— А ты? Ты — любила?
— Ну… — фитиль резко зашипел, и огниво стукнулось о стол. — Не знаю. Пыталась. Не спрашивай, хорошо? Я не хочу изливать тебе душу.
— Ладно, — Рону ощутила лёгкий укол обиды. Нет, Альма и раньше никогда не раскрывалась ей, но всё же… — Тогда ответишь на другой вопрос?
— Зависит от того, что ты спросишь.
— Какую магию ты на меня наложила?
— Что? — Рона буквально ощутила на себе её взгляд.
— Магию, — повторила она. — Заклинание. Чары.
— Кто тебе это сказал?
— Магнус. Он что-то заметил, ещё давно, в гостинице, а когда забрал меня, то взял немного крови и что-то долго с ней делал. Изучал. И сказал, в ней есть следы какой-то магии.
— Понятно… — Альма вздохнула. — На тебе была защита. Она питалась той естественной силой, что есть в каждом человеке, и должна была уберечь тебя от чар. Один раз. Но этого хватило бы.
— Защита? — голос Роны дрогнула. — Но…
— Хватит, — тон Альмы не допускал возражений. — Я поставила перед свечой что-то. Попробуй угадать или хотя бы увидеть силуэт. Если сможешь, значит, во всём этом и правда есть смысл.
Рона честно попыталась, но увидела только мутный белый ореол и больше ничего.
— А если я не смогу? — спросила она, но никто не ответил.
Альма ушла.
***
Несмотря на прямое родство с королевской семьёй, Йон ни разу не бывал в стенах цитадели-дворца и не общался со сводным братом. В сущности, из всей семьи только Гарольд и Гирт вообще знали о его существовании, а Тостиг вряд ли даже слышал что-то о бастарде. В Дейре считалось, что Йона заметили на улице и подобрали, потому как он умел читать и писать — невиданные навыки для бродяги. На самом же деле отец заставил его учиться, сказав, что только так он сможет выбиться в люди, и даже после его смерти Йон не отступил. К тому времени ему понравилась учёба.
Так что его отъезд в Ветеринг никого не удивил, а для верности Йон публично принял Окту прямо в столичной церкви. Конечно, вряд ли многие запомнили его на церемонии, но остались записи, и пытливый сыщик обязательно наткнётся на них. А Тостиг слыл дотошным правителем, даже чересчур.
Так или иначе, завтра он узнает, насколько хороша была легенда.
Их разместили в одном из флигелей замка, и Йон будто вернулся в Дейру. И цитадель Гирта, и королевскую обителя строил один и тот же архитектор, а потом внутреннюю отделку переделали под влиянием южной моды — и получилось настолько похоже, что лишь разная планировка позволяла отличить одно от другого. Да и восьмиугольных звёзд в Дейре никто на стены не вешал.
— Здесь уютно, — сказала Хильда, садясь на кровать.
— Да, уж точно лучше кельи в университете, — сказал Йон, качая головой. Ответом ему был изучающий взгляд тир. Затем она тоже покачала головой и открыла фляжку.
Йон принюхался. Лекарство пахло железом и солью — странное сочетание. Обычно такие настойки делают на полученной из перегонного куба «воде жизни» с добавлением всяческих трав, но характерный резкий запах спирта отсутствовал полностью.
Нет, ему обязательно надо будет заняться алхимической теургией. Маг — не целитель, как говорил один из преподавателей, но люди всё равно будут ходить к нему за лечением. Для Йона в работе теурга не было ничего удивительного, но для обывателя она оставалась великой тайной, и по мнению простых людей, маг мог почти всё.
Жаль будет их разочаровывать.
От размышлений его отвлекла Хильда, вдруг оказавшаяся рядом и прильнувшая к самому лицу. Ещё мгновение — и горячее дыхание обожгло щеку.
— Нас подслушивают, — прошептала она.
— Я подозревал это, — так же тихо ответил Йон. — Но ты знаешь наверняка, не так ли?
— Да. За той стеной, где стоит платяной шкаф, сидит человек. Неподвижно. Думаю, там найдётся и отверстие, если поискать.
— Как ты поняла?
— Я не могу объяснить. Просто поверьте.
Да уж. Просто поверить. Хильда уже не первый раз проявляла такие странные способности, и Йон давно убедился, что братец подсунул ему совсем не простую служанку. По-хорошему стоило бы встряхнуть тир и добиться правды, но теург не был способен на такое. Одно дело пригрозить ей ножиком, уличив во лжи, и другое — действительно причинять боль, чтобы узнать… что? До сих пор Хильда не давала повода усомниться в своей верности. Да и Гирт не отправил бы с ним кого-то, в ком сомневался бы.
— Ты не говорила, что умеешь так делать, — шепнул он.
— Вы спрашивали про теургию, господин. Это — не теургия.
Йон едва не выругался в голос. Да, здесь она была права, и как заправский служитель юстиции умело вывернулась из ловушки. Что ж, крыть нечем.
— После того, как вернёмся в Дейру, я тобой займусь всерьёз, — пообещал он. — Ложись спать. Завтра у нас будет тяжёлый день.
Хильда покорно отправилась в свою кровать, а вот Йон ещё долго не мог заснуть. Слишком многое не давало ему покоя. Дурацкая авантюра, начавшаяся с безобидного «пойди договорись с некромантами», вылилась в настоящий маскарад под боком у врага, а Йон никогда не считал себя хорошим актёром. Там, в Ветеринге, его никто не знал, он был всего лишь северянином, от которого не ждали многого. Здесь же подозрительность царила во всём. Уж кто-кто, а Эдмунд должен был знать, как искренне принимают новую веру его прихожане.
Скорее всего, он и следил за новым знакомым шерифа. Может, это было обычное дело, а может, он и правда что-то заподозрил. Вряд ли Йон прокололся на мелочи — за проведённые на юге годы он научился прикидываться добрым октафидентом так, что ни один священник не отличил бы. Дело было в чём-то другом.
В конце концов он поднялся и, как добрый октафидент, пошёл в часовню — не забыв, разумеется, уточнить у всех встречных, где она находится. Но это оказалось излишним, потому как в часовне нашёлся Эдмунд, тоже вздумавший помолиться на ночь глядя.
Священник удостоил его коротким взглядом и, улыбнувшись, снова отвернулся. Он стоял перед статуей Ротруды, архонта справедливости. Её часто просили о том, чтобы возмездие настигло виновных, ускользнувших от земного правосудия — уж не совпадение ли это? Но размышлять об этом быстро надоело Йону, и он отошёл к статуе Сефрана, хранителя знаний.
Пожилой человек в плаще равнодушно смотрел на него слепыми мраморными глазами. Мастерство скульптора не вызывало сомнения: Сефран выглядел совершенно живым и, казалось, действительно когда-то был человеком, таким же книжником, каким себя считал и сам Йон. В церкви Ветерингского университета тоже стояли такие статуи, но там Сефран был задумчивым и слишком благообразным, этакий наставник для детишек. Здесь же перед Йоном стоял бесстрастный исследователь, для которого нет ни зла, ни добра, а есть лишь знание.
Как и все архонты, когда-то Сефран был человеком, и оставил после себя подробную летопись событий Исхода — она считалась одной из основных частей Священной Книги. Правда, Йон сомневался, что летопись попала туда в неизменном виде: слишком уж однобоким выглядел рассказ о катастрофе, постигшей тогдашний мир. Виноваты грешники… Создатель ушёл, разочаровавшись в своих творениях… и всякое такое. Ходили слухи, что есть и другие его работы, но их никто в глаза не видел. А жаль, было бы интересно узнать, как всё происходило на самом деле.
