— Но как же? У нас в морозилке всегда котлеты моего производства и пельмени! Вареники с вишней…
— То разве вареники… Могла бы больше стараться! Их есть невозможно…
— Но ты же ел! Причем за ушами трещало!
— Да, ел… — неожиданно согласился он, а потом снова ринулся в наступление: — Мне надоело, понимаешь? Я праздника хочу! Жизни-праздника! А ты всё пеленки, распашонки, учеба… В парикмахерскую сходила и то перед вечером встречи выпускников! Дома вечно как непонятно что… Я тебя брал молодую, красивую… а получил что?
— Что получил? — спросила Адель на автомате.
— Чучело в халате!
Адель неловко пригладила волосы. С утра в зеркало смотрелась — чучела там не видела. Ну да, может быть, она не идеальная хозяйка и не «Мисс Вселенная»… Но определенно никакое не чучело! Кстати, халатов у нее вообще нет. Дома старалась ходить аккуратной, несмотря на декрет: хорошенькие шорты, майки свежие, бельишко новое покупала периодически.
«Видно, не интересно оно ему больше… бельишко мое…» — вдруг дошло до нее.
И все эти придирки лишь для того, чтобы оправдать одну большую подлость — измену.
— Ты мог не устраивать спектакль, просто сказал бы — больше не хочешь со мной быть… Зачем нужно было таким мерзким способом выдворять меня из квартиры? — вдруг спросила она. — Честно признаться стыдно?
В этот самый момент заметила, как у Макса покраснели уши — верный признак высокого эмоционального напряжения.
— Еще чего придумала! Мне стыдиться нечего!
«Ну да, ну да, нечего…» — Адель наблюдала за тем, как красная краска покрыла лицо Велесова, а потом и шею. Похоже, попала в точку. Небось муженек вообще с ней объясняться не планировал, прислал бы вещи, и всё…
На душе стало так гадко, что пришлось до крови закусить щеку, чтобы не разрыдаться прямо здесь и сейчас.
— Можно было поступить по-человечески, Макс! — протянула она, еле сдерживая рвущуюся наружу обиду. — Я не из тех, кто стал бы навязываться! Договорились бы об алиментах, днях встречи с Борисом…
— Так, стоп! — Велесов от возмущения даже зубами заскрежетал. — Какие к чертям алименты?! Ты думаешь, я тебе часть выручки отдавать буду, что ли? Совсем кукушкой поехала?! Мы с тобой официально не женаты, так что…
От последних слов Велесова Адель в буквальном смысле затошнило.
Осмотрела модно обставленный кабинет. Тут тебе и кресло кожаное, и стол новый, и монитор у компьютера гигантский, и люстра хрустальная под потолком, и даже свежий ремонт. Не так-то и паршиво идут дела у Максима. Деньги есть… просто он не хочет тратить их на семью.
— Но Борис ведь твой сын! И по закону ты должен платить алименты! — резко выкрикнула она.
— Если думаешь, что до его совершеннолетия будешь жировать за мой счет, то ты ошибаешься! Я не лох, не позволю разводить меня на бабки!
Его слова подействовали на нее не хуже, чем если бы надавал оплеух.
— Алименты — это значит разводить на бабки? Тебе вообще сын нужен? — воскликнула она.
— При таком раскладе мне проще написать отказ от родительских прав! — буркнул он.
Последняя фраза Велесова на миг оглушила Адель. Перед глазами всё поплыло, она схватилась за край стола, чтобы иметь хоть какую-то опору. Прикрыла глаза, пытаясь переварить услышанное.
Ну ладно — бросить ее. Это Адель худо-бедно могла понять. Ну разлюбил, ну не интересна больше… Но Борюсик! Он же сын, плоть от плоти, любимый комочек счастья, самое позитивное и непосредственное существо в мире…
Адель не знала большей радости, чем когда ребенок улыбался ей, был накормлен, обут, одет, в хорошем настроении. Знать, что у твоего чада всё хорошо, — особое благо, от которого хочется петь.
«Кто не растил ребенка, тот не жил!» — твердила когда-то ее мама.
Адель очень хорошо поняла значение этой фразы, когда, морщась от боли после операции кесарево, впервые смогла встать, доковылять до палаты, где держали новорожденных. Стоило ей взять на руки сокровенный сверточек со спящим ребенком, жить без него стало невозможным. Она забрала сына в палату, и с того дня они не расставались.
Эти сокровенные воспоминания Адель хранила до сих пор наравне с кучей других, не менее трогательных. Забота о Борюсике радовала ее.
А Максиму, оказывается, всё это поперек горла? Как?
Эта информация никак не укладывалась в ее голове.
Она помнила, каким внимательным и любящим был ее отец. И уроки сделать поможет, и иностранными языками с ней позанимается, расскажет интересную историю, отдаст последние деньги ей на платье к Новому году. Совместные поездки к морю, кино в выходные, восхищенный взгляд, когда она готовила для семьи что-то вкусное, похвала… Всего этого в жизни Адель было с избытком. Она, как цветок водой, питалась родительской любовью, росла в ней и не могла представить мира, где этой любви нет.
Но что же это получается… Максим сына не любит? Иначе как можно объяснить нежелание содержать собственного ребенка? Тем более готовность отказаться от отцовства?
— Ты не любишь Борюсика? — спросила она хриплым голосом.
— Вот только не надо мне тут давить на жалость! Ничего я тебе платить не буду! Если надумала, что будешь шиковать за мои деньги, этого не будет!
— Я спросила не об этом… — еле выговорила она.
— Да что там любить? — замахал руками Максим. — Сплошные слезы да сопли, разносчик инфекций! Я из-за него два раза в прошлом году гриппом заболел!
— Пиши отказ от ребенка… — бесцветным голосом ответила Адель.
— Вот только не надо из меня Дракулу лепить… — начал было он, но Адель услышала достаточно, больше ей было не вытерпеть.
Она развернулась и зашагала к выходу.
Глава 8. Совсем или не совсем?
— Ух, я б его… — шипела Софочка, закинув за плечо каштановую прядь.
Цвет волос и фигура, даже лица у Софии с Адель отчасти похожи, только глаза разные — у двоюродной сестры они насыщенного карего цвета. Впрочем, сейчас и у той, и у другой глаза были настолько сощурены от злости, что цвет бы никто при всем желании не рассмотрел.
— Ну он у тебя и козел… — продолжала она тем же гневным тоном.
— Не у меня… — шмыгнула носом Адель.
— В смысле? — нахмурила брови сестра. — Будешь оспаривать степень его козлиности?
— Ну нет… Точно козел, но не у меня, в смысле не мой… Пусть теперь с ним эта блондинка воюет!
Адель выпрямилась, поерзала на стареньком диване и, скорчив недовольное лицо, принялась копировать голос Велесова:
— Носки мне сложила не так, у брюк стрелки недостаточно острые, почему на ужин не форель, я же просил!
— Вот говнюк! — фыркнула Софа, откинувшись на спинку дивана. — Так и представляю себе его недовольную рожу…
