Сейчас задача не победить противника, а сдержать его на подступах. Показать, что пролетарские представляют из себя силу, с которой необходимо считаться. Но если часовщики серьезно на них насядут, то могут сломать им хребет. Их намного больше по количеству, они лучше экипированы, и они давно воюют с оружием в руках на улицах. В то время как пролетарские только недавно познакомились с творением товарища Калашникова. Столбов надеялся, что на шум уличного боя подтянутся масловцы и артельщики. Они не могут позволить себе, чтобы часовщики в одиночку съели такой вкусный кусок пирога, и попробуют помешать. А затем в образовавшейся неразберихе пролетарские сумеют отстоять свою независимость… хотя бы на время. Но дальше надо будет решать вопрос жестко, и у Археолога были на этот счет мысли. Главное, выжить в этом бою.
Повсюду слышались оружейные выстрелы. Часовщики пробовали прорваться к пролетарским со всех сторон, они получали серьезный отпор, но пока не прекращали лезть снова и снова. Вот и эти зашевелились. Столбов увидел, как из-за дома показались двое бойцов. Стреляя на ходу, они поперли в лобовую атаку. Вот один из них упал, словив пулю в грудь. Жить будет, на нем наверняка броник, так что пара сломленных ребер и больше никаких неприятностей, если, конечно, не поднимет сейчас голову, а притворится мертвым. Ан нет, часовщик решил все же попытаться встать. Столбов влепил ему пулю в голову без сожаления.
Вялотекущий бой длился не больше часа. Часовщики то лезли вперед, пытаясь нагло сломать оборону пролетарских, то занимали позиции в укрытиях и пытались задавить огнем, то неожиданно отступали, чтобы перегруппироваться и разжиться боеприпасами.
Археолог радовался тому, что пока они держали оборону без видимых потерь. По крайней мере, на его точке. Блинову рассекло осколком щеку. Крайнов получил ранение в руку, что его только больше разозлило. Да еще Раух разлил свой чай. Все это можно было пережить. Чего нельзя было сказать о противнике. На подступах к их объекту лежало уже пять мертвецов. Снег пестрил красными проплешинами, похожими на пятна ржавчины.
И наконец все закончилось. Затихли выстрелы. Послышались крики со стороны часовщиков, и Археолог увидел, как противник стал отступать. Они ждали с четверть часа – вдруг враг перегруппируется и начнется новый приступ? Но часовщики не давали о себе знать.
– Похоже, все закончилось, командир! – сказал Семен Раух.
– Все не все. Но на сегодня эти ребята выдохлись. Надеюсь, другие не полезут. Блинов и Ломов остаются на позиции. Остальные за мной. Вам на смену я пришлю людей.
Археолог первым выпрыгнул из автобуса на снег.
Первым он вернулся в штаб.
Первым узнал, что в стычке с часовщиками они потеряли Доктора.
Глава 17
Сергей Рубин родился в обеспеченной семье. Отец каждое утро плотно завтракал бутербродами с колбасой и яичницей, после чего в костюме и пальто, с большим кожаным портфелем спускался к подъезду, где его дожидалась служебная «Волга», через несколько лет сменившаяся «мерседесом».
Варлам Абрамович Рубин служил в управлении часового завода «Чайка» заместителем директора по производству. Таким его и запомнил восьмилетний Сережка, когда в последний раз отец спустился к служебной машине, чтобы уехать на работу. Кто мог предположить, что это будет его последний рабочий день? Вечером, за полчаса до окончания смены, Варламу Абрамовичу стало плохо. Вызвали «скорую», но когда она приехала, то смогла лишь констатировать смерть. Потом в заключении написали, что отец умер от какой-то аневризмы или тромболии. Странные названия больше напоминали монстров из фантастических книжек, которыми в то время зачитывались все мальчишки. Как сейчас, Рубин помнил что-то про Барсум, Джона Картера и Конана-варвара. Книжки достать было тяжело, но отец привозил ему из командировок в Москву пухлые томики с яркими, кричащими обложками.
И вот отца не стало. Сереге тогда исполнилось тринадцать лет – мягкий пушок усов под носом, черная футболка «Iron Maiden», жуткий раритет, и полная растерянность в жизни. Что делать дальше? Отец хотел, чтобы Серега поступил в Питере в политехнический университет, который когда-то сам Варлам Абрамович оканчивал, но тогда была возможность, отец обещал обеспечить поступление, а теперь даже не осталось денег на поддержание привычной жизни. Мать постоянно плакала и ничего не хотела делать. Даже после похорон она ходила, как живой мертвец, по квартире, слабо реагируя на внешний мир.
Вот так Серега Рубин в одночасье ворвался во взрослую жизнь, которая ему совсем не понравилась. Мама слегла в больницу. «Ей нужно поправить психическое и физическое здоровье», – утверждал дедушка Абрам Исаакович Рубин, к которому Сергей переехал, как тогда думалось, на время, а оказалось, что навсегда. Мама его из больницы вышла через полгода, но закрутила роман с каким-то приезжим бизнесменом из Ярославля и вскоре уехала, никому ничего не сказав. Сергей после больницы видел ее всего два раза, и в каждую встречу она обещала, что скоро заберет его от деда и они заживут новой жизнью.
Дед Сергея, Абрам Исаакович, получал пенсию, но продолжал трудиться в первой горбольнице хирургом. Несмотря на солидный возраст, седьмой десяток недавно разменял, хирургом он был от Бога, и на него молилась вся администрация горбольницы, а коллеги и ученики смотрели как на небожителя. Характер, правда, у Абрама Исааковича был тяжелый, сказывались трудное детство, боевой юношеский опыт во время Великой Отечественной да не менее трудное послевоенное время. Абрам Исаакович не терпел возражений, если он что сказал, то это требовалось исполнить немедленно, без пререканий, только вот внучок у него был слеплен из того же теста, недаром тоже фамилию Рубин носил, поэтому сперва он подчинялся деду беспрекословно, а потом стали брать верх вредный характер и природная дерзость, и вскоре они ругались с дедом каждый день, бывало, что и по-крупному.
Эти сплошные пререкания и споры привели к первому побегу мальчишки из дому. Сергей Рубин собрал вещички в рюкзак, сказал, что идет в школу – как раз подходил к концу девятый класс, – а сам рванул на железнодорожный вокзал, попытался сесть на первый же поезд, что шел на Калязин, чтобы там пересесть на поезд до Питера, но на вокзале у него ничего не вышло. Билет не продали, сесть зайцем в поезд не получилось, коленки дрожали и выглядел он весьма растерянным и жалким, да и на перроне, как назло, столкнулся с дедовым сослуживцем, который стал задавать много вопросов, а потом схватил мальчишку за шкирку и отвел на квартиру к Абраму Исааковичу.
Абрам Исаакович сухо поблагодарил сослуживца, запер за ним дверь, а потом молча прошел к себе в кабинет, где заперся и не выходил до вечера. Он не разговаривал с Сергеем три дня, а потом за завтраком с сожалением заявил:
– Ты весь пошел в мать. Такой же импульсный и без головы. Жаль, если не удастся тебе поставить голову на место. Софочка бы не смирилась с таким провалом.
Софья Михайловна, бабушка Сергея, умерла, когда ему было три с половиной года, поэтому он ее совсем не помнил. Но Абрам Исаакович жил с ее образом в душе до самой смерти.
