В понедельник я сказала коллегам, что Тригон не оставил для нас пакет. Мы вполне логично решили, что он не пришел на объект из-за метели, но нас это очень расстроило. В субботу вечером мы не подали ему сигнал о получении пакета, чтобы он понял, что мы не нашли закладку, если он ее все же сделал. Не увидев наш сигнал, он должен был сам забрать свой пакет. Мы так и не узнали, сделал ли Тригон закладку у “Валуна”.
В феврале мы должны были передать ему пакет в “Лесу”. Мы радовались, что на этот раз не возникнет вопросов о том, где именно искать закладку. Хотя я все сильнее волновалась за Тригона, он по графику поставил машину на “Парковке”. Обрадованная, следующим вечером я отправилась в “Лес”. Я была настроена оптимистично. Возможно, с Тригоном все в порядке, и мы могли возобновить регулярные обмены пакетами.
Вечер в парке был тихим. Всюду лежал глубокий снег. Но Тригон на объект не явился. Он не забрал нашу закладку у основания фонаря и не сделал свою. Я не нашла ни мятого молочного пакета, ни грязных тряпок. Вернувшись, я увидела лишь наше полено, которое лежало там, где я его и положила. Мне стало нехорошо. Я испугалась, что с Тригоном случилось что-то плохое. Иного объяснения у меня не было, ведь раньше он всегда оставлял на этом месте пакет. Отныне мы стали искать Тригону оправдания.
Когда в начале апреля подошел срок следующей доставки, он опять поставил машину на “Парковке”, извещая нас, что ему есть что нам передать. На этот раз закладку предполагалось сделать на объекте “Собор” у заброшенной церкви на окраине Москвы, где Майк однажды сфотографировал свою автомобильную антенну. Майк нашел это место, когда был под наблюдением. Мы предположили, как поведет себя слежка, когда он приедет к церкви на этот раз, и Майк без труда забрал пакет, пока его жена, дети и собака выходили из машины.
Содержимое пакета Тригона заставило нас насторожиться. Там лежало несколько миниатюрных кассет, которые Тригон, как обычно, запаковал в презерватив, чтобы они не промокли на улице. Нил отложил их, чтобы отправить в штаб-квартиру. В письме Тригона, отснятом на 35-миллиметровую камеру, содержались страницы, которые он, очевидно, подготовил для январской доставки, но при этом он не говорил, доставлял ли он январский пакет. В новом письме он сообщил, что его здоровье продолжает ухудшаться, но не дал других объяснений.
Нил отметил, что качество съемки на 35-миллиметровую камеру ухудшилось в сравнении с пленками из прежних пакетов. Любопытно, что к нижней части кассеты прилип фрагмент отрезанного хвостика 35-миллиметровой пленки. Тогда Нил сказал нам новую для меня вещь. Пленку можно проявить повторно, не уничтожив ее содержимое. Он признался, что не изучил 35-миллиметровую пленку, прежде чем опустить ее в проявитель, а потому ее вполне могли проявить и прочитать раньше. Нил чувствовал, что этот пакет отличается от остальных. Волнуясь все сильнее, мы понимали, что список необъяснимого растет.
Так как в графике не осталось дат, в середине апреля 1977 года нам снова пришлось спланировать доставку пакета в машину Тригона на “Парковке”. Такой рискованной эта доставка не была еще никогда. Если бы оперативника заметили в непосредственной близости от машины Тригона, его контакт перестал бы быть анонимным, в отличие от безобидного полена, которое Тригон забирал из парка лишь через некоторое время, не вступая в прямой контакт с американцем. Хотя я могла бы снова осуществить эту доставку, Тим решил проверить характер своего нового заместителя Джона и отправил на задание его.
Джон еще не совершал оперативных действий, хотя с момента его прибытия в Москву прошло восемь месяцев. В офисе он держался особняком и никогда не вызывался на задания сам. Казалось, он был в стороне от дел и операций, хотя они с женой нашли и описали несколько хороших новых объектов. Мне казалось, что ему не хватает смелости, которой, судя по всему, было не занимать его жене. Складывалось ощущение, что Джон был доволен своей должностью. Он приходил на совещания, но редко говорил по делу. Возможно, ему не хватало качеств, необходимых для сопряженной с огромным риском работы на ЦРУ в таком враждебном и опасном месте.
На предварительном обсуждении плана доставки пакета Тригону на “Парковке” Джон просто сказал, что оставит машину в нескольких кварталах от места, проехав по маршруту, который я сочла слишком коротким, чтобы определить наверняка, установлена ли за ним слежка. Мне было сложно сдержаться, но я все же промолчала и позволила Тиму сказать, что, припарковавшись так близко, Джон может скомпрометировать и место, и агента. Это было бы особенно опасно в том случае, если бы Джон не сумел точно определить, следят за ним или нет. Джон возразил, что они с женой сделают вид, будто собираются прогуляться по набережной, и по дороге он пройдет мимо машины Тригона и доставит пакет, ловко просунув его в окно. Тим спокойно сказал, что это не сработает. Не издавая ни звука, внутри я так и кричала от ужаса, понимая, что Джон приведет слежку прямо к машине Тригона и тем самым вынесет ему приговор.
Тиму наконец стало ясно, что Джон не понимает, с каким риском сопряжена оперативная работа в Москве. Судя по всему, Джон полагал, что если он не замечает слежки, то слежки за ним нет. Но обнаружить группу наблюдения было вовсе не просто. Для этого нужно было долго ездить по городу, применяя специальные техники, которым Джон как будто не научился в ходе своей подготовки. Кроме того, он, видимо, считал, что наличие адекватного прикрытия на время операции автоматически заставляет слежку закрыть на него глаза.
Мне было сложно смириться с тем, что такого человека назначили на работу в Москву. Джон явно не сознавал своей ответственности за жизнь отважных агентов, которые сотрудничали с нами в этом опасном месте. Он просто этого не понимал. Жизнь Тригона была в наших руках. И это была не дипломатическая игра. Мы были в ответе за жизнь своих агентов. Я искренне боялась, что случится летом, когда Тим вернется в США, а к нам приедет новый начальник, который, возможно, сочтет, что Джон достаточно опытен, чтобы вести оперативную деятельность в Москве. Но в тот момент меня переполняла тревога за Тригона.
Для доставки пакета в машину Тригона выбрали другого опытного офицера, который должен был с предельной внимательностью изучить окрестности “Парковки”, чтобы вовремя заметить работающего на КГБ соглядатая или любые признаки того, что за машиной Тригона установлено наблюдение. Все это могло сообщить нам, что Тригон попал под подозрение. Мы с облегчением выдохнули, надеясь, что операция все же пройдет без помех. Нам хотелось, чтобы эта долгая и темная зима закончилась и мы восстановили надежную двустороннюю коммуникацию с Тригоном.
Мы удивились и обрадовались, когда Тригон снова подставил машину в условленном месте, подавая сигнал о готовности сделать обмен в “Лесу” всего через четыре дня после успешной доставки пакета на “Парковке”. Я уже привыкла делать закладки в “Лесу”, но на этот раз волновалась за благополучие Тригона, не забывая о странностях с его прошлой пленкой и проблемах со здоровьем, о которых он нам сообщал.
У меня словно камень с души свалился, когда наш синхронизированный обмен в “Лесу” прошел как обычно, без сучка без задоринки. Тригон забрал мою закладку и оставил мне смятый молочный пакет на том же месте.
