Каждые выходные я искала новые места для закладок и сигналов. Другим оперативникам нужно было находить места, находясь под наблюдением, что было гораздо сложнее, ведь им приходилось скрывать свои истинные намерения. Оперативники отправлялись на вылазки с женой, детьми или собакой, стараясь при этом, чтобы ни место, ни цель их прогулки не возбуждали подозрения у слежки. Сидя за рулем, оперативник оценивал каждый отворот в сторону парка, каждую дорогу к церкви, каждый холм и каждый изгиб шоссе. Он решал, можно ли выбросить из машины пакет, пока группа наблюдения не выедет из-за поворота. Он искал парковки, обозначенные особыми знаками или пронумерованными столбами, где агент мог оставить свой пакет. Самыми удобными были места у церквей и парков, потому что оперативник вполне мог посещать их, не привлекая к себе внимания.
Жены демонстрировали огромную ловкость рук. Наклоняясь, чтобы помочь детям или собакам выйти из машины, они случайно роняли на землю куртки, а затем вместе с ними поднимали и оставленный агентом пакет. Несколько лет спустя в Ленинграде офицеры КГБ арестовали одну пару, когда жена наклонилась за пакетом. В том случае агент был скомпрометирован до операции. Оперативник не мог знать, что офицеры КГБ, спрятавшись в канавах, установили наблюдение за районом и подготовили засаду для него и его жены.
Замечая подходящее место, оперативник тайком фотографировал его на камеру “Минокс”, которую держал в ладони, сидя за рулем. Было сложно заехать на клеверную развязку и сфотографировать точное место, где должен приземлиться выбрасываемый из машины пакет, или заснять подход к тротуару, не налетев при этом на бордюр. На снимке нужно было запечатлеть прилегающую территорию, чтобы все ее характерные черты и опознавательные знаки попали на план, составляемый для агента.
Один из классических снимков сделал Майк. Он сфотографировал место для закладки тайника у тротуара, которое увидел, когда сидел в машине с женой, детьми и собакой. Когда пленку проявили, мы все согласились, что он сделал прекрасную фотографию удачного места возле церкви. На заднем фоне виднелся пронумерованный телефонный столб, благодаря чему агенту было легче понять, где именно оставить пакет. Прежде чем отправить план Тригону, я поехала еще раз проверить место закладки. Справа на снимке Майка виднелся натяжной трос — вероятно, оттяжка столба. Ответственная за зарисовку всех объектов Сьюзи точно воспроизвела фотографию, включая и этот трос. В выходные, проезжая мимо объекта, я не увидела оттяжки. Я проверила номер столба. Может, трос убрали, а может, он скрывался позади столба, но мне его видно не было. Когда я сообщила об этом, мы снова внимательно изучили снимок.
Кто-то догадался, что тросом на самом деле была автомобильная антенна Майка, сфотографированная сквозь лобовое стекло. Наш офис долго содрогался от хохота, пока мы смеялись над Майком. Он терпеть не мог ошибаться, но такую ошибку мог совершить любой из нас. Мы не могли упустить случай посмеяться — особенно потому что Майк всегда серьезно относился к работе и был очень хорош в своем деле. Сьюзи убрала трос с эскиза, но мы не позволили Майку об этом забыть.
Вскоре я поняла, что мне гораздо проще находить новые объекты, потому что за мной не установлена слежка. Каждые выходные я каталась по городу, все активнее пытаясь выявить ее: я пропускала повороты, следуя по предсказуемому маршруту, разворачивалась, ездила по тупиковым улицам и делала вид, что заблудилась. Мне нужно было удостовериться, что за мной не следят. Затем я стала фотографировать возможные места для тайников на принадлежавший Джону “Никон”.
Я видела горькую иронию в том, что использовала фотоаппарат Джона. Я прекрасно помнила, как мы целую вечность назад купили его в Гонконге. В Лаосе Джон влюбился в этот фотоаппарат. Каждый день, отправляясь на работу, он аккуратно клал его в сумку, где уже лежал АК-47 с откидным прикладом. В свободные минуты в деревне или на берегу реки он делал яркие снимки местных жителей. Печальные глаза лаосской женщины, держащей ребенка в широком шарфе, и столь же печальные глаза старика, сидящего в лодке, словно вопрошали, почему на них направлен этот “круглый глаз” — почему Джон решил их сфотографировать. Джон документировал трагедию мирных людей, которые наблюдали за разрушением своей страны, оказавшейся в самом сердце войны, хотя к этой войне они не имели никакого отношения.
Когда четыре года назад мы купили этот фотоаппарат, мы и не подозревали, что ждет нас дальше, и слава богу. Теперь, в Москве, я использовала фотоаппарат на другой войне, снимая места, куда шпионы доставляли советские тайны, интересные американскому правительству. Выбранные Джоном объективы идеально подходили для моей задачи. Телеобъектив позволял мне вставать и делать снимки, не привлекая внимания любопытных зевак. С помощью широкоугольного объектива я включала на снимки прилегающую территорию, притворяясь, будто фотографирую группу подруг, собравшихся повеселиться, а на самом деле захватывая в кадр нужный бордюр или фонарный столб. Конечно, снимки с “Никон” не шли в сравнение с фотографиями, сделанными на “Минокс”, но я все равно гордилась своими глянцевыми кадрами форматом 20 на 25 см.
Несколько позже, когда я зарекомендовала себя перед другими оперативниками, мне выдали списки мест, которые уже заметили, но еще не сфотографировали. Мои снимки обеспечили наш офис достаточным количеством деталей для каждого из объектов. Я признаю, что так и не достигла совершенства в обнаружении новых мест для закладок, но компенсировала это хорошими панорамами тех мест, которые находили другие офицеры.
Однажды в понедельник утром я болтала с Эдом о том, как прошли выходные. На улице было холодно, шел дождь со снегом. Эд признался, что читал интересную книгу, сидя в кресле в своем кабинете, где хотел бы провести весь день. Но он знал, что должен выбраться из квартиры, чтобы не нарушать знакомую приставленной к нему группе наблюдения привычку по субботам посещать с женой одну из многочисленных “Березок”. Когда он выехал со двора, машина слежки пристроилась за ним. Он сказал: “Мне хочется хоть раз остаться дома в субботу, когда на улице такая мерзость. Или поехать куда-нибудь в одиночку, чтобы за мной не следили”. Я представила, каково приходится ему и другим оперативникам. Мне повезло, что за мной не было постоянного наблюдения.
Дата январской доставки пакета Тригону быстро приближалась, и в штаб-квартире подготовили и прислали содержимое для первой закладки. Нил сказал нам, что главное теперь — впихнуть все это в мятую пачку из-под сигарет определенной марки. Тригон получил радиосообщение, в котором ему объяснили, что именно нужно искать в условленном месте. Увидев, сколько документов лежит на столе у Нила, я предположила, что нам понадобится тайник размером с коробку для обуви. Я сказала это шепотом, чтобы мой голос не засекли подслушивающие устройства, которые вполне могли быть в кабинете Нила возле офиса ЦРУ. У меня не было оснований находиться в офисе ЦРУ. Было бы глупо, если бы мой голос засекли там, после того как я всячески старалась отгородиться от сотрудников ЦРУ.
На следующий день на совещании оперативников Нил сказал, что ему понадобится восемь пачек из-под сигарет этой советской марки. Он заверил нас, что разорвет и снова склеит эти пачки таким образом, чтобы они казались одной — и основательно измятой при этом. Нил мастерски умел упаковывать огромное количество предметов причудливой формы в маленькие, компактные пакеты и маскировать их таким образом, чтобы ни у кого не возник к ним интерес.
