Когда рекрутер завершил интервью, сказав, что готов предложить мне секретарскую должность, я почувствовала себя оскорбленной. Скупо поблагодарив его за потраченное время, я вернулась в кабинет Гленна, сердитая и разочарованная. Рекрутеру было плевать на меня, мой опыт и квалификацию. Он увидел перед собой 27-летнюю женщину и сразу определил ее на работу секретарем. Ответ рекрутера удивил Гленна не меньше моего, и он пообещал мне устроить еще одно интервью.
В Вашингтоне я решила подыскать себе квартиру. Мне не хотелось оставаться во Флориде. Хотя Джерол с Томом жили в Мэриленде, я предпочитала Вирджинию, где жили многие другие друзья по Лаосу. Одним холодным утром я отправилась на поиски, прихватив с собой “Вашингтон пост” с объявлениями о сдаче квартир.
В итоге я нашла квартиру в доме у больницы “Фэйрфакс”, неподалеку от печально знаменитой окружной дороги, которая позволяла быстро перемещаться по городу. Сотрудник агентства недвижимости показал мне несколько квартир, но для моих скромных нужд достаточно было и квартиры с одной спальней. Я заполнила необходимые бумаги, уверенная, что делаю первый шаг в новую жизнь.
На следующее утро из агентства позвонили, чтобы сказать, что мою заявку на аренду отклонили без объяснения причин. Рассерженная, я вернулась в квартиру, полагая, что произошла ошибка. На самом деле причина отказа была вполне логичной. У меня не было ни работы, ни явного дохода. Прекрасная поездка. Ни работы. Ни квартиры.
Я позвонила Гленну, надеясь, что он сможет мне помочь. Он рассмеялся и сказал, что его жена, возможно, не обрадуется, если он станет моим соседом, но согласился подписать договор аренды вместе со мной. Мы снова отправились в агентство недвижимости и внимательно заполнили новую заявку, которую одобрили без вопросов. Казалось, в управляющей компании предпочитали, чтобы я нашла себе богатого покровителя. Позже я познакомилась с женой Гленна. Она сказала, что Гленн уверял ее, что я старая и страшная. Мы рассмеялись, понимая, какой он хитрый, но при этом добрый.
Накануне отъезда во Флориду на семейное Рождество я вместе с Джерол, Томом и несколькими другими близкими друзьями из Лаоса отправилась на рождественскую вечеринку. Там были только сотрудники ЦРУ, но я была знакома не со всеми. Одна женщина представилась мне и сказала, что ее муж временно командирован за границу.
— А где сегодня ваш муж? — спросила она.
Многие стоявшие рядом друзья услышали ее невинный вопрос. Мысленно я закричала: “Да где он был вообще последние два месяца?” Но вслух лишь сказала ей, что в октябре он погиб в Лаосе. Она рассыпалась в извинениях и выразила мне свои соболезнования. Мои друзья быстро сменили тему. В последующие месяцы мне не раз задавали этот невинный вопрос.
Затем случилась новая трагедия, уже третья в Лаосе. Неподалеку от Паксе погиб еще один офицер. Я прилетела в Техас, чтобы поддержать его молодую жену Кэти, с которой мы познакомились, когда она в сентябре навещала мужа в Паксе. В момент его гибели она была беременна их первенцем, которого они зачали, когда приехали навестить меня в Паксе после гибели Джона. Одна жизнь была потеряна, а другая создана. Оглядываясь назад, я гадаю, как я сумела найти в себе силы полететь к ней и почему решила, что должна ее поддержать. Она ни разу не спросила меня, почему я приехала, и вроде бы была рада моему присутствию.
Рождество 1972 года было грустным. Как счастливы мы были с Джоном всего год назад, когда праздновали наше второе и последнее Рождество вместе! Двадцать шестого декабря 1972 года мы должны были отметить третью годовщину совместной жизни. Каким-то образом я нашла в себе силы подписать открытки и даже приложила к каждой копию некролога Джона. Держу пари, все те, до кого еще не дошли новости, немало удивились, получив их. Я часто вспоминаю подобные поступки и спрашиваю себя, зачем я это делала. Впоследствии я гадала, уместно ли было рассылать такие открытки, но в тот момент мне казалось, что это правильно.
