— Нет, что вы, — удивилась госпожа Шварц. — Он гостил у старого барона. Приехал с женой, чтобы разведать секреты замка. Кланц называл себя ученым и исследовал творения мастера Жакемара. Считал, что тот мог спрятать здесь свои чертежи. Но ничего так и не разузнал. Уехал, несолоно хлебавши. Впрочем, нет. Кое-что он прихватил с собой.
Госпожа Шварц сделала многозначительную паузу и закончила трагичным тоном:
— Мастер Ульрих Кланц, придворный механик и анатом, увез сердце моего сына в большой стеклянной банке. Сердце, которое дал моему сыну господь, и которое тот легкомысленно променял на железяку.
От ее слов мороз продрал по коже. Не удержавшись, я глянула на полковника и вздрогнула, встретившись с ним взглядом. Лицо хозяина было непроницаемым, но я сумела уловить, как едва заметно дрогнули его губы. Под тяжелыми веками загорелся колючий огонек. Я поспешно повернулась к госпоже Шварц.
— Кланц отбыл восвояси, мой муж умер, а вскоре сбежал и Август, — продолжала она. — Много несчастий обрушилось на нас в тот год. Старый барон заболел и уехал в столицу, где и скончался от сухотки лет десять спустя. Долгое время в комнатах дома никто не жил, кроме привидений. О, их тут полным-полно! Они не показываются, но я их слышу. Когда поднимается ветер, они завывают на все лады на чердаке, и в восточном крыле, и тут, в столовой. Двигаются, шепчутся, стучат…
Госпожа Шварц посмотрела куда-то за мою спину и чуть вверх; на ее лице бродило загадочное, но при том ехидное выражение. Я едва подавила порыв повернуться и глянуть, не прячется ли в темных тенях в углу бестелесный фантом и не ожили ли маски под потолком.
Должно быть сквозняк открыл дверь и ворвался в столовую, потому что по шее пробежал холодок, похожий на потустороннее прикосновение, а в дальней части зала раздался короткий надрывный скрип. Из теней выскочил кот, пробежал немного на полусогнутых лапах, но потом одумался, прищурился, и, крадучись, опять ушел во мрак.
— А дети не могли сбежать? — спросила я одеревеневшими губами, обращаясь не к госпоже Шварц, а к полковнику. Его молчаливость была мне непонятна. Ему явно не нравилось то, что его мать пустилась в воспоминания, но он не пытался заставить ее замолчать и перевести разговор на другое, хотя мог. Главным в доме был он и матери своей не потакал. Значит, была причина, по которой он желал, чтобы я узнала эту историю…
— Могли, — ответил он. Слова он ронял скупо и холодно, а его глаза как будто изменили цвет: из стальных сделались свинцовыми. — Была и такая версия. Я тоже принимал участие в поисках. Ходил по лесу вместе с остальными, пытался спуститься в шурф. Мэтр Кланц и его жена очень переживали и просили меня доставлять отчеты о поисках каждый день. Кланц считал, что под замком есть ходы, которые ведут прямо в рудник.
Будь они найдены, поиски могли закончиться успешно, но нам не повезло. В этом лесу и на руднике люди пропадали не раз. Дети — их звали Гансель и Ивонна — были не первыми и не последними. Мы не были друзьями, но их исчезновение потрясло меня.
Он помолчал и добавил:
— Как знать, госпожа Вайс, вернулись ли бы вы домой вместе с вашей подругой, если бы я не повстречал вас на этом руднике и не прогнал домой.
Я опустила глаза.
— На моей памяти ничего страшного на руднике не происходило, а в байки я верила лишь наполовину, — сухо ответила я. — Мы просто отправились туда за земляникой.
— Как и Ивонна с Ганселем.
Госпожа Шварц молча слушала, как мы обмениваемся репликами, и ее маленькие глазки прыгали то на меня, то на полковника.
— Верно, эти дети не были единственными, кто пропал из замка или его окрестностей, — сообщила она с удовольствием. — Старики в деревнях помнят, что во время строительства замка, сто лет назад, исчезали рабочие. И в дни моей юности немало грибников бесследно терялись возле рудника и на землях замка. Винили волков, беглых каторжников, черных рудокопов… Но я вам скажу, госпожа Вайс: причина в другом.
— В чем же? — сорвалось у меня с губ.
— Скорее, не в чем, а в ком, — поправила меня госпожа Шварц. — В призраке замка Морунген. Предпочитаю думать о нем как о живом существе. Он — душа этого замка и подлинный хозяин окрестных земель.
После слов хозяйки воцарилась тишина. Ее нарушал лишь глухой и тяжелый стук маятника. А потом раздался щелчок, который сменился гудением, и из дальнего угла зала прозвучал громкий звук, низкого тона и неслыханной силы.
Часы начали бить. С каждым ударом по залу разносилось эхо и гасло не сразу. Стены резонировали, посуда на столах позвякивала, пламя свечей трепетало. От этого нестерпимого звука замирало сердце и хотелось зажать уши.
Полковник и его мать выпрямились и напряженно прислушивались к бою. У матери лицо было испуганное, у сына озадаченное.
Пробив восемь раз, часы замолчали, но отзвук еще долго носился в комнате. А когда и он погас, тишина показалась оглушительной. Никто в зале не осмеливался сказать ни слова. Потом полковник спокойно промолвил:
— Какое совпадение, госпожа Вайс. Вы приходите в этот дом, и часы оживают. Можно подумать, они приветствуют вас.
— Что это значит? — спросила я шепотом.
— Часы неисправны, — пояснил полковник. — Они идут, но не бьют. Точнее, бьют, когда им вздумается. Крайне редко.
— Я слышу их третий раз в жизни, — сказала госпожа Шварц. — Всегда, когда часы оживали, происходило что-то плохое. Они били в день, когда пропали дети. Они били, когда из столицы пришло известие о смерти старого барона. Вы собираетесь принести нам новую беду, госпожа Вайс?
Ее небольшие глазки впились в меня с нездоровым оживлением. И тут мне стало по-настоящему страшно.
Что происходит в этом замке? С чем связаны эти слухи, легенды? Какое отношение я имею к часам?
— Госпожа Шварц! — полковник осадил мать очень грозным тоном, и она поджала губы и отвернулась.
Я отодвинула стул и встала.
— Прошу меня извинить, ваша милость, — обратилась я к полковнику. — Я устала. Позвольте, отправлюсь к себе. Спасибо за ужин и компанию. Все было очень вкусно. Передайте мои благодарности повару.
— Вы даже не попробовали жаркое, — недовольно сообщила Ворона, а потом довольно усмехнулась. — Неужели я вас напугала так, что вы сбегаете? Поверьте, это не входило в мои намерения.
Как же, не входило. Да ты только этого и добивалась, подумала я, мило улыбнулась хозяйке и покаянно развела руками. Пусть думает, что хочет. С меня довольно.
— Провожу вас в вашу комнату. — Полковник бросил салфетку на стол и поднялся.
— Не стоит, я помню дорогу.
Полковник, не отвечая, кивнул, приглашая идти за собой. Курт открыл дверь. Он был бледен и косился в дальний угол, туда, где стояли часы.
Надо же, и его проняло, старого солдата. Вряд ли он трусил на поле боя. Но на войне противник был живой и понятный. Сейчас же мы столкнулись с чем-то, что выходило за пределы понятного.
