Работники аэропорта залезли на кабины своих грузовиков, выстроившихся вдоль взлетной полосы, чтобы посмотреть, как могучий американский самолет садится и едет по аэродрому. ВВС США позволили советским чиновникам подняться на борт, понимая, что сверхсекретное оборудование находится не на виду. Мы тоже большой толпой погрузились в американский желтый школьный автобус и отправились смотреть на уникальную и весьма патриотическую демонстрацию американской мощи на советской земле. У одного из американцев в нашей группе был фотоаппарат “Полароид”, которого в Москве в те годы было не достать. Он фотографировал сгрудившихся у самолета русских, которые приходили в восторг, рассматривая после свои мгновенные фотографии.
По требованию советских властей “Мак” должен был отправиться в лабораторию посреди ночи, чтобы советские граждане не увидели его на улицах Москвы, поскольку он был выкрашен в цвета американского звездно-полосатого флага после празднования двухсотлетия США, состоявшегося годом ранее. В тот день я гордилась Америкой, которая демонстрировала свое величие в Москве.
Биллу нравилось жить в Москве. Он купил себе красный двухместный кабриолет “Мерседес”, в котором души не чаял. Сотрудники КГБ без труда выслеживали его, потому что другой такой машины в Москве не было. Билл считал себя дамским угодником и встречался со всеми незамужними иностранками, которые вращались в дипломатических и предпринимательских кругах Москвы. Американцам из посольства не разрешалось сближаться с русскими. Мы с Биллом быстро пришли к пониманию и не завели романтических отношений.
В день парада мы с Биллом поехали в центр окольными путями. Я сочла это полезным и начала продумывать различные маршруты поездки из дома на работу. На “Жигулях” не было бокового зеркала с пассажирской стороны, что не позволяло мне время от времени бросать в него взгляды, проверяя, не установлена ли за мной слежка. Пока Билл вел машину, меня так и подмывало обернуться и посмотреть, не следят ли за нами, но мне не хотелось, чтобы он заподозрил, что я работаю на ЦРУ. Мой интерес к слежке вполне мог натолкнуть его на эту мысль.
Парад на Красной площади произвел на меня большое впечатление. На обозрение выставлялась советская военная техника, расчеты солдат маршировали идеально в ногу, на подступах к Красной площади стояли толпы советских граждан с флагами и транспарантами. Билл сказал мне, что на параде работают сотрудники некоторых секций посольства. Американские офицеры из военного отдела должны были определять, какие типы новых вооружений демонстрируются на параде. Сотрудники политической секции докладывали, кто появляется на балконе над Мавзолеем Ленина и в каком порядке, давая чиновникам из Вашингтона информацию о любых возможных перестановках во власти. Генеральным секретарем в то время был Леонид Брежнев, который оставался на своем посту до конца моей командировки. Председателем КГБ был Юрий Андропов. Показывая милиционерам свое посольское удостоверение, Билл смог провести нас на край Красной площади, но оттуда было сложно разглядеть лица этих исторических личностей. И все равно меня изумляло, что я своими глазами вижу сцену, которую каждый ноябрь показывали в американских новостях.
После парада мы вернулись домой, и Билл сварил спагетти, которые оказались на удивление вкусными. Но даже больше, чем настоящей еде, я обрадовалась появлению нового друга, который рассказывал мне о жизни в Москве. И все же я понимала, что для меня этот город будет другим.
На следующий день, в субботу, я рано вышла из дома, чтобы самой осмотреться по сторонам. Главное, что это была моя первая возможность проверить, следит ли за мной КГБ. В офисе полагали, что КГБ следит за всеми вновь прибывшими американцами, пока не будет установлено, работают ли они в ЦРУ. Как ни странно, под подозрением у КГБ было несколько не связанных с ЦРУ сотрудников посольства. Они дразнили слежку и пытались сбросить ее, делая резкие повороты и меняя направление движения, а также подбирали советских автостопщиков, которых КГБ приходилось выслеживать, идентифицировать и допрашивать. Не связанные с ЦРУ, но подозрительные сотрудники посольства были весьма полезны московскому отделению ЦРУ, потому что они отвлекали на себя команды наружного наблюдения, оставляя настоящих офицеров ЦРУ без надзора, и раздували количество возможных офицеров ЦРУ, за которыми приходилось следить КГБ.
По улице Вавилова я дошла до станции метро “Университет”. Идти пришлось долго. Чтобы доехать до посольства, мне нужно было выйти на станции “Парк культуры” и пересесть на Кольцевую линию, которую я изучила очень хорошо. Я вышла на одной из ближайших к посольству станций под названием “Краснопресненская” и решила пройти по Арбату, самому современному проспекту Москвы, вдоль которого выстроились высотки из стекла и металла. Я следовала логичному маршруту нового сотрудника посольства, гуляющему по центру Москвы: Красная площадь, Кремль, собор Василия Блаженного, огромный Государственный универсальный магазин, или ГУМ, гостиницы “Националь” и “Интурист”. Я знала, что на этом маршруте заметить слежку будет почти невозможно, но через несколько часов планировала пойти домой, надеясь, что увижу слежку на последнем этапе своей прогулки. И я хотя бы не вела себя, как чрезмерно усердный оперативник, который пытается узнать все и сразу.
Гуляя, я смотрела на прохожих — полных, бледных москвичек, молодых парней, считающих себя неимоверно крутыми в джинсах, непонятных мужчин в зимних куртках и тяжелых ботинках и женщин с плохо прокрашенными рыжеватыми волосами. Все они шли мне навстречу, обгоняли меня, стояли со мной на светофорах. У меня не было ощущения, что кто-то проявляет ко мне особенный интерес или даже за мной следит. Как и предвидел Джек, в такой среде заметить слежку было сложнее всего, потому что я шла по прямой в предсказуемом направлении. Агенты КГБ могли следить за мной, шагая рядом, впереди или по другой стороне улицы, скрывшись в толпе прохожих. Они также могли ехать за мной на автомобиле. Большинство машин выглядело одинаково: бледно-зеленые такси, цветные “Жигули” и множество маленьких белых фургонов. Я согласилась с Джеком: у меня не получалось определить, установлена ли за мной слежка.
Несколько раз я останавливалась у витрин и из любопытства даже зашла в несколько магазинов, чтобы посмотреть, что в них продается. Все бюстгальтеры были одного огромного размера, цвета и фасона, без каких-либо вариаций. Если размер вам не подходил, надеяться было не на что. На прилавках стояли одинаковые мужские ботинки. У платьев был один размер. Я проходила мимо длинных очередей, люди в которых готовы были купить что угодно. Я знала, что порой они понятия не имели, чего именно ждут, но надеялись купить что-нибудь дефицитное или даже полезное. У них с собой были веревочные сумки, так называемые авоськи, в которых они уносили покупки.
Мне нравилось бродить по улицам одной, открывая первую главу моего московского приключения. Я не забуду, какой в тот день увидела Красную площадь, которая выглядела совсем иначе, чем накануне, когда на парад собрались толпы людей. Повернув на тротуар возле Государственного исторического музея, я увидела протянувшуюся вдоль Кремлевской стены длинную очередь из хмурых людей, желающих посетить Мавзолей Ленина. И тут передо мной раскинулась Красная площадь. Она казалась больше, чем накануне, когда на ней были танки, расчеты солдат и истинные коммунисты. Глядя в другой конец площади, на собор Василия Блаженного, я видела едва ли не изгиб Земли. Такой большой казалась площадь. За Кремлевской стеной стояли церкви с позолоченными куполами. Слева от меня был ГУМ, пользующийся дурной славой государственный универмаг, на котором висели огромные портреты Маркса, Энгельса и Ленина с коммунистическими лозунгами. Иногда, гуляя по Москве, я заходила в него, но в тот день обошла его стороной. Внутри он был похож на огромный крытый рынок со стеклянными сводами и открытыми галереями. Выставленные в витринах вещи редко бывали в продаже. В ГУМе вообще мало что продавалось.
