Федор Ильич вставил его в отверстие на двери, уцепил им что-то изнутри и с силой потянул на себя. Потом махнул рукой пассажирам. Те вылезли из машины.
– А теперь взялись! За этот вот уголок!
Он первым уцепился за подобие ручки. Ворота с трудом пошли к противоположному косяку. За воротами виднелось продолжение тоннеля.
– Так-то вот… По-другому у нас не умели…
Федор Ильич вернулся к машине. Миновав ворота, он снова выключил двигатель, выбрался наружу. Втроем они задвинули створку, придвинули отошедший при открытии рычаг, совместили с проушиной на воротах.
– Так и живем…
Подняв с пола шкворень с кольцом, Федор Ильич вставил его в отверстие.
– Так-то вот… Без шкворня нам хоть плачь.
Однако на этом он не успокоился. Рядом с воротами на стене висел небольшой шкаф со стеклянным оконцем и отходящими от него проводами. Федор Ильич подошел к нему и стукнул с размаху в дверцу. Стекло в шкафчике озарилось светом, и Кошкину показалось, что внутри что-то замкнуло. Удар в дверцу мог привести к аварии. Из шкафа донесся женский голос:
– Кто ты такой?! Назовись!
– Гвардейская воинская часть! – отчетливо произнес Федор Ильич, назвав также номер части, и добавил, помедлив: – Майор Шендерович! По кличке Пульсар!
– Чё те надо? В рожу опять захотел? – донеслось из шкафа.
– А ты в том же духе… Спишь опять? – Шендерович усмехнулся. – Ну, извини, что разбудили…
– Пульсар, я не в духе сегодня, – продолжила дама и стала декламировать, заикаясь: – Молодость моя… Иль ты приснилась мне… Или я весенней гулкой ранью… – И вдруг заявила, что ей надо всего один киловатт – дополнительно…
– Чего?! – удивился Пульсар.
– Серо-буро-малиновый с продрисью… Тайна века… Кто заплатил Ленину? Ась?
– Это не человек, это Машина, – сказал Федор Ильич. – Короче, метет пургу… Поехали…
Авто утробно хрюкнуло и понесло их тоннелем.
«Куда еду? Зачем? – удивляясь, думал Кошкин. – Кто эти люди?.. И кто в таком случае этот Пульсар по фамилии Шендерович?»
Изумляться было чему. Недавно он даже не думал, что поедет в какой-нибудь лес, в подземелье, а фактически – к черту на рога. Пусть так… Зато поступил, как велит сердце, даже если Катя и Пульсар-Шендерович окажутся не теми, за кого себя выдают… Зато будет проверено предчувствие…»
За эти несколько дней Кошкин вдруг обнаружил, что мать у него была абсолютно права. Не в части его работы, а в части того, что жить так больше нельзя. Он увидел себя снаружи и ужаснулся. Он вступил в отношения с электронной служанкой – не с проституткой, естественно! – но с сущностью, отношения с которой ведут в тупик…
«А Машеньку все-таки жаль, – поймал он себя на мысли, – потому что она от меня ничего не скрывала и всегда понимала… Интересно, поймет ли Катенька?»
Они ехали темным тоннелем, далеко впереди маячил свет – то ли это была поляна, ослепленная прожектором, то ли помещение. Машина выскочила из тоннеля и остановилась в помещении без углов, размером с приличный спортивный зал. Вместо потолка высоко над головой располагался бетонный купол с отверстием посредине. От пола сквозь купол поднималась толстая зеленая колонна. Скорее всего, это была крашеная труба, вокруг которой находились у основания шкафы с закрытыми дверцами. На стенах и под потолком висели длинные лампы, испуская стальной безжизненный свет. Вдоль противоположной от тоннеля стороны виднелись перила, ведущие вниз.
Шендерович подошел к одному из шкафов, распахнул дверцу и уставился внутрь. В шкафу располагались приборы, с цифрами и стрелками, вращались круги размером с приличную сковороду, торчали провода в металлической оплетке.
– Киловатты тебе нужны… – проворчал Шендерович. – Дадим киловатты…
Он щелкнул тумблером. Свет в лампах дрогнул, и шкаф заворчал под нагрузкой.
– Я ж тебе специально убавил, – продолжил он. – Ты же у нас беспомощная в этом деле…
Закрыв шкаф, он прислушался: со стороны колонны теперь доносилось отчетливое гудение.
– Что это, Федор Ильич? – спросил Кошкин.
Но вместо ответа Шендерович лишь крикнул:
– Время!
Он первым бросился к автомашине и запустил двигатель. Катенька с Кошкиным едва успевали за ним. Машина метнулась к перилам и пошла вдоль стены. Она ехала кругами, опускаясь под землю, пока не оказалась в помещении с овальными высокими стенами и все той же колонной с утолщением по окружности в виде громадной бочки.
От вращений по кругу Кошкина едва не вырвало, но он справился с тошнотой, выбрался из машины и, держась за дверцу, оглядел помещение. Внутрь «бочки», опоясывающей колонну, вела овальная дверь с рукоятью в виде штурвала. В стороне от двери стояла белая будка с окном и стеклянной дверью – за ней виднелся монитор и черная клавиатура.
Кошкин не допускал даже мысли о существовании машины. Для ее строительства не хватило бы никаких денег. Другое дело – египетские пирамиды, которые, как выяснилось, соорудили пришельцы из созвездия Орион. И если бы ему раньше сказали, что где-то подобное существует, – он посчитал бы это за бред.
– Броня… – произнес Шендерович, цепляясь руками за штурвал и глядя вверх колонны. – Выдерживает прямое попадание термоядерной бомбы… Хотя, если разобраться, теперь это никого не волнует.
Штурвал, однако, не хотел вращаться. Федор Ильич пытался сдвинуть его с места, тряся бородой и краснея от напряжения. Катенька бросилась помогать, но отец остановил ее, отошел на шаг от двери.
– Дело в другом…
– Опять не в духе?
– Кураж – святое дело.
Он шагнул в будку, включил компьютер и стоя стал тыкать пальцем в клавиатуру.
– Молодость моя… – раздался голос. – Серо-буро-малиновый с продрисью…
– Заклинило, – сказал Шендерович, зависнув над клавиатурой. – Даже не знаю, что можно предпринять.
– Теперь там дядя Вася, – неожиданно выдала Машина.
– Ты его знаешь? – встрепенулся Федор Ильич. – Что за лох?
– Он не лох, – покровительственно сказала Машина.
– И все же?
– Он вел тухлые разговоры об искусственном разуме. «Это лучшее из того, что может придумать человек», – говорил он. Бушлатик на нем потертый такой, черненький… Лентами пулеметными опоясанный…
– У тебя глюки, вехотка ты старая! – воскликнул Федор Ильич. – Ты поразъехалась!
– Ты о чем, Шендерович? Я не понимаю тебя… Вехотка… В смысле – мочалка?
– Ничего! Будем кувалдой дверь открывать! – рявкнул Шендерович.
– Сразу грозить… Пошутить нельзя бедной старушке… Входите…
Штурвал на входе в «бочку» крутнулся, и дверь слегка отворилась.
