«Харанна!»
Адреналин и ужас придали невероятной силы его голосу и его телепатическому посылу. Все в радиусе двухсот метров вздрогнули, когда образ Харанны ворвался в их сознание. Симпатичная девочка с темными волосами и смуглой кожей неловко распростерлась на булыжниках, ее грязное старое зеленое платье намокло от крови. Кровь блестела на булыжной мостовой рядом с ней, растекаясь лужей. Ее глаза были полны слез. Девочка не понимала, что происходит. Дыхание ее сделалось рваным от шока.
– Помогите мне! – закричал Тасьорка. И телепатически тоже: «Помогите!»
Противостояние на улице Кантураль приостановилось.
«Надо остановить кровотечение».
«Наложить жгут на рану».
«Я медсестра, дайте мне пройти!»
«Помогите ей дышать».
«Остановите кровотечение – вот так».
Образы-воспоминания о том, как надо применить текин к поврежденным тканям.
Слишком много людей столпилось вокруг. По всему городу прокатились сотни чудовищных изображений расстрелянной девочки, увиденных глазами разных людей, и картины передавались от одного потрясенного ума к другому.
«Девочка. Они застрелили маленькую девочку!»
– Я врач, черт побери!
Тасьорка и с ним еще двое пытались остановить текином кровь, текущую из раны. Он рыдал, и состояние его разума было слишком истерическим, чтобы он мог точно применить текин.
– Пропустите меня!
– Проходите.
Сильные и злые мужчины сомкнулись вокруг лежащей Харанны, охраняя ее. Теперь они с недобрым ворчанием расступились, пропуская молодого офицера. У него была на боку объемистая сумка с красным крестом. Врач опустился на колени рядом с девочкой.
– Все уберите текины, – велел он.
Врач протянул свой текин и коснулся ее раны. Он умело прихватывал и постепенно сжимал ткани, тем временем тихо и спокойно разговаривая с Харанной телепатически. Девочка храбро улыбнулась врачу. Он открыл сумку, и из нее поднялись в воздух повязки – словно замедленный взрыв. Врач стал бинтовать рану. Сквозь толпу пробилась медсестра и помогла ему с повязками. Под носом Харанны раздавили пузырек аманарника, и она вздохнула, когда наркотик подействовал. Ее глаза закрылись.
Вместе с большинством населения города Слваста смотрел глазами других людей на страдания Харанны. Образы передавались открыто. Как толпа разделилась, пропуская врача, но объединила свои текины в щит над головами, защищающий от камней и огненных снарядов. Как Меорский полк, блокирующий бульвар Уолтона, расступился, давая дорогу медицинской бригаде, везущей девочку в бесплатную Капитанскую больницу на Уоллес-роуд. Как ее окружили врачи и санитары, как они переложили ее на железную каталку. Слваста стиснул зубы, мучаясь вместе с Тасьоркой, когда хирурги оттеснили всех от его драгоценной дочери, которая теперь была отчаянно бледна, а ее дыхание стало прерывистым. Он пережил испуг отца, когда иглы воткнулись в ее вены и в тело девочки потекли чужеродные жидкости.
Спешно прибежал главный врач больницы, раздавая команды, и все здание было задернуто пологом, предоставив Харанне положенное ей уединение.
Каждый житель Варлана, не участвовавший в уличных беспорядках, с нетерпением ждал новостей о здоровье Харанны. Люди пережили три тревожных часа, а тем временем на бульваре Уолтона продолжались жестокие столкновения. Еще десятки участников получили травмы, было даже два смертельных случая, но именно бедственное положение маленькой Харанны потрясло сердце каждого.
Наконец Тасьорка вышел из-под завесы полога вокруг бесплатной Капитанской больницы и срывающимся телепатическим голосом объявил, что Харанну вывезли из операционной и врачи уверены, она поправится. Он поблагодарил всех за помощь и поддержку.
«И прошу вас, не надо больше насилия. Никто не должен пострадать, как пострадала она».
С этими словами он вернулся в больницу.
После этого столкновений стало меньше. Время от времени еще вспыхивали стычки, прежде чем люди наконец разошлись, когда солнце опустилось за горизонт.
В тот вечер Слваста остался в здании, помогая наводить порядок и нести охрану. Бункер развертывания теперь служил лазаретом для раненых гвардейцев – а таких было большинство.
Масляные лампы, свисавшие с кирпичного потолка бункера, распространяли бледно-желтый свет и наполняли воздух парами. Слваста прошел вдоль ряда коек, стараясь не обращать внимания на стоны и не хмуриться при виде окровавленных повязок солдат. В самом конце ряда на койке неподвижно лежал Арнис. Его голова была полностью забинтована, остались лишь узкие щели для глаз и рта. Белое полотно окрасилось алым в нескольких местах. Экстравзглядом Слваста прощупал, что там, под повязками, и обнаружил опасно много обгоревшей, поврежденной кожи и страшную рану в области губ. Над койкой висела капельница, а к руке Арниса спускалась резиновая трубка, заканчивающаяся иглой в его вене.
– А я думал, где это ты прохлаждаешься, – небрежно сказал Слваста.
В его тоне не проскользнуло ни намека на то, как на самом деле плохи дела Арниса, насколько сильно он будет обезображен, какие грубые шрамы останутся, даже если хирурги сделают свою работу наилучшим образом.
Арнис не ответил. Его панцирь был плотным, не позволяя пробиться никаким эмоциям.
– С девочкой все хорошо, – сказал Слваста. – С Харанной. Персонал бесплатной больницы каждый час рассылает телепатические отчеты, доступные всем. Люди получают заверения, что все в порядке. Я думаю, это хорошо.
Арнис окаменел, его мышцы напряглись.
«Мы этого не делали, – телепнул он. – Мои гвардейцы – хорошие ребята, они не стали бы стрелять в толпу. В девочку. В ребенка».
– Я знаю.
«Но именно это все говорят. Я слышу их. Весь город чувствовал ее, они видели ее глазами отца. Они чувствовали боль отца. И они обвиняют нас. Меня. Они ненавидят меня за то, что я отдал приказ».
– Ты не отдавал такой приказ. Мы все это знаем. Твой последний приказ был – стрелять в воздух.
«И кто это помнит?»
– Будет расследование. Должно быть. Текин толпы сразил тебя задолго до того, как кто-то выстрелил в Харанну. Я лично буду свидетелем и поклянусь в том. Все узнают, на тебе нет никакой вины.
«Официально. Вот что это будет: официальное подтверждение. А сегодня мы видели, что народ думает об официальных заявлениях, верно?»
Слваста схватил Арниса за руку.
– Мы знаем правду. Вот что важно. Я знаю. Твои друзья знают. Ты сам знаешь.
«Слваста, ты настоящий друг. Спасибо».
– Не надо благодарить друзей за то, что они друзья. Ага, вот и парни из фургона скорой помощи. Ты сможешь идти?
«Не уверен. Проклятые лекарства. Ненавижу их. Но сейчас болит не так сильно, хвала Джу».
