Он набрал номер матери и долго ждал. Потом раздался ее оживленный голос. Она еще не спала и, как видно, была полна сил.
– Ты где? Как ты? – спросила она.
– У нас кризис, мама. У нас нет больше денег, а правительству на нас наплевать. У меня такое ощущение, что у нас вообще нет никакого правительства. Даже председатель правительства и тот…
– Не смей! – почему-то воскликнула мать. – Ты не знаешь ничего, поэтому так говоришь. Ему сейчас тяжело. Большов – это наше будущее…
Софью Степановну явно занесло. Понятно, что Большов бывший морской офицер с тремя большими звездами на погонах, что он ходил в дальние походы, а дальше-то что?! Чем он занимался после вступления в должность? Вникал? В течение нескольких лет?
– А ты бы как хотел!
– Вник?
Мать промолчала.
– Вник, я говорю?
– Хорошо, успокойся. Завтра поговорим, – сказала мать. – Я приеду с утра.
Кошкин был потрясен. Родной человек, роднее которого нет на свете, нес абсолютную чушь. Большову сейчас тяжело… Большов наше будущее…
Машка сидела напротив него в той же позе, слегка запрокинув голову, и слабо дышала. Кошкин взял ее на руки и понес к себе в спальню. Там положил Машеньку на кровать, опустился на колени и стоял в таком положении, жадно прислушиваясь. А та едва дышала. Казалось, еще миг, и дыхание прекратится.
– Дыши, Машенька, – нашептывал Кошкин. – Не уходи…
Звонок в прихожей ударил как колокол. Кошкин вскочил, метнулся к двери. Возле подъезда на улице стоял высокий сухой старик в куртке, с поднятым капюшоном. В руке он держал небольшой чемоданчик. Это был Харитон.
Запор щелкнул. Старик, качаясь на нетвердых ногах, вошел в вестибюль, дождался, оглядываясь, пока за ним не закроется дверь, и стал подниматься. Два лестничных пролета он преодолевал целую вечность, а когда поднялся к распахнутой настежь двери, уцепился руками в перила.
– Ты обещал лифт, Кошкин, – сказал он, переводя дыхание.
– Учитель… – Кошкин развел руками. – Обещанного три года ждут. Время бежит, а Машеньке хуже.
– Веди… – Харитон отлепился от перил и шагнул, но в проем не попал, сунувшись плечом в косяк.
– У тебя дверь не на месте. Исправь…
– Исправлю, вот увидишь.
Старик в прихожей скинул башмаки, нацепил тапки и направился в спальню. Машка лежала в том же положении, на спине, вытянув ноги и не дыша.
– Эк, перекосило ее, – удивился Харитон. – Что ж ты сразу-то не сказал…
Он сел рядом с Машкой на кровать, раскрыл чемодан, вынул оттуда стетоскоп, велел снять с больной блузку, после чего вставил себе в уши гнутые трубки и, подняв указательный палец, стал выслушивать Машку.
Кошкин впервые видел учителя за таким занятием и даже стал сомневаться в его способностях. Одно дело – переучивать вчерашних школьников в студенты, другое – случай с Машкой, которая являлась новейшей разработкой.
Прослушиванием спереди дело не обошлось. Дед велел перевернуть Машку на живот и снова стал слушать, перемещая головку стетоскопа по спине, а потом вдруг стал прослушивать голову. Под конец он закончил обследование и вынул трубки из ушей.
– Незаменимая вещь, надо сказать, – буркнул он, комкая трубки.
– Что с ней? Она выживет? – торопился Кошкин.
Однако упрямый старик продолжал о своем:
– Уникальное строение акустической трубки позволяет легко перемещать ее с одного участка тела на другой.
– Она будет жить?
– Во-вторых, обеспечивает аускультацию низких и высоких частот… И в-третьих – это приятный неповторимый дизайн…
– Замечательно, но как же мне быть? Я сойду с ума, не переживу, – не выдержал Кошкин.
– Не сойдешь, – успокоил Харитон. – И вообще… перестань скакать перед глазами. Расправь уши и слушай…
Кошкин сел в кресло и приготовился к приговору.
– Насколько я понял, – сказал дед, – вы тут беседовали о банке. Нашли о чем говорить… Ее вырубили! Налицо признаки незаконного вмешательства. Хочешь послушать?
Он протянул Кошкину стетоскоп. Сунув наконечники в уши, тот приложил головку стетоскопа к Машкиной голове и вскоре услышал слабый щелчок, почти незаметный на фоне остальных размытых шумов.
– Достаточно. – Дед вынул у него трубки из ушей и повесил себе на шею. – Будешь мне ассистировать. Как только я кивну – нажми кнопку, но только один раз. И сразу же отпусти, иначе мы спалим ей мозг.
Он вынул из чемоданчика квадратный прибор с двумя проводами и сферическими присосками на концах, потом смазал присоски вазелином и приложил к вискам Машки.
– Может, вам самому нажимать? – усомнился Кошкин.
Но дед ему разъяснил:
– И рад бы, но происходит наложение волн. Так что уж ты постарайся, – и приступил к манипуляциям. Головка стетоскопа на этот раз поплыла у Машки вдоль позвоночника и, достигнув волос на голове, остановилась. Глаза у Харитона уставились в одну точку – на переносицу Кошкина. Кивок – и палец бывшего студента нажал кнопку. Затем еще кивок – и снова нажатие. На лбу у Харитона выступила испарина: кивок – щелчок, кивок – щелчок… И бесконечное ускользание «защелки», у которой словно бы сломан тонкий зубчатый механизм.
Дед напрягся. На носу повисла обильная капля пота, однако он не замечал ее. Снова кивок, и «защелка» встала на место. Дед знал это точно, потому что андроид и пресловутая «защелка» были разработаны им самим. Потом разработчика отстранили от дел, сославшись на то, что, согласно патенту, права на изобретение принадлежат другому лицу. Увы. Такова была суровая правда: кто успел застолбить участок – тот и хозяин…
– Эта падла, в смысле владелец патента, не имеет никакого отношения к разработке, – проговорил дед осипшим голосом. – Он даже ее не улучшил… Зато создал под свое имя новую церковь… Можно сказать, религию… Имя ему – дядя Вася.
– Кто таков?
– Неужели не помнишь? Эх вы, студенты, – удивился дед. – Он преподавал вам основы программирования на первом семестре… Это все, на что он способен.
Кошкин напряг мозг, но вспомнить какого-то Васю не смог. У Машки тем временем вздрогнули плечи, она глубоко вздохнула и закашлялась.
– Вот и славненько, – улыбнулся Харитон. – Вентиляция легких… Кладем ее на бок. Осторожненько…
Машка лежала теперь на спине и моргала.
– Что со мной? Прямо провал какой-то. Темнота и слова: «Банк вас поддержит… Интеллект превыше всего…»
Кошкин с Харитоном переглянулись. Андроиды не подвержены бреду. Из этого следует, что «больная», являясь передатчиком данных, действительно слышала эти слова.
Дед вынул из кармана платок и высморкался.
– Неисповедимы пути твои, Господи, – сказал он и стал собирать чемодан. Потом посмотрел на ручные часы и качнул головой. – Как видишь, нас здорово кинули… Мы попались на условные единицы, и нас теперь ждет беспросветное будущее, прозябание… Знаю, платить тебе нечем, да я и не взял бы – ведь ты мой ученик, а с твоим дедом мы вот с таких… – он показал рукой над полом, – бегали в кружок прикладной биологии и физики. Нам казалось тогда, что починить утюг – вершина блаженства… Оказывается, не на ту вершину ставили… На патент надо было ставить.
