В ту субботу мне повезло, потому что машин на дорогах было мало: когда я проезжала мимо “Березки”, рядом не было вообще никого, и это позволило без труда удостовериться, что за мной не следят. В то же время мы с Майком тайком прослушивали радиочастоту, которую использовали группы наружного наблюдения. Мы не слышали ни переговоров, ни щелчков, которые позволили бы нам предположить, что за мной следят или что я возбудила подозрения. Время от времени оперативники сообщали, что следящие за ними сотрудники КГБ называли их кодовыми именами. Мы прослушивали эти переговоры до самого конца моей командировки в Москву.
Майк сообщил, что за мной не следят. Я прошла первую проверку. Я утверждала, что за мной не установлена слежка, и в ЦРУ, казалось, были довольны этим, по крайней мере до поры до времени. Хотя я испытала облегчение, в глубине души я нисколько не сомневалась в своей способности распознать слежку. При этом сомнения других сотрудников московского отделения заставили меня всегда оставаться настороже, так как я опасалась не заметить слежку во время важной операции.
Ожидая сигнала от Тригона на “Парковке”, в ЦРУ обсуждали разные сценарии получения пакета. Заместитель начальника отделения, Джек, жил ближе всего к “Парковке” и имел наилучшее прикрытие, чтобы забрать оставленный Тригоном пакет, потому что каждый день он выходил на пробежку. Но в отделении хотели подготовить и второго сотрудника. На одном из совещаний начальник посмотрел на меня и спросил, достаточно ли я уверена в своих силах, чтобы в одиночку установить, что за мной нет слежки. Затем он спросил меня, смогу ли я пешком дойти до места, где Тригон должен был оставить свой первый пакет. Я заверила его, что все это мне по плечу. Я понимала, что ко мне обратятся, только если что-нибудь случится с Джеком. Но перспектива быть вызванной на задание для получения пакета вселяла в меня радостное волнение. Внешне сохранив спокойствие, я принялась сосредоточенно планировать маршрут и продумывать, как подойду к тайнику.
Я и подумать не могла, что меня так быстро привлекут к оперативным действиям. Кроме того, я сомневалась, что Тригон действительно доставит пакет, ведь он уже пропустил несколько дат доставки. Однако на совещании я не сказала коллегам важную вещь: на день, когда Тригон должен был доставить пакет, у меня была назначена встреча с другим новичком в посольстве, Шоном.
Шон предложил мне вместе с ним отправиться посольскими курьерами в Хельсинки. Мы получали великолепную возможность посмотреть самый близкий к Москве город Запада. Особенно приятно, что посольство оплачивало нам обоим билеты на поезд и одну ночь в гостинице. Совсем недавно прибыв в Москву, мы с Шоном уже получили возможность познакомиться с Хельсинки. Обычно курьерской очереди ждать приходилось по шесть месяцев и больше.
Мы с Шоном быстро подружились. Мы прилетели в Москву в одно время, но важнее было то, что у нас был общий друг, выпускник моей альма-матер, Университета Дрю. Он погиб на палубе авианосца у побережья Вьетнама в 1967 году. Шон стоял рядом с ним, когда на авианосец напали силы Северного Вьетнама. Наш друг погиб, а Шон сильно обгорел, но выжил. Ему пришлось сделать множество пересадок кожи на торс, руки, ладони и лицо. Мы оба горевали о гибели друга и той боли, которую вынес Шон.
К несчастью, возможность отправиться в Хельсинки совпадала с датой доставки пакета Тригоном. Зная, что меня могут привлечь к операции, я должна была отказаться от поездки, при этом не дав Шону понять, на кого я на самом деле работаю. Я выдумала предлог, который, как я надеялась, не вызовет у Шона подозрений. Хотя я расстроилась из-за сорвавшейся поездки, мне все равно не терпелось поучаствовать в своей первой операции. Впоследствии мне еще не раз приходилось отменять планы из-за проведения оперативных действий. Я приехала в Москву работать оперативником на улице, а потому личная жизнь стояла у меня на втором месте.
С первого дня в Москве оперативники вырабатывали очевидные привычки, которые сотрудники КГБ считали нормальными. Такой привычкой были пробежки Джека — ему много раз позволяли бегать без слежки. Следившая за ним группа знала, куда он направлялся, рано утром выходя из дома в спортивной одежде. Офицеры КГБ также знали, что через некоторое время он возвращался домой.
На последнем совещании перед проведением операции мы решили, что Джек подберет пакет, даже если за ним будет установлена слежка, потому что пакет должен был ждать его в закрытой галерее, где Джек мог ненадолго скрыться от преследователей. В таком случае группа наблюдения даже не узнала бы о совершении оперативного действия.
На следующее утро Джек, как обычно, вышел на пробежку затемно. Он пробежал по галерее, где Тригон оставил пакет на парапете на уровне пояса. Одним быстрым, плавным движением Джек схватил и сунул в карман смятый треугольный пакет из-под молока, а затем закончил пробежку, так и не заметив слежки. Вернувшись домой и переодевшись, он в обычное время отправился на работу в посольство, не нарушая своего распорядка дня. Последовавшая за ним группа наблюдения не проявляла к нему особенно пристального внимания. Добравшись до офиса ЦРУ, он радостно показал пакет всем нам, собравшимся его встретить. Нил осторожно открыл его, не зная, чего ожидать.
Внутри молочного пакета оказались два листа бумаги. На каждом из них был детский рисунок: на одном кривоватая лодка, а на другом — фигура произвольной формы. Но мы знали, что это не просто рисунки. Тригон нанес на бумагу тайнопись. Держа листы за уголки, Нил аккуратно принес их в лабораторию и обработал химическим проявителем. Казалось, мы целую вечность ждали, взволнованно обсуждая, что он мог написать.
Сообщение Тригона было ровно таким, как мы и хотели. Он сказал, что по возвращении в Москву прошел тщательную проверку, организованную КГБ. Устроившись на работу в Управление по планированию внешнеполитических мероприятий Министерства иностранных дел, он получил доступ к входящей и исходящей секретной корреспонденции с советскими посольствами по всему миру. В последнем предложении он сказал, что хочет передать нам крупный пакет с пленкой.
Мы несказанно обрадовались этому сообщению. Тим отправил срочную телеграмму в штаб-квартиру, чтобы там разделили наш восторг по поводу установления контакта с Тригоном. В нашем офисе все тотчас зашевелились, понимая срочность операции, ведь через две недели Тригон должен был доставить нам новый пакет.
Чтобы забрать закладку поздно вечером, выбрали Майка. Наш шеф счел, что у Майка больше всех оснований находиться в нужном месте. Этот пакет показал нам, какого мастерства добился Тригон. Он защитил ценный пакет, поместив 12 катушек 35-миллиметровой пленки в презерватив, а затем обмотал его грязной тряпкой, пропитанной машинным маслом, чтобы у случайного прохожего не возникло желания поднять этот мерзкий, мокрый сверток. Майк без труда забрал пакет и принес его на работу следующим утром.
Нил проявил пленки в маленькой темной комнате. Когда Нил показал нам их содержимое, мы были поражены: Тригон сфотографировал почти сто документов советского правительства. Мы явно сорвали куш — штаб-квартиру ждали веселые дни, посвященные чтению полученных разведданных.
