Белый рой – так называли себя лесные разбойники, что промышляли и зверствовали на волжских берегах. Археологу и раньше доводилось о них слышать, но Юсово они обходили стороной. Люди говорили, что белые братья – это что-то типа секты, члены которой живут где-то в лесных дебрях и выходят на промысел, когда их духовный лидер объявляет очередной виток борьбы с «неверными». В общем, грабители и убийцы из числа тех, что расплодились, на волжских берегах после Катастрофы.
– Хорошо, Полковник, я тебя услышал. Теперь и ты услышь меня. Я сейчас не готов сказать тебе «да», но не готов и отказать. Потому что это серьезный шаг, который требует осмысления. Я не принимаю решения на пролетарской земле единолично. Я должен посоветоваться с людьми.
– Времени у тебя мало, Археолог. Завтра в город войдет Черномор, и каждого, кто выступал против него, вздернут на ближайшем фонаре. Впрочем, у тебя есть как минимум сутки. Скажем так, завтра в это же время я жду от тебя ответа. Пришли к нам этого мальчишку, через которого у вас связь налажена…
И Полковник вопросительно посмотрел на Прокурора.
– Чистик, – подсказал тот..
– Вот точно. Присылай этого Чистика. Так что взвесь все основательно, подумай. Время еще есть. А пока давай-ка выпьем за мир на волжской земле. Мир, который невозможен, пока землю эту топчет Черномор.
Полковник разлил настойку по стопкам. Они выпили, опять не чокаясь.
Археолог попрощался с Прокурором и Полковником. За барной стойкой Хромого не было. В подсобке кто-то гремел посудой и тихо матерился.
На улице Столбов остановился возле машины. Жуков недовольно выглянул из салона, мол, чего на улице мерзнуть, поехали уже. Столбов махнул ему рукой, подожди, мол, сейчас поедем, и спросил Рауха:
– Что ты обо всем этом думаешь?
– Похоже, намечается конкретная жопа. Надо Корсара с Фермером к Гривенному отправить, пусть разживутся боеприпасом. Пауки в банке активизировались, скоро начнут грызть друг друга, да и нас заодно.
– Как считаешь, какое предложение мы должны принять? И стоит ли вообще их рассматривать?
– Не знаю, Археолог. Думать надо. Поехали домой, там подумаем, – поежился, словно замерз, Раух.
Вот и еще один из его команды стал Пролетарский район домом называть.
Уже в машине Археолог спросил Рауха:
– Гривенный – человек Черномора, думаешь, он станет нам патронами помогать?
– В сложившейся обстановке Гривенный сам по себе человек. И будет пытаться на двух стульях одной жопой усидеть, – сказал Семен Раух.
– Логично, – согласился Археолог.
Глава 22
Вечером они засели с Семеном Раухом в комнате Археолога поговорить за жизнь да отбросить накопившуюся за день событийную шелуху.
– Мне последнее время снятся мертвецы. Даже не знаю, к чему все это, какой в этом смысл, – неожиданно сказал Семен Раух и взял в руки стакан самогонки.
Он задумчиво посмотрел на мутную жидкость, покачал ее в стакане и сделал большой глоток. Закашлялся, словно проглотил стакан живого огня, и ударил себя кулаком в грудь, но стакан назад не поставил.
– И все сны такие, с глубоким погружением, что не отличишь от реальности. В этих снах все живые, какими я их помню. Недавно вот приснилось, что приехал на большой семейный праздник. Под Питером у нашей семьи дача, большой участок, на нем еще в начале восьмидесятых дед построил для своей семьи большой, в два этажа, деревянный дом, обшитый вагонкой. Дом этот все мое детство был покрашен желтой краской. Дед почему-то любил этот цвет, или просто в эпоху тотального дефицита только такую краску удалось достать. Не помню уже. За тот дом деда на партсобрания вызывали и песочили по самое не балуйся. Как так, советский офицер и такие хоромы себе отгрохал, когда разрешены только домики в один этаж из фанеры и соплей, жилище наф-нафов. Но дед твердо стоял на своем, крутил дурочку, и как-то удалось ему выкрутиться и дом сохранить, да и участок расширить. Место там красивое, Керро называется, самое начало Карельского перешейка, озера Лемболовские рядом, в двух шагах от дачи большое озеро Ройка, мы мальчишками в тех лесах пропадали, в наших и фашистов играли. Только фашистов изображать никто не хотел, поэтому они все время абстрактно за нами охотились и прятались за холмами и кочками. Керро с финского как Кривая переводится. В шестнадцатом веке на том месте деревенька стояла в одну улицу, и та кривая, оттого и название…
Раух перевел дух и допил залпом самогон из стакана.
Археолог тоже выпил. Он слушал молча, стараясь не нарушать странную исповедь своего старого боевого товарища, который постепенно открывался перед ним с новой стороны.
– У деда моего было двое детей. Матушка моя, Екатерина, и сын Александр, дядя Саша, стало быть. Когда у родителей пенсия на горизонте замаячила, они тоже на дачу переехали на постоянное жительство, там у них давно домик стоял, да отец мой стал его достраивать и перестраивать, расширяя и углубляя так, чтобы все могли жить. Дядька тоже себе домик построил, благо земли на всех хватало. Вот так и жили. Все праздники вместе проводили за одним большим столом, посидим, за жизнь поговорим, выпьем, понятное дело, дед старое время повспоминает, когда был молод и горяч, он кадровый военный, службу по срочке на границе начинал, так что ему было что вспомнить. А потом песню затянем «По полю танки…», или «Флибустьеры в дальнем синем море…», или «Песню моряков», и так до самых ярких звезд. Душевное время было. И вот мне снилось недавно, как я на дачу приезжаю, а там вся семья в сборе, и дед тоже. И все словно меня ждут. И вот садимся за стол, песни поем, дед мой задорный, его вроде как ни одна болячка не тревожит, а главное, живой, и у меня в голове ни на секунду не поворачивается, что он уже давно умер…
Раух плеснул себе из графина, а про стакан Археолога словно забыл. Сам же залпом в одиночку и выпил. Столбов ни слова не сказал, чтобы не нарушать его исповедь.
– И вот дед такой задорный, счастливый. И дядька мой Сашка ему подарок привез. Он ему достает… вот в упор не помню, что это было, но что-то такое дорогое, чего ни у кого нет… и деду дарит, любимому отцу, мол. И все такие… возглас восхищения, мол, какое счастье, что у тебя теперь, дед, это есть. А дядька всем говорит, что вы столько проживите да выслужите в войсках, тогда и сами право иметь будете на это. И на этом пошли тосты, дед со всеми выпил, а потом на улицу заторопился, жену свою искать, она к соседям пошла. А жена его, бабушка моя Софья, умерла несколькими годами ранее. А потом дед так поворачивается и говорит, что все у них тут хорошо и круто, что все они счастливы, но не мне это говорит, а как бы всему столу, а я в это время у печки стоял, в стороне от всех. И ведь это только один сон, а у меня таких снов пальцев на руках не хватит. Часто мне дед снится, но что характерно, никогда ни в чем плохом, ни в одном дурном сне не замечен был. Как думаешь, Археолог, к чему все это снится? Может, зажился я, ждут меня там родные, близкие, а в следующем бою я пулю поймаю спасительную?
