— Мария Анисьевна хворает? — спросила госпожа Спивакова.
От тесноты моя нога оказалась вплотную прижатой к колену Зорина.
— Уже ей получше, — улыбнулась я несколько нервно.
Наталья Наумовна прожигала меня взглядом, отчего было горячо лицу, ноге тоже было горячо, но отнюдь не от взгляда. Неужели сложно было отпрыгнуть в коридор и убежать по нему, заливаясь безумным смехом? Теперь вот сиди, страдай. Да еще и кусок в горло не полезет.
К удивлению, но все полезло. Госпожа Шароклякина, по правую руку от меня, оживленно щебетала да следила, чтоб моя тарелка не пустовала. Подавали нежнейший сливочный суп с морскими ушками, а к нему слоеные крендельки и паштет из гусиной печени. Все было очень вкусным. Иван Иванович вниманием меня не баловал, погруженный в возвышенную беседу с Натальей Наумовной. Я попыталась отодвинуть свое колено, сместив его так, чтоб не прикасаться к соседу, но, видимо, конечности Болвана Ивановича должны были занимать все свободное место, потому что вскорости я опять ощутила его близость.
Я откушала суп, поправила на коленях салфетку, ненароком отодвинув чужое колено рукою. Однако в этот момент сосед тоже поправлял свою салфетку. Наши пальцы встретились. Я сдержала возглас, Зорин же, не переставая говорить с Натали и не повернувшись, сжал мое запястье. Я оказалась в ловушке. Тем более нелепой, что освободиться сколько-нибудь приличным образом я не могла. Он отпускать меня собирается, разбойник?
— Гавр? Кыс-кыс?
Я придумала приличный способ и сделала вид, что пытаюсь заглянуть под стол. Зорин отвернулся от Натали, помог приподнять мне скатерть, затем, не отпуская моей руки, сообщил:
— Гаврюшенька вас, Серафима Карповна, к столу сопроводил, да и был таков, наверное, не голоден.
Я посмотрела в голубые глаза чародея с угрозой:
— Вы уверены?
— Абсолютно, — заверил тот меня и опустил скатерть, прикрывая ее краем наши теперь сплетенные пальцы.
Ах так? Я разозлилась просто до безумия. Да что он себе позволяет? Будь здесь Маняша… Ух она бы ему устроила! Какое бесстыдство! Будто влюбленная парочка под столом за руки держимся.
— Однако, Фимочка, — негромко, но так, что все услышали, обратилась ко мне кузина, — являться на обед без дуэньи в твоем положении и нежном возрасте…
— На время болезни Марии Анисьевны, — вдруг строго сказала Шароклякина, — я вполне могу исполнять ее обязанности. Я женщина пожилая…
— Да какая вы пожилая, Лариса Павловна, — возразила я, удачно вспомнив имя-отчество Шароклякиной.
— Ах, бросьте, Серафима! — Матрона кивнула официанту, позволив убрать приборы. — В матери вам, пожалуй, по возрасту гожусь, в опекунши тем паче. А вот вы, дражайшая Наташенька, что ж свою гризетку отсадили?
Я поискала взглядом, рассмотрела Лулу за дальним столиком у окошка.
— Не хотелось неудобств от многолюдья создавать, — проворковала Натали и вздохнула, направив укоризну в мою сторону.
— В тесноте, да не в обиде, — отрезала Шароклякина.
Я испугалась, что она сейчас примется гнать кузину к ее горничной, но обошлось. Подали десерт, и все отвлеклись на кремовые эклеры в поземке сахарной пудры.
Иван Иванович сладости не кушал. Потому что правая рука у него была занята, а левой орудовать было несподручно. Это я поняла с некоторым злорадством и так же злорадно потянулась к лакомству.
— А вы что ж, Наталья Наумовна? — вопросил Сиваков со стариковской галантностью. — Фигуру бережете?
— Не хочется, — вздохнула кузина. — Мне много не нужно, глоток воды, кусочек хлеба…
Охлажденный крем скользнул по небу, я отложила пирожное, отпила кофе, горький, пряно-горячий, его вкус идеально дополнил сладость эклера. Я даже зажмурилась от удовольствия, а открыв глаза, заметила, что Зорин внимательно на меня смотрит. Натали отвлеклась на беседу с Спиваковым, чем чародей не преминул воспользоваться.
— Отпусти, — попросила я одними губами.
Он покачал головой.
Я приподняла брови: «Зачем?»
Иван сжал мою руку.
— Эх, молодость, — пробормотала Шароклякина, но, когда я встревоженно к ней обернулась, матрона сосредоточенно подливала в свой кофе сливки.
Обед закончился. Сиваковы попрощались, Лариса Павловна потребовала у официантов еще один кофейник. Лулу просеменила к выходу из залы и переминалась на пороге, поджидая Натали.
— Мне вдруг десерту захотелось, — громко сообщил Зорин. — Вот до сего момента не хотелось, а сейчас неудержимый голод ощущаю.
— Позвольте. — Я безуспешно дернула рукою.
— И вы, Серафима Карповна? — балагурил чародей. — Ах, ну разумеется, раз ваша дуэнья решила задержаться, то и ваше место подле нее. Что ж, Наталья Наумовна, не смею вас…
Он лишь на вершок приподнялся и ухватил левой рукой пирожное.
На кузину было страшно смотреть, она так сжала губы, что рот стал почти неразличим на ее бледном лице.
— Хорошего дня, — наконец выдавила она вежливо-равнодушно. — Госпожа Шароклякина, Иван Иванович.
Лулу в дверях подхватила хозяйку под руку.
— Экие страсти. — Шароклякина опрокинула в себя кофе с гусарской лихостью. — Пойду я, после обеда вздремнуть не мешало бы.
Я попыталась встать.
— Спасибо, Лариса Павловна.
— Сиди, чадушко, — велела матрона, передразнив Маняшины интонации. — На двор без меня ни ногой. Часа через два, либо два с четвертью, либо… В общем, променад совершать будем. Понял, Иван Иванович?
— Спасибо, Лариса Павловна, — серьезно ответил чародей.
Шароклякина пошла из залы, переваливаясь из стороны в сторону.
— Отпусти! — наконец можно было говорить громко и даже вытащить руку из-под стола.
— Не могу. — Зорин проглотил последний кусочек пирожного. — Я колдую.
— Привораживаешь? — Мне показалось, что официанты, суетящиеся у дальних столов, удивленно на нас поглядывают, поэтому я опять спрятала руки под скатерть.
— Поверь, если бы я тебя привораживал, ты бы… — Он замолчал, видно воображая, что именно я бы делала, но фразы не закончил. — Что-то здесь лишних глаз и ушей в переизбытке. Может, в другом месте побеседуем?
— В каком еще месте? Мне без Шароклякиной из отеля теперь не выйти.
Зорин подумал, затем спросил:
— К тебе или ко мне?
— Что?
— Можем поговорить в моем номере или в твоих апартаментах.
— У меня Маняша болеет.
— Врешь. — Он покачал головой. — Ежу понятно, что никакой Маняши с тобой нет часов десять, а то и дюжину. Иначе бы, Фима, я здесь влюбленного пажа не разыгрывал и за ручку тебя не держал.