В декабре отец предложил мне купить машину. Он знал, что мне нужна его энергия, чтобы перезапустить свою жизнь. Мы вместе выбрали белый “Понтиак-Гранд-Ам” 1973 года. Я украсила его сине-красными полосами по обоим бокам, и он стал выглядеть очень патриотично.
Наступил январь 1973 года. Мне пора было переезжать в Вирджинию. Я упаковала свои немногочисленные вещи и отправилась на север. Приехав из Флориды, я снова остановилась у Джерол и Тома и жила у них, пока не обставила свою квартиру. Переезд в эту квартиру причинил мне больше боли, чем отъезд из дома на учебу в колледж. Джерол стала для меня надежной опорой, и покинуть ее оказалось очень тяжело. Но я знала, что мне нужно привыкнуть к одинокой жизни.
В середине февраля 1973 года Северный Вьетнам освободил американских военнопленных. Я не отходила от телевизора и плакала, глядя, как каждый из них с трудом спускается по трапу самолета. Меня удивило, что я столь эмоционально отреагировала на эту новость. Я все думала: “Почему они вернулись, а Джон нет?” Затем зазвонил телефон. Моя свекровь Люси плакала в трубку, говоря, как ей грустно. Я не сказала ей, что и сама в глубокой печали. Я просто постаралась ее утешить.
Я никогда не понимала, почему у меня не получается показать ей свои чувства. Я позволяла ей быть в центре внимания и думать, что страдает она одна. До гибели Джона у нас с ней были сложные отношения. Теперь, когда его не стало, я не знала, как ей отвечать. Я хорошо помню, как в ту долгую неделю, пока мы ждали похорон, она сказала, что я могу найти нового мужа, а она потеряла сына навсегда. Я пришла в ярость от этих слов. Мне хотелось сказать, что она понятия не имеет, что такое лишиться мужа, особенно в возрасте двадцати семи лет. Ей было пятьдесят, и она многое повидала в жизни, но мы с Джоном только начинали свой путь. Но теперь все это осталось в прошлом. Я ничего ей не ответила и ни разу не показала, как она обидела меня и какой эгоистичной она была в своем горе. Она ни разу не позволила мне подступиться к ее печали.
Следующей позвонила Джерол. Она тоже смотрела новости о возвращении военнопленных. Когда она спросила меня, как дела, я расклеилась. Каков был ее ответ? Она укутала шестимесячного Томми, чтобы он не замерз в холодный и ясный февральский день, и приехала ко мне, чтобы меня поддержать. Она всегда была рядом, когда мне становилось тяжело.
Хорошие друзья помогли мне пережить, как в тумане, первые месяцы моей новой жизни. Я записалась в спортивный клуб и каждый день ходила заниматься и плавать в бассейне. Оказалось, что мне легче справляться с печалью после серьезной физической нагрузки. Я пробовала новое, то и дело бросая себе вызов. Я решила научиться скалолазанию. Холодным и серым субботним утром группа встретилась на Великих водопадах Потомака со стороны Мэриленда, где были относительно высокие утесы. Сначала мы спустились вниз на тросе. Это было просто: я перемахнула через край и медленно спустилась, не повредив веревкой ни руки, ни попу. Когда все оказались внизу, началась сложная часть занятия. Нам нужно было забраться обратно на утес.
Это оказалось физически тяжело. Чтобы не терять равновесие и давать себе отдохнуть, я цеплялась за маленькие деревца, которые росли на утесе. Инструктор твердил мне “не держаться за растительность”, по опыту зная, что эти тоненькие деревца не давали надежной опоры. Я научилась ставить большой палец ноги в маленькую трещину и отталкиваться бедрами, не задействуя руки, которые от усталости очень быстро превратились в желе. Более крупные мышцы бедра работают дольше. К концу занятия я получила некоторые навыки и стала с гораздо большим почтением относиться к этому трудному виду спорта. Я не продолжила заниматься скалолазанием, но уяснила одну вещь: бросая себе физические вызовы, я проверяла свою готовность жить дальше. И почти уже не сомневалась, что смогу пережить тяжелые времена. Я также узнала, что, забираясь на утес, нужно делать шаг за шагом, чтобы со временем достичь своей цели. Точно так же, маленькими шагами, нужно было идти в будущее.
