— Нет-нет. Серафима Карповна, голубушка, логические построения — вовсе не дамского ума дело. Демоны не привязаны к какому-нибудь месту либо времени.
— Он появляется когда угодно и где угодно? — Обижаться было не время, дамский ум я, пожалуй, ему спущу.
— Предположительно.
— Девять женщин?
— Если верить источникам…
— Доктор, да или нет?
— Ну да, девять. Тогда, двадцать лет назад, из было девять. Их извлекли из меловой пещеры на западной оконечности острова. Некоторые из этих несчастных были уже мертвы, со следами обморожения и с легкими, полными воды…
— Те две, которым удалось выжить, — мне было очень страшно, — где они?
— Простите?
Я схватила лекаря за руку:
— Они здесь, на Руяне?
— Серафима Карповна, вы побелели. Вам нехорошо?
— Карл Генрихович, я хочу поговорить с одной из них. А лучше, с обеими. Вы можете устроить мне встречу?
— Это несложно. Но Иван Иванович будет возражать, он, насколько я могу предположить, желает самолично извести руянского демона.
— Если господа чародеи за двадцать лет не удосужились его уничтожить, то сейчас и подавно не будут. Господин Зорин в наших Палестинах по другой служебной надобности, отвлекаться на шалуна-Крампуса резона не имеет.
Лекарь поартачился еще минут с десять, но я видела: возражает для виду да чтоб лица перед кисейной барышней не терять. Болвана Ивановича забоялся! Три раз по три «ха-ха», и по лету, и по зиме, и как получится. Зорин нам мешаться не будет, по крайней мере, с завтрашнего дня, об этом я позабочусь. А пока…
Я вывела доктора лестницей черного хода, через столовую прислуги, каморку уборщика и чулан, в котором во время дождя сушилось белье.
— Зорину ни слова, — проникновенно попросила я на прощанье.
Означенный господин вдвойне моим делам противостоять мог, и как чародей, и как служитель закона. К счастью, в причины моей просьбы Карл Генрихович вникать не пытался, заверил, что тайну нашу сохранит. Люблю покладистых старичков, даже излишне при том шаловливых.
Итак. Время. Оно работало против меня, каждая минуточка, которую моя Маняша претерпевает страдания, отдается в моей душе болезненным ударом.
Бегом я вернулась в апартаменты. Гавр, предусмотрительно запертый, встретил меня недовольным ворчанием.
— Не до тебя! — На комоде в гардеробной дожидались меня писчие принадлежности и стопка разрозненных записок. — Хочешь гулять, отпущу. Не вернешься, твоя воля.
Я широким жестом указала на распахнутую дверь. Разбойник гулять не пожелал, принялся вылизываться.
— Вот и славно.
Кабинетик у меня был крошечный, приспособленный для дамских, даже девичьих нужд. Но именно туда, за письменный стол на гнутых львиных ножках, я переместилась из гардеробной.
Что мы имеем? Я пододвинула первый лист, вверху которого значилось: «Маняша и князь». Более там ничего не значилось. Я дописала про «не путь, но ключ» и размашисто вывела: «Какой князь?» Вопросительный знак изогнулся глумливой восьмеркой. Я посмотрела на него с отвращением. Что я могу сделать в этом направлении? Во-первых, стребовать у милейшей Натали приглашение на бал, обещанное его сиятельством. Ждать встречи с князем до бала я не собиралась, событие предстоит не сегодня и не завтра. Мне просто нужен повод для встречи. Изъявление благодарности за приглашение — хороший приличный повод. Второе…
Я поискала в бумажных обрывках.
Обитает его сиятельство на личной вилле с мудреным сарматским названием, которое записать на слух не получилось. Зато получилось набросать план. Прямоугольное строение, два крыла, два этажа. На верхнем — восемь апартаментов, на нижнем — служебные помещения, комнаты прислуги (три горничных, управляющий, садовник, повар с двумя помощниками, грум, лакеев нет, адъютант занимает двухкомнатный апартамент). Конюшня отдельно, сад с лабиринтом, через него спуск к пляжу, личному, отгороженному естественными скалами. Дно пологое, берег в мелкой гальке.
Худышка Марта, ранее служившая в отеле «Ласточка», водила знакомство с садовником, а тот, видимо желая ее впечатлить, приглашал девицу на виллу в отсутствие хозяев. Она-то меня об этом месте и просветила.
Есть еще летний домик в глубине сада, обычно никак не используемый. Но Марта сказала, что перед приездом его сиятельства было велено там прибраться, починить худую крышу и сменить отсыревшую мебельную обивку.
— Не слишком богато там обустроено. — Марта пожала на этих словах костлявыми плечиками. — В большом доме, там и гардины парчовые, и столовое серебро, и паркет наборный лаковый — клен да дуб, да ясень, а в летнем домике по-простому.
Толстушка Марта, желая внести лепту, кивнула. Во рту она в тот момент держала жемчужные шпильки, поэтому говорила невнятно:
— И белье постельное не шелк, а лен. Я сама туда комплекты носила, потому что…
Потому что… Дальше я припомнить не смогла. Видимо, в тот момент ее слова не показались мне важными.
Я посмотрела на карту, дорисовала подъездную дорожку через холм. Что там еще? Огород? Нет. Все необходимое к столу доставляют ежедневно из деревни, а чего здесь не найти — пароходиком. То есть в прошлые приезды князя так и было.
Я полюбовалась этой частью плана и отложила лист. Следующий я посвятила навьему капищу, зарисовала по памяти расположение тамошних барельефов и на том остановилась.
Напольные часы в углу кабинета сообщили мне, что прошел час с четвертью. Марты — девицы проворные, надеюсь, порадуют меня вскорости новостями.
Больше записывать было нечего, хотя… Крампус!
Я изобразила разлапистую кракозябру. Демон. У кракозябры появились рожки. Прячет дев в сундук. Да не всех. А только тех, кто… Сундук получился не в пример лучше демона. А почему сундук? Потому что мне так Болван Иванович сказал? А Карл Генрихович поведал, что у покойниц, которых из пещеры вытаскивали, полные легкие воды были. Он, что ли, душегубец, дев сначала в сундук, а сундук в море?
Я зевнула. Спать было никак нельзя. Поэтому, поднявшись из-за стола, отправилась в гостиную, к сервировочному столику, на котором дожидались меня Маняшины зелья. Обеденный гонг застал меня за попытками разжечь крошечную зельеварную горелку. Ничего сама сделать не могу! Белоручка! Неумеха!
— Обедать пойдем, — пнув ножку стола, сообщила я Гавру, — закажем кофею побольше да покрепче, ну и с кузиной перемолвимся, пользуясь случаем.
Кот показался мне раздраженным, что-то беспокоило полосатого разбойника. Он как-то странно подергивал лопатками, семеня передо мною по коридору, и оглядывался, вытягивая шею, будто пытаясь рассмотреть свою спину.
— А вот хворать не смей, — погрозила я пальцем, — нет у нас на это времени.
И только войдя в столовую и увидев за своим столом господина чародея с барышней Бобыниной по левую руку, вспомнила, что не собиралась сюда идти.
