– Не сопротивляться, – прошипел мужской голос на ухо.
А вскоре комиссар оказался в кабинете Жердяя. Председатель Ревкома сидел за столом в окружении четырех помощников, которых представил задержанному как членов коллегии.
Римов негодовал:
– Ты не имеешь права! Твоя контора вне закона!
Он не блефовал, поскольку история создания местного МГБ не совпадала с положениями договора, заключенного между Москвой и местным правительством. Исходя из международной договоренности в большинстве стран экономического содружества подобные органы были давно закрыты.
– Мы обязаны, – шлепнул Жердяй, – у нас сообщение о преступлении.
Виноградов его поддержал:
– Мы ведем дознание. Ознакомьтесь с постановлением… – и бросил на стол перед Римовым несколько листов.
Комиссар взял их и принялся читать. Дело оказалось притянутым за уши.
– Ваше дознание шито белыми нитками, – сказал он, возвращая бумаги на стол. – Во-первых, свидетели, насколько я понимаю, – это ваши агенты. Во-вторых, имеется звукозапись моего выступления, согласно которой я даже словом не упомянул о свержении действующей власти…
Жердяй изменился в лице, шевельнулся в кресле.
– И вы можете доказать наличие этой записи?
– Она со мной. Включите мой диктофон и послушайте. Код доступа – один, девять, пять, ноль…
– Замечательно! – обрадовался Виноградов. – Почему не послушать?!
Он взял со стола прозрачную пластиковую коробку с вещами, изъятыми при задержании Римова, достал оттуда телефон и стал искать в нем звукозапись.
– Действительно, есть такой файл, – сказал он, теребя пальцами телефон.
– А я что говорил… – сказал Римов.
– Ой! – воскликнул наигранно Виноградов. – Пропало!.. – И уставился оловянными глазами Римову в лицо: было доказательство – и нет его. Однако это прискорбное обстоятельство нисколько Римова не смутило.
– Плохо думаешь обо мне, – продолжил он спокойно. – Дело в том, что подлинник записи хранится в другом месте. Кроме того, есть видеозапись. Ее показали по местным каналам – так что мы еще посмотрим, кто у нас подозреваемый…
– Угрожаешь?
– Ничуть. Всего лишь констатирую факты. Если эти два заявления станут достоянием гласности вместе с протоколами допроса, то я бы умыл руки, будь я на вашем месте. Впрочем, с кем я говорю – вы ведь даже не юристы, а так себе…
– Мы уполномочены… – разинул рот Жердяй.
Римов протянул руку к Виноградову:
– Удостоверение верните…
Жердяй с Виноградовым переглянулись.
– Мне некогда, – повторил Римов и посмотрел в сторону картины, висевшей слева от него. – Я буду вынужден сообщить в федеральное МВД. Не вы меня назначали – не вам и снимать… И пока не забыл, передайте этим блядям, что я всегда буду помнить об их услуге…
– Хорошо, мы подумаем, – осклабился Жердяй. – Подождите в приемной.
Дождавшись, пока конвой выйдет вместе с задержанным из кабинета, Жердяй поднялся из кресла и стал ходить по кабинету. Члены коллегии, молчавшие до этого, принялись обсуждать проблему. По их словам выходило, что Римову самое место на скамье подсудимых. Особенно если учесть, что он ставленник центральной власти. Пока суть да дело, он состарится на галерах, если не сдохнет перед этим на арене цирка. Однако председатель не разделил их энтузиазма.
– Черти этих сук принесли, – сказал он и принялся чернить потаскух, словно бы раньше не знал, с кем имеет дело.
– Но здесь же написано! – Виноградов ткнул пальцем в бумаги. – Они же старались!
– Так-то оно так, – согласился Жердяй, – но этого, – он кивнул на дверь, – придется отпустить… Хоть мы и выше, согласно основному закону, но, согласно этому же закону, мы не можем основываться на провокациях либо показаниях агентов спецслужб.
– Он просится в цирк, – напомнил Виноградов.
– А кто у нас спорит! – воскликнул Жердяй. – Зови!
И когда Римов вернулся в кабинет, Жердяй, скалясь по-волчьи и щелкая от волнения зубами, сказал, что довел бы данное уголовное дело до конца, однако обстоятельства общественной жизни сильнее желаний.
– Федот, да не тот… – согласился с ним Римов, забирая из коробки личные вещи.
– Чего? – спросил Виноградов.
– Кризис, говорю, у нас. Финансовый… И люди страдают, хотя и платят по всем счетам.
– И что?! – воскликнул Жердяй, выписывая пропуск.
– Спрашивается, куда уходят деньги?
– Правительство не виновато! – каркнул Жердяй, протягивая Римову бумажку.
– Вот и поговорили…
Римов развернулся и шагнул к двери, держа в руке пропуск на выход из хитрого учреждения. Он вышел из здания и вздохнул полной грудью. Будучи правоведом, он не представлял себя на месте Жердяя. Этот деятель явно выполнял чей-то заказ. Римов вынул из кармана телефон, собираясь вызвать машину, оставленную на месте его задержания, и нажал кнопку. Однако телефон почему-то бездействовал, это могло быть результатом манипуляций посторонних лиц – того же Виноградова. Данное обстоятельство навеяло грустные мысли: на улице начинало темнеть, а Римов стоял в одиночестве – это могло быть частью чужого безумного плана по устранению неугодного комиссара.
Редкие прохожие торопились мимо, каждый по своим делам, и никому дела не было до мужика в сером костюме, одиноко стоящего на остановке общественного транспорта. Ситуация складывалась не в пользу Римова. В любой момент остановку мог снести какой-нибудь грузовик. Он зашагал прочь, временами оглядываясь и слушая город.
И вскоре услышал, как пискнул в руке телефон. Римов приник к нему ухом, но ничего не услышал, зато со стороны улицы Гончарова донесся вдруг отчетливый голос церковного колокола. Били в набат. Как при пожаре или наводнении. Мимо побежали люди – и взрослые и подростки, они торопились в сторону центра.
– Что случилось-то?! – крикнул одному из них Римов, но тот отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
– Неужели не слышишь! – крикнула сухая старуха с палкой наперевес. – Нас опять обнесли, как в семнадцатом.
– Каком еще?! Обождите!
Сергей Иванович замолчал и вскоре понял, что в колокол били в связи с выходом из строя главного компьютера под названием Искусственный Интеллект.
На улице тем временем образовалась толпа, и эта людская волна вытолкнула Римова сначала на улицу Гончарова, а потом понесла к главной площади, на которой утром Сергей Иванович пытался достучаться до сознания горожан.
– Обнуление карт! – доносилось со всех сторон.
– Надо идти к Большову! – раздавались призывы.
– За жопу его – и к стенке!
Несмотря на поздний вечер, площадь оказалась запруженной людьми. В здании правительства кое-где горел в окнах свет, а толпа скандировала:
