— Для кого? Для Гаврюши? Тут на две версты в округе нет больше никого.
— Тем более опасно. Я даже на помощь никого позвать не смогу, если ты безобразничать примешься.
— Поверь, Серафима, если бы я тут принялся, как ты выразилась, безобразничать, помощь мне не понадобилась. — И Иван Иванович тяжело вздохнул.
— К лекарю пойду, — решила я. — Сама, своими ногами. Он-то небось ласкаться по возрасту преклонному не способен. А то, знаю я вас, мужиков. Сначала перчатку долой, потом в запястье лобзание, потом рукав распустить, до локотка добраться, а уж затем…
Зорин застонал, поморщился, мотнул головой и, описал полукруг правой рукой, прижав ладонь левой к своей груди. Раздался щелчок, будто сошлись колесики какого-то механизма. Я обмякла, привалившись к зоринскому боку, веки налились тяжестью.
— Не рычи, — пробасил чародей, обращаясь, видимо, к Гавру. — Я правда по-хорошему хотел. Уговорить ее пытался. Но ты же сам видишь, она мертвого до смерти заболтает, переговорит, запутает. Серафима твоя, огненная. Огненная — значит горячая. В сон я ее ненадолго погрузил.
Рядом со мною сидела теперь Маняша. Я радостно сжала ее руки, ощущая шершавость нянькиных ладоней.
— Беглая, беспутная, — укорила тихонько. — Как могла меня покинуть?
— Не по своей воле, дитятко, — отвечала она, — лихие людишки постарались.
Я силилась что-то сказать, но, как бывает во сне, только беззвучно открывала рот. Маняша отвернулась, стерла плечом текущие по подбородку слезы, затем подняла голову, всматриваясь куда-то в даль.
— Слушай, дитятко, да запоминай, — проговорила торопливо, — три раза по три соберется, беда будет, три по лету, три по зиме, три сами по себе… — Маняша резко повернулась ко мне, обожгла взглядом: — Последняя отпирает, последняя запирает. Холодно мне, дитятко, ох как холодно…
— Как тебя отыскать? — получилось проговорить, изо рта со словами вырвались облачка пара.
— Князя отыщи, — Маняша сжала меня до боли, — в нем не ключ, но путь.
Ее лицо замирало, покрывалось инеем, последними подернулись неживой пеленой глаза. Я в ужасе зажмурилась, погружаясь в беспамятство. Багровые пятна расползлись под веками, рук не ощущалось вовсе, будто мне их отняли.
«Одна ты осталась, Серафима, и охранить тебя некому, — подумалось отстраненно, будто не о себе, — сдайся, покорись».
Нет уж! Дудки! Я ринулась вперед, вцепилась в кого-то большого и теплого, оказавшегося на пути, бестолково принялась распахивать на нем одежду, прислоняться щеками и плечами к обжигающе-горячей коже, а когда согрелась, довольно всхлипнула.
— Серафима, — сказал этот большой зоринским басом, — пора пробудиться.
Открыв глаза, я строго посмотрела на донельзя расхристанного чародея:
— Вы закончили осмотр?
— Да, — ответил он после паузы.
— Чудесно. — Я надела перчатки. — Надеюсь, ничего серьезного?
— Несколько ушибов, которые вас более не потревожат. — Зорин также перешел на «вы».
— Не изволите осмотреть также моего питомца? Ваши, дражайший Иван Иванович, услуги…
Дражайший Иван Иванович неторопливо застегивал жилет, прикрывая разорванную на груди сорочку.
— Я пришлю вам дюжину новых, — пообещала я.
— Позвольте полюбопытствовать, с какой целью? Намереваетесь их так же растерзать?
Я встретила его взгляд без смущения:
— Благородный муж не станет никому рассказывать о том, что произошло меж ним и юной барышней.
— И что же у них приключилось?
— Нервический припадок, — пожала я плечами, — что неудивительно после встречи оной барышни с колдовским наваждением. К слову, вам следует призвать из столицы отряд боевых чародеев, чтоб очистить Руян от всех демонических сущностей.
— Без ваших мудрых советов, Серафима Карповна, жизнь была бы попросту беспросветной.
— Она у вас станет именно такой, если будете болтать.
Сейчас, после угрозы, следовало бы гордо удалиться, но злокозненный Зорин уже ворковал нал Гавром, пригласив того к себе на колени.
— Что там? — не утерпела я, вернувшись к скамейке.
Ответом меня не удостоили. Чародей водил над полосатым тельцем раскрытой ладонью. Кот, судя по виду, блаженствовал. Зорин погладил урчащего разбойника и спустил того на землю.
— Ступай, Гаврюша, да не хворай боле.
А вот теперь-то гордо удалиться я решительно не могла, момент упущен. Эдак не за мною последнее слово останется.
— Надеюсь, когда мы с вами, Иван Иванович, в Мокошь-граде случайно встретимся, на продолжении знакомства вы настаивать не будете.
Вот оно: чудесное прощание. Но Зорин, болван чародейский, и здесь мне форы не дал.
— Берите свою няньку, Серафима Карповна, да не мешкая с острова отплывайте на материк.
— Это угроза?
— Предупреждение. Демон Крампус здесь на ведьм охоту затеял, так что вам лучше будет подальше обретаться.
Он что же, решил, что я ведьма? Я? Вот ведь умора! Сложив бровки домиком, я кокетливо протянула:
— Отбуду, всенепременно. Дела свои закончу и сразу же.
— Не закончите. — Иван Иванович пружинисто поднялся со скамьи, отчего возвысился напротив меня горою. — Вы же барышня умненькая, заранее все обычаи берендийские изучили, те, что древнейших дворянских родов касаются.
Я, не понимая, к чему он ведет, отступила, чтоб не запрокидывать голову.
— Предположим, нет.
— Праотцы осторожны были, чистоту крови блюли. Указом Берендия Первого, который первый камень берендийской государственности заложил, предписывается ближнему кругу с осторожностью браки заключать. Чтобы ни нави какой, ни прочей чужеродности дорогу к трону не открыть.
— Тому указу сто лет в обед.
— Четыреста, но его никто не отменил. Невесту перед венчанием консилиум из чародеев да лекарей осматривать будет. На предмет навьих снастей либо ведьмовских меток.
— Снастей? — Я покраснела.
Зорин грустно кивнул:
— Не выгорит ваше дельце, госпожа купчиха, еще и позору хлебнете.
Мне захотелось драться, вцепиться собеседнику в лицо когтями да не отпускать, пока о пощаде не взмолится.
— С чего вы решили, что мое дело с замужеством связано? Это… нелепо, нелепо и оскорбительно.
— Ах, Серафима, бросьте. Про ваши матримониальные планы на острове только что глухой и слепой не знает. Наталья Наумовна, голубица кроткая, жаловалась давеча, как вы ее в компаньонки зазывали, чтоб с дворянами знакомство свести.
Давеча? Когда только успела? Голубица!
— А прислуга сплетничает, что вы всем кавалерам от ворот поворот указываете, принца под парусом ждете. Барышню Абызову-де каждодневно цветами да конфетами чуть не по маковку осыпают, а она знай себе фыркает.
