшись наедине друг с другом. Нам нужно было стряхнуть с себя серьезность момента и даже посмеяться над тем, как распорядитель похорон выставил мне счет и как сестру покойного спутали со вдовой. Я наблюдала, как машины на шоссе уходят в сторону, чтобы пропустить нашу процессию. Уверена, водители гадали, какую знаменитость или какого героя хоронят с такой помпой, ведь за катафалком следовало огромное количество машин, в основном полных молодых людей с печальными лицами.
В машинах сидели многие наши друзья из Лаоса, вернувшиеся в США перед гибелью Джона. Там были также его школьные друзья, друзья из его родного и моего городов. Фрагменты нашей совместной жизни. Все они накануне вечером присутствовали на неформальных поминках в мотеле, где в засыпанной льдом ванне лежали бутылки с пивом. Мы смеялись над глупостями, которые творил Джон, вспоминали, каким он был веселым, и говорили, как нам будет его не хватать. И все было прекрасно. Я попросила нескольких друзей нести гроб вместе с братьями Джона.
